Адский поезд для Красного Ангела - Франк Тилье

— Что пвоизошло, господин полицейский? — спросил врач, акцент которого сильно напоминал выговор Дуду Камелиа. У него тоже была досадная манера заменять «р» на «в».

— Мне бы хотелось знать, имеется ли у вас картотека пропавших животных?

— Разумеется, общегосударственная картотека, ведущая учет потерянных, брошенных или пропавших животных. Как вы можете догадаться, она берет в расчет только клейменых собак.

— Можете ли вы запросить ее?

Он присел у компьютера, «макинтоша» последней модели с надкушенным яблоком на крышке.

Глядя на его губы и лоб размером с футбольное поле, можно было предположить, что у него огромные толстые пальцы. Но они оказались точеными, словно чуткий инструмент юной швеи, и легко летали над клавишами.

— О чем вы хотите заявить?

Легкий ветерок раскачивал кроны кипарисов, и их зеленая масса колыхалась за массивными стеклами. Я присел к экрану:

— Покажите мне собак и кошек, пропавших в округе между первым мая и сегодняшним днем.

— Собак или кошек? Мне надо выбрать!

— Собак…

— Собак… В Верноне… В радиусе, скажем, тридцати километров… Тридцать километров, подходит?

— Вполне.

Компьютер пошуршал пару секунд, прежде чем выдать вердикт, подключилась оперативная память.

— Сто двадцать пропавших собак.

— Вы можете сгруппировать их по городам и рассортировать в порядке убывания?

— Подождите… F8… Пожалуйста…

Ничего очевидного. Максимум по четыре пропавших собаки на город или деревню… в самое разное время. Никаких совпадений. Ничего.

— А если попробовать с кошками?

— Уже…

Результат еще хуже. Никуда не годится… И все же что-то подталкивало меня, и я продолжал настаивать:

— А можете повторить запрос по собакам, но с расширением радиуса до шестидесяти километров?

— Конечно… — ответил врач. — Но в таком случае мы уже попадаем на Париж и рискуем получить целую уйму… Могу ли я высказать свое соображение, многоуважаемый господин полицейский?

Неужели этого парня когда-то, в прошлой жизни, избили полицейские, если он до такой степени боится? Или, может, он видит в них высших существ вроде усатых богов, прибывших на Землю в корзине салата фризе?

Я воскликнул:

— Да конечно, давайте!

Он вернулся на предыдущую страницу:

— Я не знаю, что именно вы ищете, но место интенсивного исчезновения собак видно — как нос на лице! А я могу вам сказать, что у меня нос заметный!

У меня подпрыгнуло сердце.

— Покажите!

Он ткнул пальцем в четыре разные точки на экране:

— Четыре деревни или городка, на расстоянии не более пяти километров один от другого, километрах в двадцати отсюда на юг.

Такое захолустье, что я и названий-то не знал. Он продолжал, угли его глаз разгорались.

— И… исчезло четырнадцать собак! В период… с одиннадцатого июня по второе июля, то есть меньше чем за месяц! Четырнадцать собак меньше чем за месяц в радиусе десяти километров. Многовато, не так ли?

Большой нос и должен обладать исключительным нюхом! Я заметил:

— Из вас бы вышел отменный фараон!

Он вспыхнул:

— Подождите! Похоже, у меня для вас есть кое-что получше… Совпадение пород пропавших собак!

На экране появился список: лабрадор… лабрадор… коккер… лабрадор… Собаки хорошего размера, ласковые и покладистые, обладающие простым характером и легко поддающиеся дрессировке.

Глядя на экран, я спросил:

— Вам известно, что стало с этими собаками? Нашли ли кого-нибудь из них?

— Понимаете, господин многоуважаемый полицейский, люди обращаются к нам, только когда теряют своих собак. Зато когда находят, непременно забывают сообщить об этом. У нас нет никаких сведений о том, что с ними стало. Эта общегосударственная картотека превращается в помойку, потому что ее никогда не чистят.

— И последний вопрос, потому что вы, похоже, знаете здешние места как свои пять пальцев. Есть ли поблизости какие-то лаборатории, ставящие опыты на животных? Может, кто-то занимается отловом собак для проведения своих экспериментов?

— Нет, не в курсе. Кроме HLS, ближайшая косметическая лаборатория находится в Сен-Дени. А HLS работает только с заводчиками биглей. К тому же ловщики животных не охотятся на подобных собак, разве что если у них есть заказ. Обычно их больше интересуют бродячие дворняги, эти мешки с блохами, исчезновение которых скорей устраивает жителей, нежели беспокоит…

— Спасибо, мсье Н’Ген. Можно сказать, вы оказали мне огромную помощь. Могу ли я получить адреса владельцев, обратившихся в картотеку?

Он сменил тон:

— Не возьмете ли кошечку в знак признательности? Мне до конца недели предстоит провести восемь усыплений. Для меня это почти как убить собственную душу.

— Увы, доктор… Я редко бываю дома…

Он заговорщицки подмигнул:

— А для жены?

Я медленно катил в сторону Эгльвиля, стараясь выбирать проселочные дороги, чтобы сполна насладиться цветущей зеленью деревни. Я остановился на опушке небольшой вязовой рощицы, чтобы помочиться. За моей спиной, до совершенно прямой линии горизонта, напоминая кладбище с соломенными надгробиями, выстроились стога золотистого сена.

Вот откуда был собачий вой, преследующий Дуду Камелиа. Он шел отсюда, из заброшенных на плоской равнине деревень. Я ощущал, что расследование продвигается, но в совершенно неведомом направлении, словно космический зонд, исследующий Вселенную, никогда не зная, куда он движется и что на самом деле ищет.

Я думал о нем, о Человеке без лица, о котором говорила Дуду Камелиа. Это он вернулся на место учиненного защитниками животных погрома, чтобы собрать орудия смерти, анестетики, перевязочные материалы. Я догадывался о его притязаниях, его желании точным и рассчитанным ударом скальпеля причинять горе и страдание. Я буквально видел, как он вынюхивает свою жертву, преследует ее на расстоянии, подстерегает, чтобы однажды вечером наброситься на нее, подобно тому как бросается на запутавшегося в паутине комара черная вдова.

Я думал о той связанной женщине в грязном подвале, измученной, морально истерзанной стрелами ужаса. Бывают моменты, когда становится невозможно ощущать страдания другого человека; их можно вообразить, почувствовать, как они пробегают вдоль позвоночника, содрогнуться и зарыться с головой под одеяло. Но невозможно поставить себя на его место. Никогда…

Разрабатывая «собачий след» и не слишком представляя, куда он может меня привести, я рассчитывал получить преимущество над убийцей. Я сошел с тропы, которую он для меня наметил, и пошел кратчайшим путем, позволяющим обогнать его. Я вспоминал фразы, неизменно звучащие в каждой лекции Элизабет Вильямс: «Преступник никогда не передвигается один. Куда бы он ни шел, повсюду его сопровождают некие элементы, оставляя несмываемый след его присутствия. На месте преступления происходит обмен между преступником и составляющими пространство невидимыми элементами; убийца оставляет что-то от себя и уносит с собой крохотную частицу места, где он находился, и ничего не может с этим поделать. Именно на этом обмене нам следует строить расследование».

Возможно, существует связь между убийцей — Человеком без лица — и пропавшими собаками. Возможно, в какой-то момент состоялся пока что не обнаруженный обмен, который обретет свой смысл, когда тропа закончится…

Но что меня ждет впереди? Неудача? Осознание своей неспособности защитить гниющую во мраке и сырости сточной канавы женщину, чьего имени я даже не знаю?

Я сел в машину и продолжил путь к югу. Впереди лениво и болезненно рдел закат.

«Неудача — лучшая плетка», — твердил мне дед, имевший страсть говорить афоризмами.

Поедая татар-бифштекс в бистро, где атмосфера напоминала ту, в которой зарождались первые клетки жизни в период докембрия, я размышлял о том, что старик, безусловно, не учитывал всех параметров, а именно ЗКН, закона крайней непрухи. Пять адресов, вычеркнутые из составленного ветеринаром списка, — это пять провалов. Единственное заключение, сенсационное, которое я сумел вывести, — это то, что все собаки пропадали ночью, когда спали в будках за пределами дома. Никакого лая, ни одного свидетеля; в каждом случае дома выбирались уединенные, и собаки, похоже, лизали ноги своих похитителей.

Я ехал уже минут десять, когда у меня зазвонил мобильник. Прежде чем ответить, я остановился на обочине.

— Комиссар Шарко? Это Арман Жаспер, специалист по дешифровке изображений из лаборатории в Экюлли.

Экюлли, регион Рона-Альпы, жемчужина лабораторий научной полиции.

— Мы проанализировали фотографии истязаемой женщины, полученные нами из Парижа по цифровому каналу. И обнаружили наличие проходящих вдоль верхней части стен вентиляционных труб довольно значительного диаметра. На оригинальном снимке их скрывала темнота. На фотографии, где женщина сидит спиной, на уровне потолка нам, кажется, удалось различить нечто напоминающее вентилятор. Я говорю «кажется», потому что задний план, несмотря на проведенные над изображением процедуры сглаживания, по-прежнему очень размыт, а в помещении слишком темно. По диаметру устройства и труб специалист по строительству определил, что системы подобного типа разрабатывались для перегонки довольно большого объема воздуха. Многих сотен кубометров в час… Так что совершенно очевидно, что жертва находится не в частном владении вроде подвала или гаража, но, скорее, в строении размером со склад…