Викинг. Бог возмездия - Джайлс Кристиан

– Это тому, кто сумеет сбить Улафа с ног! – проревел он, стащил кольцо с руки, поднял его вверх – от него отразился мерцающий свет масляных ламп – и со стуком положил рядом со своей деревянной тарелкой. В ответ раздался оглушительный грохот ладоней по сосновым доскам стола.

– Пора нам обновить истории Хагала. Он вот уже несколько лет рассказывает нам одно и то же – и думает, что, просто изменив имена, может нас дурачить!

Все, кроме Хагала Песнь Ворона, который стал малиновым под своей аккуратной бородой и принялся не слишком рьяно защищаться, дружно рассмеялись.

– Он думает, мы не понимаем, что он раз за разом преподносит нам одни и те же объедки, – проревел Харальд, и огромная серебряная брошь у него на правом плече, удерживавшая плащ, сверкнула в свете факелов. – Но вот чего он не знает, так это что когда он пердит ртом, мы мирно спим.

Собравшиеся за столом поддержали его дружными криками и принялись стучать ладонями по скамье, а бедный скальд ударил по воздуху рукой и поднес к губам рог.

– Постарайся не сломать кому-нибудь шею, Улаф! – предупредил его Харальд, подняв вверх блестящий от жира палец и нахмурив брови.

Не поворачиваясь, чтобы посмотреть, готов ли кто-то бросить вызов – потому что таковые всегда имелись, – Улаф пожал широкими плечами и встал со скамьи, стряхивая крошки хлеба с рубахи, туго обтянувшей похожую на бочку грудь. Затем поднес рог с вином к толстым губам и осушил его до дна под громкие вопли и громоподобный стук ладоней по столу, от которого содрогнулись деревянные стены жилища ярла.

– Не спеши, Улаф! Тебе придется много лет жить с унижением, которое тебя сейчас ждет, – сказал Сорли, ухмыляясь друзьям, которые подняли рога с медом, приветствуя его похвальбу.

Мужчины и женщины сбились в дальних углах; собаки принялись рычать, сражаясь за объедки.

– Ха! – вскричал Улаф, перевернул рог над головой, показывая, что тот пуст, и тут же швырнул его темноволосой рабыне, которая, явно проделывая этот трюк не один раз, ловко его поймала.

– Очень скоро твоими друзьями станут мыши и собаки, старик, – сказал Сорли, который принялся разбрасывать ногой свежий камыш на полу и чуть не потерял равновесия. – Запомни, что сейчас произойдет, Песнь Ворона! – крикнул он скальду, скривившему губы.

Сигурд поднес собственный рог к губам и пробормотал в него проклятье. Его друг Свейн, сидевший рядом, молча покачал головой, и его толстые рыжие косы разлетелись в стороны, точно веревки на парусах.

– Твой брат спятил, – заявил он и ухмыльнулся. – Но мы отлично повеселимся.

Сигурд неохотно кивнул. У него было совсем неподходящее настроение для шуток, и все вокруг это знали. Однако он останется и будет смотреть, как его старший брат начнет выкрикивать похвальбы, частенько наполнявшие зал, точно пар от дыхания – небо.

– Тебе следует отвернуться, мальчик, – рявкнул Сорли, обращаясь к Хареку, который выделялся среди седых, громко вопящих мужчин своим безбородым лицом, но еще больше волосами, белыми, словно пена эля и гладкими, как у девушки. – Я не хочу, чтобы ты видел, как твой старый отец плюхнется на задницу на глазах у своих друзей.

Сорли нахмурился и запустил руку в густые, золотого цвета волосы, из-за которых, когда он распускал их, как сейчас, его называли Бальдр – все мужчины и женщины считали, будто он похож на самого красивого из богов. Однако Бальдр, сын Одина, славился еще и мудростью, и тут, по мнению Сигурда, сходство между ними заканчивалось.

Харек вместо того, чтобы отвернуться, кивнул и, мягко улыбнувшись, взглянул на мать, которая держала на руках его новорожденного брата; и из одеяла, точно пучки травы, торчали белые, как у самого Харека, волосы. Их мать закатила глаза, покачала головой и снова стала что-то шептать на ухо маленькому Эрику.

– Я готов, мальчик, – сказал Улаф, расталкивая мужчин, собравшихся в центре медового зала, чтобы понаблюдать за схваткой. – И никаких слез, на тебя смотрят твои отец и братья.

Улаф подмигнул Сигурду, и тот, не удержавшись, улыбнулся самому близкому другу своего отца, его брату по оружию.

«Как странно, – подумал Сигурд, забираясь на скамью, чтобы лучше все видеть, – я хочу, чтобы Улаф уложил хвастуна Сорли на тростник на полу – и одновременно, чтобы брат показал себя с лучшей стороны, может, даже удивил всех, победив Улафа».

– Не опозорь нас, братишка, – выкрикнул Торвард, подняв рог с медом, однако его волчья ухмылка не смогла скрыть серьезности слов.

Будучи старшим из братьев, Торвард относился к семейной чести гораздо серьезнее, чем любой из них, разве что за исключением отца, и Сигурд не сомневался, что, если Улаф одержит слишком быструю и легкую победу, Торвард посчитает, что его долг – бросить Улафу вызов, дабы спасти остатки семейной гордости.

– Эй, Асгот! – взревел Слагфид, и его голос прокатился по залу, точно раскаты грома, заглушив все остальные звуки. – Кто одержит победу? Что говорят твои руны?

Однако годи проигнорировал первого бойца ярла Харальда, который, возможно, единственный из присутствующих, кроме самого Харальда, позволял себе обращаться к нему подобным образом, и сидел справа от находившегося на возвышении ярла, точно черная туча, грозившая вот-вот пролиться дождем.

– Ты и Асгот – сегодня дерьмовая компания, – сказал Сигурду Свейн.

Он взял гребень из оленьего рога, висевший у него на шее, и провел зубцами по намеку на рыжую бороду, которой невероятно гордился. Сколько раз за свои семнадцать лет Сигурд слышал, как его друг хвалился родством с самим богом грома Тором?

– Неужели мешок с костями в руках нашего годи делает тебя таким же мрачным, какими бывают женщины во время плавания по кровавой реке?

Зал огласил оглушительный рев, когда Улаф и Сорли налетели друг на друга, точно самцы оленей во время брачных игр.

– Ты же прекрасно знаешь, что это не так, – ответил Сигурд.

Сорли высвободился из хватки Улафа и поднял кулак, но промахнулся, и все дружно взвыли, когда Улаф оглянулся и спросил, видели ли они, что произошло.

– У нас тоже будет возможность себя показать, – сказал Свейн. – Наш старик конунг Бифлинди позаботится о том, чтобы таких боев было больше, чем волос на мошонке Тора.

Улаф врезал кулаком в висок Сорли, и того отбросило назад, но он устоял на ногах.

– У нас с тобой будет полно времени, чтобы прославиться, – добавил Свейн и хитро улыбнулся, намекая на «мечи» у них в штанах.

– Но не завтра, – заметил Сигурд с горечью, которая грызла его, словно ржавчина железный шлем.

Он учился владеть мечом, топором и щитом с тех самых пор, как смог удерживать их в руках, однако ему придется остаться дома, в то время как три его брата и отец отправятся в сражение.

– Давай выпьем! – сказал Свейн, с такой силой стукнув своим рогом по рогу Сигурда, что мед перелился через край и на плечо его соседа, которого так поглотила схватка, что он ничего не заметил.

«Впрочем, он вряд ли стал бы связываться со Свейном», – подумал Сигурд, потому что уже сейчас его друг был сложен, как тролль.

А еще через несколько лет он превратится в великана с рыжей бородой, возможно, даже станет крупнее своего отца, Стирбьёрна, который сидел в противоположном конце зала. Его борода промокла от меда, на коленях пристроилась шлюха, и он не обращал ни малейшего внимания на схватку.

Сигурд выпил.

– Так-то лучше, – сказал Свейн.

Он вытер губы тыльной стороной ладони и так громко рыгнул, что на глаза Сигурда чудом не навернулись слезы. В этот момент Улаф поднырнул под ведущую руку Сорли, врезался левым плечом ему в грудь, ухватился за предплечье обеими руками и отжал назад кисть своего молодого соперника, которому пришлось упасть на колени, чтобы избежать перелома.

Беспомощный Сорли выкрикнул ругательство, а Улаф, который крепко его держал, вытянул вперед руку и широко зевнул.

– Проклятье! – вскричал стоявший в открытых дверях Аги, который затягивал ремень на громадном брюхе после визита в отхожее место. – Я все пропустил!

– Да не особо, – ответил кто-то из зрителей.

– Еще желающие есть? – спросил Улаф, обводя взглядом собравшихся, точно кузнец, который шевелит угли клещами.

Несколько человек отозвалось на его призыв, парочка выступила вперед, – но когда они увидели, что Торвард пробивается сквозь толпу, отошли назад, демонстрируя уважение, и не только потому, что он был сыном ярла.

– Я сражусь с тобой, дядя! – услышал собственный голос Сигурд, и кое-кто в зале рассмеялся. – И если я одержу победу, то получу завтра место на «Рейнене».

Его слова вывели Улафа из равновесия гораздо больше, чем чьи-либо, произнесенные в «Дубовом шлеме», и он посмотрел на своего ярла, однако Харальд не сводил с Сигурда сердитого взгляда. А вот скальд Хагал совсем не хмурился. Вызов Сигурда вырвал его из мрачного настроения, точно рыбу из темных морских глубин, и он взобрался на скамью, чтобы ничего не пропустить, пролив по дороге часть меда из рога.