Послания - Бахыт Кенжеев

1977–1981

«Уходит город на покой…»

К. Ф.

Уходит город на покой,ко лбу прикладывая холод,и воздух осени сухойстеклянным лезвием расколот.

Тёмные воды – кораблю,безлюдье – сумрачной аллее.Льёт дождь, а я его люблюи расставаться с ним жалею.

А впрочем, дело не в дожде.Скорее в том, что в час закатадеревья клонятся к воде,бульвары смотрят виновато,

скорее в том, что в поймах рекгремит гусиная охота,что глубже дышит человеки видит с птичьего полёта:

горит его осенний дом,листва становится золою,ладони, полные дождём,горят над мокрою землёю…

1977

«собираясь в гости к жизни…»

собираясь в гости к жизнинадо светлые глазасвитер молодости грешнойи гитару на плечо

собираясь в гости к смертинадо чёрные штаныснежно-белую рубахуузкий галстук тишины

при последнем поцелуенадо вспомнить хорошовсе повадки музыкантаи тугой его смычок

кто затянет эту встречутот вернётся слишком пьяни забудет как игралискрипка ива и туман

осторожно сквозь сугробытихо-тихо дверь открытьвозвращеньем поздним чтобыникого не разбудить

1978

«Я всё тебе отдам, я камнем брошусь в воду…»

Я всё тебе отдам, я камнем брошусь в воду —но кто меня тогда отпустит на свободу,

умоет ноги мне, назначит смерти срок,над рюмкою моей развинтит перстенёк?

Мелькает стрекоза в полёте бестолковом,колеблется душа меж синим и лиловым,

сырую гладь реки и ветреный заливв глазах фасеточных стократно повторив.

О чём ты говоришь? Ей ничего не надо,ни тяжести земной, ни облачной отрады,

пусть не умеет жить и не умеет петь —одна утеха ей – лететь, лететь, лететь,

пока над вереском, над кочками болотаГосподь не оборвёт беспечного полёта,

покуда не ушли в болотный жирный илсоцветья наших глаз, обрывки наших крыл…

1978

«…а жизнь лежит на донышке шкатулки…»

…а жизнь лежит на донышке шкатулки,простая, тихая – что августовский свет.Уходит музыка в глухие переулки,в густую ночь, которой больше нет.Раскаяния с нею не случится,затерянной в громадах городов.Чернеют ноты. Вспархивают птицыс дрожащих телеграфных проводов.Когда б я был умнее и упорней,я закричал, я умер бы во сне —но тополя, распластывая корни,ещё не разуверились во мне.

Там церковь есть. Чугунная оградабросает наземь грозовую тень,и прямо в детство тянется из сададавнишняя продрогшая сирень.Я всматриваюсь – в маленьком приделетри женщины сквозь будущую тьмусклонились над младенцем в колыбелии говорят о гибели ему.Они поют, волнуясь и пророча,проходит жизнь в разлуке и труде,и добрый воздух предосенней ночинастоян на рябине и дожде…

1978

«когда захлопнется коробка…»

когда захлопнется коробкаи студенистая водас огромным шумом выбьет пробкуглухого слова никогдасебя я дрожью в пальцах выдамя вспомню детское теплои над подъездом угловатымвенецианское стекло

так удивительно и простонад переулком той порывзлетало облако-подростокв голубоватые мирыи в ночь великого улована молчаливое родствовели старьёвщика слепогодворами детства моего

а жизнь мерещилась вполсилысухими листьями шуршаи тихо помощи просиланеизлечимая душапростые дни её донынекогда я высох и исчезна золотистой паутинесвисают с медленных небес

плывут бутылка и котомкаиз распростёртого окнаопять замедленная съёмкаи камню падать допозднаи вены времени вскрываяв каком-то невозможном снеплывёт дорожка звуковаявдогонку световой волне

1979

«До горизонта поля полыни…»

До горизонта поля полынидо горизонта поля полыниа за полынью поля сирениа за сиренью поля беглецадо самой смерти попытка жизнидо самой смерти возможность жизнидо самой жизни возможность смертии так без конца без конца

Я сам не знаю чего мы ищемпаря меж церковью и кладбищемчего мы ищем о чём мы помнимкогда плывём в небосвод ночнойв полях пшеницы в полях сирениубегают в прошлое наши тениускользают в прошлое наши тенинадеждой мучаясь и виной

До горизонта вместе с грозоюсизые ночи гневные зоривплоть до подземного дома громадо расставанья а дальше врозьдальше на выбор – свист соловьиныйшелест совиный явка с повиннойв полях несжатых дорога к домупокуда сердце не сорвалось

А с двух сторон с двух сторон пригоркаснежная оземь легла скатёркагде полыхали поля полыниполынья протяжная глубоказаснежено сердце а в небе ночамине замерзает речка печали —не замерзает эта река

1977

«Открыть глаза – и с неба огневого…»

Открыть глаза – и с неба огневогоударит в землю звёздная струя.Ещё темно, а сон пылает снова,и я тебе не брат и не судья.Трещит свеча. Летучий сумрак светел,вбегай в него тропинкою любой.Я засыпал, но там тебя не встретил.Когда умрёшь, возьми меня с собой.И тень моя, как газовое пламя,оставит охладевшее жильё,чтобы унять бесплодными губамигорящее дыхание твоё.

Не призрак, нет, скорее пробуждение.Кружится яблоко на блюдце золотом.Что обещать на счастье в день рождения,чтобы обиды не было потом?Ещё озимые не вышли из-под снега,лежит колодец в чёрном серебре,и злое сердце в поисках побегаколючей льдинкой плещется в ведре.И грустный голос женщины влюблённой,в котором явь и кареглазый свет,своей прозрачностью и ночью опалённойперебивает пение планет.

29 марта 1978

«хороша и легка и нелепа…»

хороша и легка и нелепав золотистом чернильном теплехороши обнажённые липыи сухая полынь на столехороша твоя мглистая книгаотчего мы стоим у окнав нетерпении первого снегасуматошного белого сна

расскажи мне какая тревогана твоих пересохших губахприложить ли вечернего снегаутолить твою радость и страхили может быть выпить немногоблаго есть ещё водка и домчтобы спеть накануне побегао дороге под зимним дождём

жизнь торопится жить торопливообгоняя ночной снегопади звенеть как его переливыу церквей и садовых оградсловно снежное женское пениепроливается издалекано у музыки нет нетерпенияа у осени нет языка

улыбнись мне одними глазамибудто ветер по снегу пройдине хочу не хочу предсказанийпусть играет метель впередипусть цикуты пахучей и медленнойя по доброй воле не пьюдай мне музыки терпкой и ветренойна погибель твою и мою

1978

«неизбежность неизбежна…»

неизбежность неизбежнав электрической ночиутомившись пляской снежнойзасыпают москвичи

кто-то плачет спозаранкукто-то жалуясь сквозь сонвавилонскую стремянкупереносит на балкон

хочешь водки самодельнойхочешь денег на таксихочешь песни колыбельнойтолько воли не проси

воля смертному помехаунизительная кладьу неё одна утехаисцелять и убивать

лучше петь расправив рукии в рассветный долгий часпревращаться в крылья вьюгиутешающие нас

1978

«В краях, где яблоко с лотка…»

В краях, где яблоко с лоткабежит по улочке наклонной,где тополь смотрит свысокаи ангел дремлет за колоннойоблезлой церкви, в тех краяхгде с воробьем у изголовьяя засыпал, и вечер пахдождём и первою любовью,

в тех, повторю, краях, где яжил через двор от патриархавсея Руси, где ночь моявбегала в сумрачную аркуи обнимала сонный двор,сиренью вспаивая воздух,чтоб после – выстрелить в упорогромным небом в крупных звёздах,

давай, любимая, пройдёмпо этой улице, по этимдворам, где детство под дождёмпо лужам шлёпало, просветимпласты асфальта, как рентгенживое тело, ясным взглядом —чугунный дом стоит взаменистлевшего, но церковь рядом

не исчезает, и зимасияющая входит в силу —здесь триста лет назад чумагуляла, и кладбище было,а двадцать лет тому назад,один, без дочери и сына,здесь жил старик, державший сад —две яблони да куст жасмина…

1980