Адский поезд для Красного Ангела - Франк Тилье

— Свежо нынче утром! — рискнул я завязать подобие разговора.

Специалист бросил на меня быстрый раздевающий взгляд, подтянул узел своего выцветшего галстука и вновь погрузился в молчание.

— Мэр должен прибыть с врачом страховой кассы из Бреста, — продолжал я, обращаясь к живому надгробию.

— Думаете, мне нравится этим заниматься? — произнес он глубоким баритоном.

— Что, простите?

— Потрошить трупы, зашивать им глаза и губы, а потом выкапывать их, словно бы для того, чтобы еще раз поиздеваться над ними… Думаете, это доставляет мне удовольствие?

Человек и танатопрактик, точно как человек и полицейский, — враги, запертые в одном теле, связанные, как две кости одного скелета…

— Я и сам тоже испытываю ужас от подобных вещей, — совершенно искренне ответил я. — Могу вам даже признаться, что в настоящий момент я вообще ни в чем не уверен… Не от хорошей жизни мы вырываем мертвых из их смертного покоя…

Моя внезапная откровенность тронула его.

— Вы правы, нынче утром свежо!

Я подошел. Скрип моих шагов по гравию эхом раздавался в этом застывшем лесу крестов и бетонных надгробий.

— Скажите, можем ли мы надеяться, что после более чем двух месяцев обнаружим тело в хорошем состоянии?

— У этой несчастной девушки три четверти костей были раздроблены, конечности полностью вывернуты, а лицо обезображено. Работа у меня сложная, но я хорошо ее делаю, и многие даже говорят, что у меня талант.

— То есть?

— Вам нужны подробности? Пожалуйста. Я выпустил из тела кровь, чтобы заменить ее формальдегидом. Вернул кости на место. Выкачал мочу, содержимое желудка, кишечные газы. И прежде чем одеть, еще раз вымыл тело антисептическим мылом. Методы погребения предполагают, что тело отлично сохраняется более четырех месяцев. Обычно вы находите его в блестящем виде: оно как новая монетка.

Наконец прибыли двое опоздавших, не более счастливых, чем мой товарищ по туманному утру. На их лицах отчетливо читалось беспокойство.

— Приступим! — приказал мэр нарочито ледяным тоном. — Уладим это дело, и хорошо бы поскорее.

Могильщики взялись за лопаты, вскрыли могилу и подняли гроб.

Вокруг меня серьезные лица и ускользающие взгляды.

Красное дерево словно вскрикнуло — лямки заскрипели по лакированной поверхности гроба.

Крышку сдвинули. Увидев сдержанное и чересчур упорядоченное внутреннее убранство гроба, я ощутил на своей щеке прикосновение костлявой руки. Руки Смерти…

В пучке света моего американского фонарика из-под слишком белого савана появилась обращенная ко мне кисть. Пальцы молитвенно сложенных рук были почему-то сжаты в кулаки. Батистовое покрывало словно бы нежно гладило лицо, а вдоль шеи спадали слегка вьющиеся и еще сохранившие свой цвет каштановые волосы. Поскольку никто и пальцем не шевельнул, я взял на себя инициативу обследовать поверхность тела. От прикосновения покрывающая залатанные останки ткань затрещала, как высохшее на морозе белье. Симпатичные шмотки, наверное лучшее из того, что у нее было, на какое-то мгновение заставили меня подумать, что она спит. Непослушной рукой я расстегнул костюм, потом блузку. И сердце мое едва не разорвалось, когда показалась смертная белизна ее груди. Кожа пошла едва заметными складками, напоминающими спокойную морскую гладь, но ощущалось, что потусторонняя команда уже вовсю хлопочет над всем тем, что еще говорило о жизни.

На левой груди красовалось что-то вроде козлиной морды — приносящее несчастье изображение, которое можно найти в старинных колдовских книгах. Ближе к правому плечу возвышался кельтский крест, обвитый змеей, напоминающей белую гадюку с окровавленными клыками. Интересующая меня татуировка дугообразно вилась вокруг пупка. Красные буквы уже начинали сморщиваться, как увядшие цветы. Я слегка растянул кожу и прочел: BDSM4Y.

Я попросил, чтобы прежде, чем снова захоронить останки, мне дали позвонить. Накануне вечером я предупредил Тома Серпетти о возможном звонке.

Он ответил на второй сигнал и сразу сказал:

— Я готов. Давай код.

Я продиктовал ему пять букв и цифру, составляющие выражение, смысла которого я пока не улавливал.

— Ну, рассказывай! — Я изнывал от нетерпения.

— Черт возьми, текст обрабатывается. Теперь программа ищет верный алгоритм дешифровки… AES-Рейндол, Blowfish, Twofish…[20] Мне кажется, тут работы на часик. Список разных алгоритмов впечатляет. Позвоню, как только это закончится! Как ты думаешь, что мы там обнаружим?

— Что-то, что меня пугает, Тома…

Глава четвертая

Кабинет начальника Уголовной полиции, с потертым линолеумом, обветшалой мебелью и линялыми шторами, обладал величавым статусом культового места, старинного и церемонного, где строгость обостряет чувства до такой степени, что начинает мерещиться самое неожиданное. Сквозь обшарпанную и покрытую кругами от кофейных чашек столешницу огромного дубового стола для заседаний в центре комнаты как будто слышались призрачные меланхоличные голоса сменявших друг друга безымянных главных следователей.

Плотно сжав губы, я влажными руками установил проектор. Вокруг стола взволнованно рассаживались лейтенанты Сиберски и Кромбе, мой шеф Мартен Леклерк, еще три офицера Уголовной полиции, судмедэксперт Ван де Вельд, два специалиста из SEFTI и десяток инспекторов. Скопление недюжинных умов, сообщество личностей, преданных единому делу. Некстати был разве что психолог Торнтон.

Пришла Элизабет Вильямс, специалист по психокриминалистике, и села напротив меня. Укладка, полосатый костюм, неприветливое лицо. Прямо фасад церкви.

Мы собирались погрузиться во внутренний мир убийцы, в эту охваченную пороком вселенную, в болотистую местность, смердящую тухлятиной и бешенством.

Сиберски задернул шторы, и я нажал кнопку пуска.

В ослепительном конусе белого света на экране появилось изображение женщины. От ощущения непереносимой боли, исходившего от каждого миллиметра снимка, зрители оцепенели с открытым ртом и нахмурились.

Я попытался придать голосу уверенности:

— Электронное письмо, полученное мною шесть дней назад, в ночь первого убийства, содержало два зашифрованных методом стеганографии снимка. Один из них был сделан спереди, а второй, вот этот, — со спины. Убийца представляет нам свою следующую жертву…

На экране возникла сфотографированная сзади обнаженная женщина, стоящая на коленях на бетонном полу возле стены. Сквозь тонкую, как кисея, кожу проступала кольчатая змейка ее позвоночника. Заострившиеся лопатки грозили пропороть кожу, и единственное, что, казалось, сохраняет ее тело в целостности, была опутывающая его сложная паутина узлов и веревок.

— Деревянные клинья разного размера всажены в спину под разными углами и на разную глубину. Крайняя худоба девушки объясняется очевидным недоеданием, точнее, полным отсутствием пищи в течение, возможно, нескольких дней. На полу отсутствуют видимые следы мочи или экскрементов, что свидетельствует о том, что похититель старался содержать ее в чистоте…

Полная тишина, напряженные взгляды, блестящие от испарины лбы. Ошеломленные зрители впитывали каждое мое слово как спасительную влагу. Тишину нарушил судмедэксперт:

— Оттенок кожи дает возможность предположить, что она еще жива. Не так ли?

Я вывел на экран ноутбука вторую фотографию. Беззвучный крик, какое-то хрипение вырвалось из груди Торнтона. Один из инспекторов поспешно вышел, его рвало.

Лицо девушки выражало живо осязаемое страдание, моментальный снимок боли, вырванный из текущего мгновения, навеки зафиксированный на бумаге и в мыслях каждого из присутствующих. Соединив в кровавом объятии плоть и дерево, через ее соски в край стола были вбиты два гвоздя. Металлическая дуга в форме лошадиной подковы распирала ей рот, не давая закрыть его, а два стальных зажима сдавливали виски, лишая ее возможности малейшего бокового движения головой. В каждый ее глаз был нацелен продольно движущийся и регулируемый при помощи гайки-барашка заостренный молоток.

— Да, судя по лицу, в момент съемки она, несомненно, была жива. А сегодня? Если да, значит тот, кто убил Мартину Приёр, параллельно занимался этой женщиной…

Я ткнул лазерной указкой в центр изображения, старательно продолжая давать мучительные пояснения. От моих слов у меня самого в жилах стыла кровь.

— Ее голова обездвижена стереотаксическим аппаратом. Такие используются в лабораториях вивисекции для проведения опытов над животными.

Я вернулся к предыдущему снимку:

— Комната выглядит довольно большой и очень темной. Похоже на подвал или какое-то помещение без окон. Место уединенное, где он может действовать в безопасности, не рискуя привлечь внимание…