Тудор Аргези - Феодосий Видрашку

интересовалась его уроками, спрашивала, чем они там в школе занимаются. Но это случалось очень редко. Мальчик все чаще слышал разговоры отца с мачехой о каких-то делах, которые должны принести деньги и богатство. О деньгах и богатстве велись разговоры в доме и когда приходили знакомые отца. С подобными разговорами он встречался дважды в день и на улице. В школу и из школы он проходил мимо длиннющего ряда лавок, где шла бойкая торговля. А под окном его комнаты была жестяная мастерская. Мальчик засыпал и просыпался под шум железного листа, превращающегося ударами деревянного молотка в водосточные трубы, жаровни, формы для хлеба, пасх и куличей.

— Что вы делаете? — спросил Янку чумазого мастера, который сооружал из разноцветной жести необычное крылатое сооружение с пропеллером.

Недолго думая, мастер ответил:

— Деньги.

После школы Янку похвастался мачехе:

— Я сегодня утром видел, как делают деньги.

Анастасия засмеялась и сказала зло:

— Мало видеть, как делают деньги, надо уметь самому их делать! Вот твой отец все время смотрит, как другие ворочают миллионами, а сам никак этому не научится, потому что он дурак и бездельник!..

Отец бездельник! Какой же это он бездельник, если его почти никогда нет дома, а когда появляется, видно, как он устал. Он только то и делает, что отбивается от упреков и расспросов: «Когда же у нас будет жизнь как у людей?»

— Что это такое — жизнь как у людей? — спросил Янку Анастасию, видя, что она в хорошем настроении.

— Вот скоро она, эта жизнь, переступит и порог нашего дома, и тогда ты увидишь. Кажется, наши дела идут на лад, отец нашел хороших мастеров, наша фабрика в Плоешти начнет давать доходы, и тогда ты почувствуешь, что это такое! Мы купим большущий дом на шоссе, во дворе конюшни, у нас будет свой выезд, и, может быть, купим и для тебя молодого породистого вороного жеребца, оседлаешь его и помчишься туда в поле, к Бэнясе! А может быть, где-то неподалеку, в Бэрэгане, приобретем имение, а в горах у Синаи или лучше в Предяле купим виллу с видом на Бучеджские горы. Скоро, скоро мы заживем как люди. Отец твой зашевелился!

Вечером приехал отец, он стал рассказывать Анастасии, что его люди нашли на этих днях неподалеку от Плоешти исключительно хорошую глину, которая пойдет не только на кирпич, но и на черепицу. Но в следующее воскресенье в дом Теодореску снова пришли плохие вести. Оказалось, участок с отличнейшей глиной принадлежит жадному помещику, который, догадавшись, о чем идет речь, сам решил заняться производством черепицы. И в доме начались скандалы, порой заглушавшие стук деревянного молотка жестянщика. Янку затыкал уши маленькими своими ладонями, старался убежать из дому. Спасением были школа и добрый отец Абрамеску.

— Кто из вас знает буквы? — спросил отец Абрамеску.

Поднял руку только один Янку.

— Ты все буквы знаешь?

— Знаю четыре… — почти шепотом ответил он.

— Янку знает четыре буквы, — сказал своим мягким певучим голосом отец Абрамеску. — Выйди, Янку, к доске. Возьми мел, сотри палочки и напиши буквы.

Янку знал эти буквы хорошо. Сколько раз он выводил их на влажном прохладном иле у берега Дымбовицы! Как огорчался он, когда волны набегали на буквы и постепенно смывали их! А он писал их вновь и вновь. Научил его писать старший друг Раду, который уже учился в третьем классе.

Мальчик растерялся у доски, она казалась ему громадной и страшной. Он писал долго, стараясь, чтобы каждая буква занимала положенное ей место в клеточке. Когда Янку отошел, на доске в нижнем ряду клеток было выведено очень четко: МАМА. Все буквы прописные.

— Сколько букв написал Янку? — спросил учитель. Ответил хор голосов:

— Четыре.

— А сколько букв знает Янку?

Хор голосов был сейчас неединодушным. Ответили только некоторые:

— Четыре.

— А ты, Янку, как считаешь?

— Четыре, — ответил мальчик.

— Садись, сейчас я все объясню. — И учитель стал объяснять, что Янку действительно написал четыре буквы, четыре знака, а знает он лишь две: «а» и «м». — Это две буквы, дети мои, а чтобы научиться читать и писать, надо знать… Сколько надо знать букв? Кто скажет?

Никто не смог ответить. Янку казалось, что для того, чтобы научиться читать и писать, надо знать миллионы букв, их ведь так много в той книге, которая лежит на столе перед иконами в тяжелой сверкающей обложке, и мачеха не разрешает до нее дотрагиваться. Но он открывал ее несколько раз, и там букв больше, чем звезд на небе. Сколько же нужно учиться, чтобы знать все эти буквы? А учитель говорит:

— Чтобы научиться читать и писать по-румынски, дети мои, нужно знать двадцать четыре буквы. На доске Янку написал лишь две. Остальные вот они. — И учитель стал писать на доске алфавит. Буквы, написанные Янку, он не стер. Они были аккуратные, ничем не отличавшиеся от написанных учителем.

В день, когда Нае Теодореску привел своего сына в шкоду, он сказал учителю о том, что этого ребенка воспитывает мачеха и он как отец просит относиться к нему с возможной теплотой, сыну очень не хватает материнской нежности и оттого он немного замкнут, порой грубоват, непослушен, но, безусловно, упорный, хороший мальчик.

Школьные дни мчались незаметно, и к рождественским каникулам ребята усвоили весь букварь, умели уже читать и писать под диктовку своего любимого учителя. «В июне 1888 года, — вспоминает Аргези, — произошло событие, доказавшее как нельзя лучше призвание нашего учителя к педагогике. Сорок пять ребят из сорока пяти были отмечены первой премией, это была коробка английского печенья, которую учитель поделил равными частями между нами. Мы сидели на лужайке по-турецки, окружив тесным кольцом нашего отца и преподавателя». Так окончил будущий Тудор Аргези первый класс бухарестской начальной школы «Петраке Поенару».

2

Наступили долгожданные для всех каникулы, а ему они не принесли никакой радости. Он подолгу наблюдал за тем, как из-под деревянного молоточка знакомого мастера-жестянщика выходили готовые вещи, и ему захотелось тоже делать что-то полезное. Однажды утром он пошел к своему другу Раду, они договорились накануне пойти по окрестностям Бухареста в поисках того места, откуда пришел много сотен лет назад знаменитый погонщик овец Букур и заложил основы нынешнего города. Раду говорил, будто он знает такое место, где запечатлен на камне след самого Букура: когда он сюда шел со своими овцами, была такая дождливая осень, что даже камни размякли. Но мать оставила Раду с маленькими братишками, а сама ушла сегодня пораньше на работу.

«Пойду-ка я сам искать тот след!» — решил Янку. Он