Свет ночных фонарей - Дмитрий Лунин

«За окном еще горит фонарь…»

За окном еще горит фонарь,но не виден свет за пять шагов.Каждый день худеет календарь.Замолкает осени фагот.Город мне ни капли не знаком.Где, Вергилий, твой хваленый ад?Никого здесь нет,и ни на комне задержишь свой усталый взгляд.

Письмо

Как путник, уставший от долгих странствий,взгляд ищет место остановиться.Лишь вспоминая знакомых лица,как факт принимаешь, что ты в России.Ночь заполняет домов пространствас бесцеремонностью наглого гостя.Вновь для распятия ищут гвоздите, кто в тебе разглядел мессию.

Жизнь пролетает однообразно.Не отличая зерен от плевел,время нас всех превращает в пепел.Этот закон даже я не нарушу.Все повторится еще не раз, ноесли ты при смерти, то с испугутело свое доверяешь хирургучаще, чем пастору душу.

В этом ответ на любые вопросы,даже на те, что никто не задал.Знаешь, чем чаще я в жизни падал,тем отчетливей видел, что лежа — лучше.Я представляю собой отбросыобщества, ты же являешься частьюобщества. Впрочем (наверное, к счастью),это письмо — единичный случай,

ибо со смертью кружиться в вальсахмного приятней, чем ждать кончиныи суетливо искать причиныпроисходящего. Это точно.

Этого не объяснить на пальцах.За сим ставлю точку — тире — прощаюсь.Помни: однажды и ты, отчаясь,это заметишь.Спокойной ночи.

Размышления в ночной комнате

Когда картинка за окном имеет видчто твой квадрат Малевича, как в вате,приглушен голос города, и спитраспластанный на собственной кроватиобычный имярек, устав с пути,опять дырявит ночь фонарь-компостер.Стараясьникого не разбудить,уходят мыслиполуночным гостем,поскольку мысль, впитав обрывки вер,спешит расстаться с миром эфемерным,пытаясь выйти в запертую дверь,но без упорства, свойственного смертным.

На циферблат ложится ночи час,объемность комнат насыщая тенью.Уже календарю не верит глаз,как некоему странному виденью.Который год все терпящий рояльциничен в новой мебели убранстве.Когда подобно призраку, ноябрьтеряет очертания в пространстве,надменен и бесхитростно суров,иглой грядущей ночи изувечен,от окон, переулков и дворовуходит заблудившийся в них вечер,как публика, спектакль освистав…Но в город,спящий только лишь отчасти,в трехсотый раз упавшая звездане принесет желаемого счастья.

Здесь даже мысли те же, что вчера.И время, удаляясь безвозвратно,жужжа, как сумасшедшая пчела,сегодня перетягивает в завтра.Опасно жить на этом рубеже.Вновь ощущая некую беспечность,ты видишь сон, а между тем, ужетебя за плечи обнимает вечность.Благословен, кто умер без нытья.Благословен воистину, кто дожил,чтоб видеть, как за гранью бытияпроснется вечно дремлющий художники образ нанесет на полотно,чертам подобный ангельскому лику…Как в плотно затворенное окно,ты мне кричишь,но я не слышу крику.

Сжимая город вымерший в горсти,ночные облака молчат подолгу,чтоб мысленно молитвы донестилишь своему невидимому Богу.Но Богу дела нет до облаков.Он за столом сидит в одной пижаме,воспоминанья прожитых вековвновь занося в истории скрижали.

Вновь созерцаешь мир, закрыв глаза,почти ничто, эпохи хромосома,по гололеду времени скользя,всем телом ощущая невесомость.И кажется, теперь уже вовекпредмет не обнаружит свойства падать,не хватит силы для поднятья век.Уже никак не ощущает памятьжеланья власти, свойственного ей,сильней желанья выползти наружу.Стремясь увидеть очертанья дней,глядит фонарь в насмешливую лужу.С такою быстротой из тьмы квартируходит прошлое, сменяясь настоящим,что кажется: потусторонний мирв проем окна тебя за ним утащит.

Время напоминаетвторопях отправленное письмо,в котором, как всегда,забываешь сказать нечто главное.Очертания поздней осенитак схожи с ранней весной,что внешне не различимы.

Город в пространстве плавает,подобно огромных размеров галере,чья пьяная матросняпытается низложитьранее ею же выбранного капитана.Фонарь, будто с девушки платье,на время ночи завесу сняв,освещает подле себя часть улицыи символ империи капитала —банк, из которого все служащиедавно разбрелись по домам,поскольку даже кесарю кесаревонет желания отдавать среди ночи.

От переизбытка мыслейнедолго сойти с ума,и среди них одна,неназойливая, как «между прочим»:одиночество — это если можешь бытьс кем угодно, новновь занимаешь одинв том пространстве позу,где даже растворенное настежьогромных размеров окноне пропускает в комнатусвежий морозный воздух.

В темноте среди звуковдля слуха всегда ощутимей такой:от жгучих порывов ветрапоскрипывает кровель железо…

И бесполезно,как небо пытаться достать рукой,тянуться к тому,что ушедший векнавсегда от тебя отрезал.

Вечером, когда темнота,заползая в дом,старается заполнить мебельи все предметы,неполноценный,как птица с одним крылом,поистрепавшийся календарьнапоминает о том, что летомдень был более долог,а ночью небо как решето,и деревья с листвой,напоминающие динозавров.

Невозможно прожитьсегодняшним днемпотому лишь, чтосегодняпревратится в позавчерапослезавтра.

А сейчаслишь часы постукиваютходу времени в унисон.Так и вечер осенний уйдет,растворится, никем не замечен.

И желанье одно:уж поскольку и долженприсниться сон,лучше пусть будет кошмарным он,нежели вечным.

Знаю, игла пластинкипочти что достигла края.Вспоминая твой голос, вижупрошлое наяву.И, снова в пространстве комнаттвой силуэт различая,я в зеркале отражаюсь,а значит, еще живу.И значит,хранимы Богомбезмолвные стены дома.Вновь тишину дополнив,времени ход затих…

Если меня не станет,может, поэт знакомый,не приходя в сознанье,новый напишет стих.

«Чем дольше крутить пластинку, тем неразборчивее слова…»

Чем дольше крутить пластинку,тем неразборчивее слова.Дует паршивый ветер с запахом креозота.Себя облачив в доспехи,точно дикая татарва,стая птиц надвигается на линию горизонта.

Вечер привлекателен не более,чем от статуи отвалившаяся рука,жизнь протекает между«как известно»и «между прочим».В запасе осталось довольно многоот русского языка,только ни слова ужене вставить в контексты строчек.

Как археолог находит радостьв откопанном ржавом ноже,время находит радость в крушении идеалов.

И разница между тем, что будет,и тем, что было уже,представляется разве чтоночью под одеялом.

Часть II ОБЪЯВЛЕНИЕ ДЛЯ ГАЗЕТЫ № 2

Одичание одиночества