Границы бесконечности - Лоис Буджолд

— Не в меня, — ответил Майлз, в ужасе оглядывая свою грудь. Его затошнило от внезапного воспоминания, и он похолодел, вспомнив другую кровавую смерть — покойного сержанта Ботари, которого заменил Пим. Которого Пим никогда не заменит. Ди резко повернулся кругом. — Пим?

— С ним всё в порядке, — ответил Майлз. С травы в нескольких метрах от них доносились сиплые вдохи, перемежаемые выдохами в виде взрывов ругательств. — Но его лягнула лошадь. Принесите аптечку! — Майлз отцепил пальцы Ди от люминофора, и Ди помчался обратно в хижину.

Майлз поднес свет к шее Дурачка и выругался сквозь ком, подступивший к горлу. Огромная рана, в треть метра длиной и неизвестно какой глубины, пересекала лоснящуюся шею лошади. Кровь пропитала шкуру и струилась по передней ноге. Майлз со страхом дотронулся до раны, положил ладони по обе стороны её и нажал, пытаясь свести края, но шкура лошади была упруга, и когда Дурачок от боли затряс головой, разрез раскрылся и начал обильно кровоточить. Майлз схватил лошадь за нос: «Стой смирно, мальчик!» Кто-то попытался перерезать Дурачку яремную вену. И это почти удалось, потому что Дурачок — прирученный, заласканный, дружелюбный, доверчивый Дурачок — не отпрянул от прикосновения, пока нож не вошёл глубоко.

Когда вернулся доктор Ди, Кейрел помогал Пиму встать на ноги. Майлз подождал, пока Ди осмотрит Пима, и позвал: «Сюда, Ди!»

Зед, который, судя по виду, был в таком же ужасе, что и Майлз, помогал держать голову Дурачка, пока доктор Ди исследовал рану. — Я сдавал экзамены, — жаловался Ди вполголоса, работая. — Я опередил двадцать шесть других соискателей почётной должности личного врача премьер-министра. Я отрабатывал процедуры семидесяти возможных случаев оказания неотложной медицинской помощи, от коронарного тромбоза до покушения на убийство. Но никто — никто — не сказал мне, что в мои обязанности будет входить зашивание шеи чёртовой лошади посреди ночи в какой-то чёртовой глуши… — Однако, жалуясь, он продолжал работать, поэтому Майлз не стал приказывать ему замолчать, а только ласково поглаживал нос Дурачка и массировал ему определённые мускулы в нужной последовательности, чтобы успокоить его и сделать так, чтобы он стоял неподвижно. Наконец Дурачок расслабился достаточно, чтобы опереться Майлзу на плечо слюнявой мордой.

— Лошадям дают анестезию? — жалобно спросил Ди, держа свой медицинский парализатор так, как будто он не знал, что с ним делать.

— Этой дают, — твёрдо сказал Майлз. — Обращайтесь с ним так, как вы обращались бы с человеком, Ди. Это последняя лошадь, которую обучал лично граф, мой дед. Он дал лошади имя. Я присутствовал при ее рождении. Мы тренировали ее вместе. Дедушка велел мне брать жеребёнка на руки и держать его на руках каждый день в течении первой недели после рождения, пока он не стал слишком велик. Дедушка сказал, что у лошадей вырабатываются твёрдые привычки, и что они накрепко запоминают первые впечатления. Дурачок навсегда запомнил, что я больше его.

Ди вздохнул и стал возиться с обезболивающим парализатором, раствором для промывания, антибиотиками, лекарствами для расслабления мышц и биоклеем. Лёгкими точными движениями хирурга он выбрил края разреза и наложил фиксирующую сетку. Зед с беспокойством держал фонарь.

— Разрез чистый, — сказал Ди. — Но в этом месте его всё время будет растягивать — я полагаю, что иммобилизовать животное не получится? Нет, вряд ли. Вот так, этого должно быть достаточно. Если бы это был человек, теперь я посоветовал бы ему покой.

— Будет ему покой, — твёрдо пообещал Майлз. — Теперь с ним всё будет в порядке?

— Полагаю, что да. Но не знаю, чёрт побери. — Ди, судя по виду, был сильно расстроен, но украдкой потянулся рукой, чтобы проверить результаты своих трудов.

— Генерал Пётр был бы весьма доволен Вашей работой, — заверил его Майлз. В голове Майлза словно наяву прозвучал голос деда, фыркающего: «Проклятые технократы. Они всего лишь те же коновалы, только набор игрушек у них подороже.» Дедушка был бы счастлив, узнай он, что оказался прав. — Вы, э… Вы ведь никогда не встречались с моим дедом?

— Это было задолго до меня, милорд, — сказал Ди. — Но, конечно, я изучал его биографию и историю его кампаний.

— Разумеется.

Пим, держа в руке фонарь, теперь хромал рядом с Кейрелом, медленно по спирали огибая коновязь и осматривая землю. Старший сын Кейрела уже поймал гнедую кобылу, привёл назад и опять привязал. Ее привязь была порвана, а не перерезана; интересно, неизвестный, покушавшийся на лошадей, выбрал свою жертву случайно или с расчётом? Если с расчётом, то с каким? Было ли покушение на лошадь просто символической заменой покушения на её хозяина, или нападавший знал, как горячо Майлз любит своего коня? Был ли это акт вандализма, или политическое выступление, или точно направленная, тонко продуманная жестокость?

Ну что я вам сделал? — мысленно взвыл Майлз, обращаясь к окружающей темноте.

— Они убежали, кто бы они ни были, — отрапортовал Пим. — Когда я опять начал дышать, они уже были вне досягаемости сканера. Приношу свои извинения, милорд. Они вроде бы ничего не уронили.

Должен был быть, по крайней мере, нож. Нож, с рукояткой, запачканной лошадиной кровью с набором чётких отпечатков пальцев, оказался бы чрезвычайно полезен. Майлз вздохнул.

Подплыла Матушка Кейрел и стала рассматривать медицинский набор Ди, пока тот чистил и укладывал на место инструменты. — Всё это, — пробормотала она вполголоса, — для какой-то лошади…

Майлзу стоило труда удержаться от того, чтобы выступить с горячей защитой ценности данной конкретной лошади. Сколько людей в Лесной Долине страдали и умирали на глазах Матушки Кейрел, за всю её жизнь, из-за отсутствия хотя бы той медицинской технологии, которая сейчас лежала в аптечке под мышкой у доктора Ди?

Охраняя своего коня, Майлз устроился на крыльце и наблюдал, как рассвет ползёт над землёй. Он вымылся и переменил рубашку. Пим был в доме, ему пластырем заклеивали рёбра. Майлз сидел спиной к стене, положив на колени парализатор, а ночные туманы постепенно серели. Долина была укрыта серой дымкой, укутана в туман, горы виднелись за нею кучами более тёмного тумана. Прямо над головой серый цвет светлел и превращался в бледно-голубой. Как только туман растает, день будет ясный и жаркий.

Уж точно, теперь самое время вызывать подкрепление из Хассадара. Это дело начинает принимать какие-то дикие очертания. Его телохранитель, считай, наполовину выведен из строя — правда, это сделала лошадь Майлза, а не загадочный преступник. Но, хотя нападение не было смертельным, это не значит, то оно не задумывалось как убийство. Может быть, третье покушение окажется более удачным. Мастерство приходит с опытом.