Московские легенды. По заветной дороге российской истории - Владимир Муравьев

К началу XX века живописные, аляповатые и простодушные вывески, описанные Кокоревым, начинают пропадать с Никольской, их заменяют не менее выразительные, но выполненные с большим художественным вкусом. Никольская приобретает цивилизованный, европейский вид. Замечательный бытописатель Москвы, популярный и известный беллетрист конца XIX — начала XX века П. Д. Боборыкин в очерке «Современная Москва» описывает эту новую Никольскую. Две улицы «придают самую яркую окраску Китай-городу — Ильинка и Никольская», — утверждает он, но при сравнении отдает первенство Никольской.

В послереволюционное время вывесок на Никольской несколько поубавилось, но главное — кардинально изменился их вид и характер. Исчезло многоцветье, разностильность шрифтов и узоров, пропали привлекавшие в течение, по крайней мере, века неизменное и заинтересованное внимание детей и литераторов-очеркистов изображения на вывесках различных фигур и предметов. Новые вывески не задавались целью привлечь к себе внимание, возбудить любопытство, воздействовать на чувства, удивить, поразить воображение, они были все исключительно текстовые и выполняли лишь нейтрально информационную функцию, потому что это были вывески контор и учреждений, занявших почти все бывшие торговые помещения.

В описании Кокорева Никольской 1840-х годов вывески послужили великолепным материалом для ее характеристики. Выписанные из справочника названия учреждений, естественно представлявшие собой и тексты вывесок, размещенных у парадных дверей и по обеим сторонам ворот, ведущих во внутренние дворы, также дают некоторое представление о Никольской 1929 года:

«Льно-пеньковый комитет», «Управление сплава и древесины», «Управление продуктов питания», «Управление территориального округа города Москвы и Московской губернии», «ОМЕС — Окружное управление местного транспорта», «Представитель Бурятско-Монгольской Автономной республики РСФСР» (там же представители Дагестанской, Киргизской, Чувашской и Вотской республик), «Московская губернская коллегия защитников», «Осоавиахим СССР и РСФСР» (Общества друзей обороны и авиационно-химического строительства), «Крестинтерн» (Международный крестьянский совет), «Международный комитет Красного Креста», «Московское рабочее общество шефства над деревней», «Просветительское общество и издательство „Прометей“», «ОЗЕТ — Общество по земельному устройству трудящихся евреев в СССР», «Институт торфяной промышленности», «Дом Общества друзей радио», «Центральный клуб строителей им. Ленина», «Центриздат», «Газета „Московская деревня“», «Городская товарная станция железных дорог Московского узла», «Военно-кислотный трест», «Трест „Галантерейщик“», «Льнотрест», «Москвотоп» (трест), «2-й Хлопчатобумажный трест», «Дачное хозяйство» (трест); акционерные общества: «Восток-кино», «Гармония», «Домострой», «Парча-утварь», «Всекохотсоюз», «Союзкартофель», «Архторг», «Нижневолжский союз» (потребкооперация), «ЦБРИЗ — Центральное бюро по реализации изобретений и содействию изобретательству» и другие.

В 1990-е годы на Никольской снова открылось много магазинов и лавочек. Кроме приспособленных под торговлю помещений различные магазинчики, закусочные, пункты обмена валюты ютятся в подъездах, нишах-«шкафах», на незастроенных пятачках, как, например, на месте разрушенного в войну дома на углу Никольской и Богоявленского переулка выросли ряды палаток, подобных тем, что стояли здесь в XVII веке. Вернулась на Никольскую и торговая реклама. Она не столь фигуративна, как в кокоревские времена, но столь же разнообразна по тематике: от классических вывесок «Булочная» и ностальгически архаичной «Мясная лавка» до салона «Роскошь» и магазина «Одежда из Европы» под названием «Зайка моя» — по модной года три назад эстрадной песенке, ставшей символом пошлости. Вообще, надобно сказать, современная торговля на Никольской унаследовала в полной мере смешные и убогие претензии мелких коммерсантов прошлого на заграничный шик, но не респектабельность фирм начала XX века.

Вот уже лет десять на Никольской идет ремонт. Ремонтируют все: подземные коммуникации, дома, дворовые постройки. Улица разрыта и перегорожена, пройти по ней можно с трудом. Не будем гадать, какой явится нашему взору улица после окончания этого всеобщего ремонта, но, думается, ее облик изменится, как менялся на протяжении веков, что-то снесут, что-то перестроят, но хочется верить, что при этом, как и бывало прежде, она останется все той же истинно московской улицей.

Начинающие улицу Казанский собор и ГУМ — церковь с выходящей на улицу иконно-книжной лавкой и универмаг — олицетворяют собою две главные черты, два лица Никольской, с которыми она является миру в течение всей своей многовековой истории — улицей торговли, коммерции и улицей духовности, учения, грамотности, «улицей просвещения», как назвал ее известный историк Москвы начала XIX века И. М. Снегирев. А наш современник замечательный знаток Москвы Ю. А. Федосюк выразился о Никольской несколько выспренне, но так же образно и точно: «Здесь… царство Минервы соседствовало и соперничало с царством Меркурия». При всем различии этих царств, при очевидной противоположности целей и характера деятельности их повелителей и подданных, а порой и прямой враждебности друг другу, царства Минервы и Меркурия на Никольской улице, в течение многих веков соседствуя друг с другом, образовали если не сплав, то некое переплетение, подобное переплетению цветных нитей в ковре, которые, оставаясь каждая своего цвета, в целом образуют единый узор.

Ф. Я. Алексеев. У Спасского моста в ХVIII в. Фрагмент картины

В разные исторические периоды этот ковер приобретал тот или иной общий тон: то торговля теснила просвещение, то наука и искусство выходили на первый план и на них зиждились в то время известность и слава Никольской, но чаще они пребывали в таком состояния равновесия, что в зависимости от симпатий и склонности наблюдателя ее называли одновременно и «центром торговли», и «улицей просвещения». Однако и то и другое имело в этих местах одинаково древние корни.

Что касается торговли, то современный главный магазин улицы — ГУМ, которому стоило бы вернуть его историческое наименование — Верхние торговые ряды, — своим устройством и планировкой является прямым продолжением и преемником традиционного старинного торга — торговых рядов на Красной площади и на ближайших к ней окрестных улицах и в переулках.

Постоянство и специализация торговых рядов держались очень долго — до конца XVIII века. В начале XIX века вместо рядов лавок на Красной площади было построено общее торговое здание, за ним осталось прежнее название — ряды. В новом помещении уже не так строго соблюдалось расположение определенного вида товара в одном месте, но в общем прежний принцип соблюдался, как соблюдается и сейчас.

Память о торговых рядах вокруг Красной площади, их местоположении и названиях остается в названиях современных переулков: Рыбный переулок находится на месте Рыбного ряда, Хрустальный — Хрустального…

Первый переулок на правой стороне Никольской, между нею и Ильинкой, сразу за ГУМом, называется Ветошным. Его название такого же происхождения: здесь был Ветошный ряд.

П. В. Сытин в своем справочнике «Откуда произошли названия улиц Москвы» (1959 г.) утверждает, что Ветошный ряд состоял из лавок, «в которых продавали всякую ветошь: старую поношенную одежду, обувь, предметы домашнего обихода и проч.». Такого же мнения придерживаются и авторы справочника «Имена московских улиц» (последнее, 5-е издание вышло в 1988 г.).

Однако это объяснение неправильно. Оно типичный пример так называемой народной этимологии, то есть истолкования старинного названия по его созвучию с каким-либо современным словом. Да, в современном русском языке, как утверждает академический «Словарь русского языка», слово «ветошь» имеет единственное значение: «ветхое, изношенное платье; тряпье». Но в XVI–XVII веках, когда существовал возле самой Красной площади, на престижном, как сказали бы сейчас, месте Ветошный ряд, название его товара — «ветошь, ветошка» имело иной смысл. Это слово не содержало в себе однозначно отрицательного, пренебрежительного оттенка. Оно было названием определенного сорта ткани с редкой основой, вытканной по старинному — ветхому — способу, не такой плотной, какая получалась на новых, более поздних, станах. (Слово «ветхий» с нейтрально-уважительным оттенком — в значении «древний, старинный» — сохраняется ныне в словосочетании «Ветхий Завет».)

Ветошка, продаваемая в Ветошном ряду, была товаром недешевым. Она шла на легкую одежду, использовалась как приклад и для укрепления грунта на иконах. В руководстве XVII века для иконописцев рекомендуется: «Прежде иконы выклеити дску да поволочи ветошью тонкою, да погладити каменем». В бумагах Петра I приведен счет 1689 года, в котором указано, что для него приобретено «тридцать ветошек рубашечных добрых, дано рубль, 16 алтын, 4 денежки». В 1634 году для патриарха Иоасафа шили шубу, и к ней «на настилки пошло две ветошки — гривна». Как видно из приведенных цитат, цены на эту ветошь были высокие, да и покупатели не такие, чтобы носить старье.