Заморский тайник - Александр Александрович Тамоников

и не услышал. Люди спали, а собак на заимке не водится. Кто эти двое – староверы не знают. Куда они направились, покинув скит, тоже неизвестно. Где они сейчас – никому неведомо тем более. Будем искать. Тут, знаете ли, есть где разгуляться и размахнуться. И вширь, и ввысь, и вглубь – как угодно. Есть где искать и есть кого искать.* * *

Первоначальные поиски, впрочем, не принесли особых результатов. Хотя, конечно, кое-какие любопытные сведения Курдюмов и раздобыл.

Во-первых. В ночь, когда случились убийство и кража, на реке было слышно тарахтенье лодочного мотора. Об этом Курдюмову рассказали охотники, застигнутые дождем и темнотой и потому решившие скоротать ночь на берегу той самой реки, где они и услышали звук мотора. Самой лодки охотники не видели, так как было темно, да и зачем им смотреть на чужую лодку? Тарахтит она себе и тарахтит. Значит, в ней плывут люди. Значит, им так надо, если они плывут в такую-то ночь. Неотложное, значит, у них дело.

Так-то оно так, однако же лодка тарахтела именно в ту самую ночь, когда на староверческой заимке были совершены целых два злодейства. Притом тарахтенье охотники слышали, как потом вычислил Курдюмов, примерно спустя полтора часа после совершенных злодейств. А до той реки – примерно три километра от староверческого скита. Учитывая таежное бездорожье, ночь и дождь, как раз за полтора часа от скита до реки, где загодя припрятана лодка, и доберешься.

Возможно ли такое, что на той лодке уплыли те самые воры-душегубы? А почему бы и нет? Очень даже возможно. Тем более что у кого вдруг могла возникнуть такая надобность – плыть в лодке ночью, да еще под дождем? Только у того, кто по какой-то причине не мог дожидаться утра. Ну, так убийство и кража – разве это не есть та самая причина? Какой вор и какой убийца будут ждать, когда наступит рассвет? Нет, они сразу же постараются удалиться от места преступления как можно дальше. Несмотря на ночь и дождь, да хоть небесный камнепад!

К тому же охотники уверяли, что лодка уплыла вниз по течению, а это наверняка значит, что в город. И, опять же, кому это так приспичило – тарахтеть, не дождавшись утра, в город? За какой такой нуждой? Оно, конечно, теоретически такая нужда вполне могла возникнуть. Например, чьей-то жене заоохотилось рожать. Тут уж, конечно, ждать рассвета не будешь, а когда той жене приперло, тогда и запрягай коня. Ну, или заводи мотор.

Но в том-то и штука, что ни в том самом месте, откуда отчалила моторка, ни в ближайших окрестностях примерно на пятьдесят верст во все стороны не было никакого человеческого жилья! А значит, и рожать было некому! Староверческий скит – не в счет. Они своих рожениц в город не возят, как-то управляются сами.

Ну, а в итоге – что же получается? А получается довольно-таки правдоподобная картина. Две неизвестные личности, совершив свое черное дело, уплыли по реке на моторной лодке. А это означает, что лодка ими была приготовлена загодя. Но если оно так, то и само преступление также было задумано загодя. Готовилось злодейство, обдумывалось со всех сторон! Одно было непонятно – откуда душегубы узнали про редкостную икону в староверческом скиту? Ну да это было не так и важно. В данный момент нужно было поймать изуверов, а уж потом они и сами расскажут, откуда им стало известно об иконе.

Теперь – во-вторых. Добыл Курдюмов кое-какие сведения и о преступниках. Тайга – она ведь слухами полнится. А еще у тайги много глаз, и уж она-то непременно увидит того, кто по ней бродит. С добрыми намерениями или недобрыми – а увидит все равно. Разглядела тайга и двух незнакомцев, затесавшихся в ее дебри. Вернее сказать, разглядели этих незнакомцев люди, обитающие в тайге. Ну да что тайга, что люди – это все едино.

По виду эти двое незнакомцев были чужаками. И одежда с обуткой были на них не те, и выговор не таежный, и ухватки, и взгляды, и снаряжение – всего по небольшому рюкзачку за плечами. Плыли они, между прочим, на моторной лодке вверх по течению. И приставали к берегу, едва только завидев человеческую фигуру или признаки человеческого жилья.

И встречных людей, и человеческих жилищ по обоим берегам неширокой реки им встретилось не так и много – всего-то два человека и одна обитаемая заимка. Но у каждого встречного незнакомцы спрашивали одно и то же – правда ли, что где-то неподалеку располагается скит старообрядцев? Им отвечали, что так оно и есть, скит, по местным меркам, совсем недалеко. И даже двое из встреченных выразили желание проводить незнакомцев до того скита, чтобы они не заблудились. Но оба раза незнакомцы отказались от того, чтобы их сопроводили. Сказали, что найдут скит сами. Ну, сами так сами. Вольному – воля. А вот для чего им понадобился тот скит, о том у них никто не спрашивал. Значит, надо, если ищут. В тайге никто не гуляет понапрасну, здесь у каждого свое дело, тайга – это вам не городские тротуары. И, кроме того, в тайге не задают лишних вопросов. Если таежному человеку надо, то он сам у тебя спросит. А не спросит – значит, ему и не надо. А если ему не надо, то и тебе зачем у него спрашивать?

Разузнал Курдюмов, конечно, и о приметах тех незнакомцев. Да только что толку было с этих примет? Конечно, в тайге разыскать человека по приметам куда как проще, потому что мало в тайге людей. А в городе? Вот то-то и оно. В городе все люди на одно лицо, это вам скажет любой таежник. А те двое почти наверняка укрылись в городе. Вот и ищи их там…

Итак, что же получается согласно предварительному итогу? А получается – что те двое и есть убийцы и воры. Сами факты событий говорят за то. Вот они плыли на моторке вверх по течению и всех встречных расспрашивали о староверческом ските. А вот ночью они на моторке плыли обратно. Спустя каких-то полтора часа после убийства и кражи. Таких совпадений на этом свете не бывает… Они это. Точно – они.

Да вот только где же их искать?

Глава 7

Оперуполномоченный Егор Прилепский прекрасно понимал: икона с Иоанном Лествичником, которую украли у профессора Матвеева, вряд ли надолго задержится в Москве. Потому что это рискованно и опасно для тех, кто ее украл.

В самом деле: в частную коллекцию ее не поместишь, потому что слухи о такой редкости тотчас же разлетятся по всей Москве. А если так, то и милиция узнает об этих слухах. А узнает милиция – все для воров, кем бы они ни были, закончится очень печально. Спрятать икону в каком-нибудь надежном месте в ожидании, что через пару-тройку лет уляжется шум и о краже забудут? Так ведь не забудут, потому что такие кражи не забываются. Уникальный артефакт – это вам не какие-нибудь украденные сапоги. Да если даже и забудут, то как только икона вновь всплывет на поверхность, о краже тотчас же вспомнят. И в первую очередь вспомнит милиция. А если вспомнит, то и начнет действовать. Достанет нераскрытое уголовное дело из архива, а дальше – все понятно…

К тому же, даже если икону и спрятать, это еще ничего не решает. Потому что останутся люди, которые эту икону украли и спрятали. И другие люди, которые что-то об этом слышали или хотя бы о чем-то таком догадываются. А где люди, там и пересуды, слухи, домыслы. А где слухи, домыслы и пересуды, там и милиция с ее агентурной сетью. Взять хотя бы того же Прилепского. Для него любой слух – это та самая ниточка от клубочка. И уж он ее не выпустит из рук, пока не размотает весь клубочек!

Так что хранить икону в Москве – это очень и очень неосмотрительно. Это чистой воды дилетантство. А среди тех, кто крадет древние иконы и прочие раритеты, дилетантов нет. Такие кражи – это, можно сказать, высший воровской пилотаж. Уж об этом-то Егор Прилепский, с его немалым опытом, знал прекрасно.

Но, как бы там ни было, начал Прилепский поиски иконы именно с Москвы. Не в одиночку, конечно, а вместе с четырьмя своими помощниками – старшим лейтенантом Денисом Монаховым, старшим лейтенантом Вячеславом Ласточкиным и лейтенантами Антоном Рябко и Иваном Котиком. В одиночку с таким делом справиться было весьма затруднительно.

Как уже упоминалось, найти икону в Москве или даже где-нибудь в Подмосковье оперативники не надеялись. Но вместе с тем