Послания - Бахыт Кенжеев

«Сникнет ярость, выйдет дерзость…»

Сникнет ярость, выйдет дерзость,а взамен придётнебогатая поверхностьподмосковных вод.

Эти омуты да ивы,как пастух – овец,созерцает терпеливосумрачный мудрец.

Он ни слова не уронит,потерял он счётдням, и мир потустороннийперед ним течёт.

То пескарь при виде щукивздрагивает вдруг,и воздел бы к небу руки —только нету рук,

то пупырчатая жабавыглянув на свет,воспарить душой могла бы,только крыльев нет.

Позабудь про долю рабью,про свои года.Тёплой праздничною рябьюморщится вода —

это дар, твой дар убогой,ускользает онводомеркой босоногойпо ручью времён.

«Власть слова! Неужели, братия?..»

Власть слова! Неужели, братия?Пир полуправды – или лжи?Я, если честно, без понятия,и ты попробуй, докажиодну из этих максим, выторгуйотсрочку бедную, ожоглизни – не выпевом, так каторгойещё расплатишься, дружок.

И мне, рождённому в фекальнуюэпоху, хочется сказать:прощай, страна моя печальная,прости, единственная мать.Я отдал всё тебе, я на зелёный столвсё выложил, и ныне самс ума сошёл от той влюблённости,от преданности небесам.

Не так ли, утерев невольнуюслезу, в каморке тёмной встарьчитала сторожиха школьнаяроман «Как закалялась сталь»и, поражаясь прозе кованой,в советский погружалась сон,написанный – нет, окольцованныйорденоносным мертвецом.

«Доцент бежал быстрее ланей…»

Доцент бежал быстрее ланей,быстрей, чем кролик от орла,стремясь к потешной сумме знаний,чтоб жизнь согласная текла.Он подходил к проблемам строго,любил районного врачаи мучил павловского дога,ночами формулы уча.

Я тоже раньше был учёный,природе причинял урон,и плакал кролик обречённый,мне подставляя свой нейрон,и зрел на мир, где нет удачи,покрытый смертной пеленой,а я в мозги его крольчачьиланцет засовывал стальной.

Вещает мне Господь-учитель:пусть не страдалец, не мудрец,но будь не просто сочинитель,а друг растерзанных сердец.Как жалко зайца! Он ведь тожебывал влюблён, и водку пил,и куртку натуральной кожис вчерашней премии купил.

Цветков! Мой добрый иностранец!Ты мыслью крепок, сердцем чист.Давно ты стал вегетарьянец и знаменитый атеист.Ужели смерть не крест, а нолик?О чём душа моя дрожит?Неужто зря злосчастный кроликв могилке глинистой лежит?

«Если хлеб твой насущный чёрств…»

Если хлеб твой насущный чёрств,солона вода и глуха бумага,вспомни, сын, что дорога в тысячу вёрстначинается с одного шага,

и твердит эту истину доживающий до седин,пока его бедная кошка, издыхая, кричит своё «мяу-мяу»,напоминая, что ту же пословицу обожал одинтолстозадый браток – уважаемый председатель Мао.

Кто же спорит: по большей части из общих местсостоит. Да, курсируем между адом и раем,погребаем близких, штудируем роспись звёзд,а потом и сами – без завещания – помираем.

И подползаем к Господу перепуганные, налегке,чуждые как стяжательству, так и любви, и военной глории.Если хлеб твой насущный черств, размочи его в молокеи добавь в котлету. Зачем пропадать калории.

Вот дорога в тысячу ли, вот и Дао, которого нет,вот нефритовое предсердье – так что же тебе ответилкозлобородый мудрец? Не юродствуй, сынок, не мудри, мой свет:покупая китайскую вещь, бросаешь деньги на ветер.

«Слушай: в небытии одинаковом, то сжимаясь, то щерясь навзрыд…»

Слушай: в небытии одинаковом,то сжимаясь, то щерясь навзрыд,дура-юность, что ласковый вакуумв стеклодувном шедевре горит —только делится счастьем с которыми голосятбез царя в голове,с дребезжащими таксомоторами,что шуршат по январской Москве, —и принижен, и горек он, и высок —мир, ушедший в тарусский песок —строк, ирисок, ржавеющих вывесок,лёгких подписей наискосок…

А земля продолжается, вертится, голубая, целебная грязь…так любовь, ее дряхлая сверстница,в высоту отпускает, смеясь,детский шарик на нитке просроченной —как летит он, качаясь, покапо опасным небесным обочинам просят милостыни облака!Как под утро, пока ещё светитсязимних звёзд молодое вранье,серой крысой по Сретенке мечется суеверное сердце моё!

Хорошо вдалеке от обиженных, огорчённых отеческих сёлв телевизор глядеть обездвиженный,попивать огуречный рассол,вспоминая горящих и суженых,чтобы ласково чайник кипел,чтобы голос – пристыженный труженик —уголовную песню хрипел.

Серый выдох стал сумрачным навыком —но в апреле, детей веселя,по наводке рождается паводок и неслышно светлеет земля.

Се – с косичками, в фартучке – учитсянесравненной науке строкинезадачливая лазутчица – легче воздуха, тоньше муки,мельче пыли в квартире у Розанова,невесомее – ах, погоди…свет озоновый времени оного – будто больв стариковской груди —дай ей, Господи, жить без усилия —пусть родной её ветер несёт,мощью гелия – или вергилия – достигая безлунных высот.