Московские легенды. По заветной дороге российской истории - Владимир Муравьев

Начало Никольской улицы. Вид в сторону Кремля. Открытка начала ХХ в.

Само название — Никольская — быстро и крепко прижилось и, несмотря на последующие переименования, неизменно возвращалось; сейчас это одно из самых старых московских названий: ему по крайней мере 600 лет. Способствовало сохранению названия и то, что в Москве, как и по всей Руси, чудотворец Николай издревле был особо чтимым и любимым святым.

Известный писатель начала XX века Алексей Михайлович Ремизов, происходивший из старой московской купеческой семьи, выросший на почитании Николы, собрал и издал сборник народных преданий о святом — «Николины притчи». В нем он пишет, что имя святого Николая — «заветное», «первое» имя русской веры, и приводит старинное украинское присловье, показывающее силу народной веры в Николу: «А що будет, як Бог помре?» — «А Микола святый на що?»

В Москве было много церквей и престолов во имя Николая Чудотворца. В «Указателе московских церквей» М. Александровского (1915 г.) их насчитывается 58 церквей и 107 престолов. При таком количестве Никольских церквей москвичи, чтобы различать их, для каждой указывали в названии какую-нибудь особую примету.

В XV — начале XVI века, после основания нового Сретенского монастыря, Никольскую некоторое время называли Сретенской улицей. Но с постройкой стены Китай-города в 1534–1535 годах, когда границы улицы четко определились — от Никольской башни Кремля до Никольской башни Китай-города, — ее вновь стали называть Никольской.

После революции в 1918 году в ответ на призыв В. И. Ленина «спешно подготовить замену названий улиц новыми, отражающими идеи и чувства революционной трудовой России», Замоскворецкий райком партии (Китай-город административно тогда входил в Замоскворецкий район) переименовал Никольскую улицу в Октябрьскую, так как по ней отряды Красной гвардии вели наступление на Кремль. Но год спустя общегородские власти отменили переименование, так как оказалось, что почти в каждом районе Москвы появились улицы с таким же названием, и это вносило большую путаницу в работу городских государственных и коммунальных служб. Никольской вернули ее название. Однако в 1935 году она все же была переименована, на этот раз в улицу Двадцать пятого октября в честь даты (по старому стилю) Великой Октябрьской социалистической революции.

Решением президиума Моссовета от 5 ноября 1990 года улице возвращено ее историческое название. Это был первый законодательный акт Моссовета подобного рода. Любопытно, что извещение об отмене названия — «улица 25-го октября» — в московских газетах опубликовано 7 ноября. Надобно сказать, что историческое название, под которым улица была известна москвичам около семи веков, за эти тридцать пять лет, пока она носила календарное название, не забывалось, и в живой речи его можно было услышать довольно часто.

Самые старые планы Москвы представляют город конца XVI — начала XVII века. Поскольку они выполнены не в виде условно-геометрического чертежа, а в виде рисунка, на котором изображаются постройки, сады, огороды, замощена или не замощена улица, то по ним можно представить внешний вид города и его отдельных частей. Никольская на них предстает уже плотно застроенной улицей, с торговыми рядами, церквями, монастырскими постройками, с отступающими в глубину квартала усадьбами знати, в которых еще сохраняются сады и огородная земля.

На картине Васнецова «На крестце в Китай-городе» изображен крестец, то есть перекресток на Никольской улице возле Никольского монастыря. Этот перекресток был известен в Москве так же, как и монастырь. Монастырь называли Никола Старый у Большого Крестца, а перекресток Никольским крестцом.

Китайгородские крестцы были средоточием народной уличной жизни. На картине Васнецова изображен Никольский крестец конца XVI века, а в очерке «Облик старой Москвы» он дает литературное описание этого сюжета.

План Кремлена-града конца ХVI — начала ХVII в.

«В Китай-городе — кружала и харчевни, погреба в Гостином дворе с фряжскими винами, продаваемыми на вынос в глиняных и медных кувшинах и кружках… Здесь же, на крестцах неожиданно раздававшийся вопль и причитание о покойнике говорили о том, что родственники узнали в выставленном божедомами покойнике своего родственника… Здесь же зазывали прохожих в кружала и притоны словоохотливые веселые женщины с бирюзовыми колечками во рту („знак продажности бабенок“, — по объяснению иностранца-дипломата того времени. — В. М.). Слышен был плач детей-подкидышей, вынесенных сюда в корзинах все теми же божедомами, собирающими добровольные приношения на их пропитание… Пройдет толпа скоморохов с сопелями, гудками и домрами… Раздастся оглушительный перезвон колоколов на низкой деревянной колокольне на столбах… Склоняются головы и спины перед проносимой чтимой чудотворной иконой… Разольется захватывающая разгульная песня пропившихся до последней нитки бражников… Гремят цепи выведенных сюда для сбора подаяния колодников… Крик юродивого, песня калик перехожих… Смерть, любовь, рождение, стоны и смех, драма и комедия — все завязалось неразрывным непонятным узлом и живет вместе как проявление своеобразного уклада средневекового народного города».

С самого своего возникновения ближайший к Кремлю отрезок Троицкой дороги представлял собой многолюдную, оживленную часть посада — с лавочками, кузницами, харчевнями. Хотя земли по улице принадлежали крупнейшей знати — боярам Салтыковым, Шереметевым, князьям Воротынским, Буйносовым-Ростовским, Хованским, Хворостиным, Телятевским, Трубецким и другим того же положения людям и здесь находились их дворы, торговый характер улицы накладывал свою печать на ее облик: перед боярскими дворами вдоль улицы были выстроены торговые помещения.

Торговой Никольская улица оставалась и в последующие столетия, хотя постройки на ней, естественно, с течением времени изменялись в соответствии с новыми запросами ее обитателей и общими изменениями в быту и строительстве.

В начале XIX века наряду с прекрасным зданием Синодальной типографии, монастырскими строениями, роскошными домами вельмож целые кварталы Никольской представляли собой настоящие трущобы. «В то время, — рассказывает историк и статистик М. Гастев, — во всем Китай-городе самое грязное и неблагообразное место было — Певчие улицы, большая и малая, то есть домы, принадлежавшие владению Синодальных певчих (квартал Никольской улицы между Ветошным и Богоявленским переулками. — В. М.), которые, не имея сами тут жительства, отдавали их внаймы. Домы были большей частью деревянные, разделенные перегородками на малые комнаты, углы, чуланы, из которых в каждом помещалось особое заведение или жила особая семья. В них с давних пор блинни, харчевни, малые съестные трактиры, кофейныя и разные мастерские были стеснены чрезвычайно, набиты мастеровыми и жильцами. Оттого не было здесь ни малейшей опрятности, а в случае пожара предстояла великая опасность, по близости к рядам и по невозможности действовать тут пожарными инструментами».

Стена Китай-города со стороны Театральной площади. Справа налево: учебные здания Славяно-греко-латинской академии, собор Заиконоспасского монастыря, Никольский греческий монастырь, собор Богоявленского монастыря. Фотография начала ХХ в.

Никольскую 1840-х годов запечатлел И. Т. Кокорев — замечательный писатель так называемой «натуральной школы», его описание — действительно снимок с натуры:

«Домище на домище, дверь на двери, окно на окне, и все это, от низу до верху, усеяно вывесками, покрыто ими, как обоями. Вывеска цепляется за вывеску, одна теснит другую; гигантский вызолоченный сапог горделиво высится над двухаршинным кренделем; окорок ветчины красуется против телескопа; ключ в полпуда весом присоединился бок о бок с исполинскими ножницами, седлом, сделанным по мерке Бовы-королевича, и перчаткой, в которую влезет дюжина рук; виноградная гроздь красноречиво довершает эффект „Торговли российских и иностранных вин, рому и водок“».

Для характеристики движения по Никольской другой писатель — М. Е. Салтыков-Щедрин употребил народное выражение «труба нетолченая», т. е. «движущаяся толпа, сквозь которую невозможно даже протолкнуться».

Ко времени Кокорева Никольская нашла свой характерный и законченный облик. В дальнейшем строились новые дома, повыше этажами, иной архитектуры, менялись вывески — их стиль и форма, но общий вид улицы оставался тем же: «домище на домище, дверь на двери, окно на окне, и все это, от низу до верху, усеяно вывесками, покрыто ими, как обоями».

К началу XX века живописные, аляповатые и простодушные вывески, описанные Кокоревым, начинают пропадать с Никольской, их заменяют не менее выразительные, но выполненные с большим художественным вкусом. Никольская приобретает цивилизованный, европейский вид. Замечательный бытописатель Москвы, популярный и известный беллетрист конца XIX — начала XX века П. Д. Боборыкин в очерке «Современная Москва» описывает эту новую Никольскую. Две улицы «придают самую яркую окраску Китай-городу — Ильинка и Никольская», — утверждает он, но при сравнении отдает первенство Никольской.