Капитали$т: Часть 4. 1990 - Деметрио Росси

их, наличных! Правда, проблема Эскобара имеет несколько иную природу — у него тонны долларов, которые он не может официально потратить так, чтобы не привлечь внимания налоговой службы. Поэтому доллары он закапывает в джунглях и прячет в трущобах. Он реально может повторить судьбу всемирно знаменитого чикагского бандита Альфонсо Капоне и уехать в тюрьму за то, что тратит слишком много. Мы же плевать хотели на финотделы и финуправления, потому что большая часть нашего заработка — банальный черный нал. Нам просто физически нечего купить на наши деньги. А если учесть мое тайное знание того, что скоро вся финансовая система СССР рухнет и буквально «все золото превратится в черепки», то… советские рубли становятся очень проблемным активом. Активом, который нужно немедленно сбрасывать, обменивая на активы более ликвидные и существенные, чем мы с переменным успехом и занимаемся.

Я играл в «Тетрис», когда в двери кабинета появилась Люся и сообщила, что пришел Николай Николаевич, по срочному делу.

— Приглашай… — сказал я со вздохом. Проклятая «палка» никак не приходила и стакан наполнялся блоками. — И сделай нам… я не знаю… кофе?

— Хорошо, — кротко сказала Люся и исчезла.

Мое отношение к Николаю Николаевичу, который все также занимал должность начальника городской милиции, было сложным. Я все еще не мог забыть того, как он буквально столкнул лбами нас с Роговым, спровоцировал конфликтную ситуацию и под шумок убрал Рогова — известного в городе деятеля теневой экономики. С другой стороны, без него мы могли и не справиться с Роговым, да и кроме этого, Николай Николаевич частенько помогал нам и нашим близким, так что… все было неоднозначно.

— Здравствуй, Алексей, здравствуй! — приветствовал меня Николай Николаевич. Он был подтянут, гладко выбрит и одет в очень приличный серый костюм — походил на удачливого американского бизнесмена. — Ты уж прости, что без звонка, проезжал мимо, вспомнил, что поговорить хотел, и вот…

— Здравствуйте, Николай Николаевич! — приветствовал я незваного гостя. — Какие могут быть извинения, что вы… Мы всегда рады…

— Как дела? — осведомился он. — Все в порядке, по нашей линии никто не обижает?

— Да кто нас может обидеть… — развел руками я. — Мы ни с кем не конфликтуем, со всеми мир и дружба…

— Да? — переспросил Николай Николаевич. — А вот я другое слышал…

— Это что же именно? — насторожился я.

Появилась Люся, поставила на стол поднос с кофе и печеньем, и тихо удалилась.

— Угощайтесь! — пригласил я Николая Николаевича. — Так кто это на нас зуб точит, что за негодяй, расскажите!

Николай Николаевич отпил кофе и важно посмотрел на меня.

— Обком, — сказал он со значением.

Я поморщился. Еще несколько лет назад плохие отношения с обкомом для любого руководителя означали потерю должности, если не хуже… Но не сейчас. Какая-то власть у обкома, безусловно, остается, но былого могущества уже нет.

— Обком звонит в колокол, — пошутил я. — И что же не нравится уважаемым товарищам? Чем вызвали мы их высокий гнев?

— Зря скоморошничаешь, — сказал Николай Николаевич строго. — Вот вы с демократами дружите, средства им даете. Они газетенку свою подметную выпускают и в ней грязь льют и на обком, и на советскую власть. Это тоже не дело!

Мы действительно давали деньги демократам, а на главного городского демократа имели даже некоторый компромат. Я рассчитывал использовать его некоторое время спустя, когда эти самые демократы получат реальную власть. А обкому, оказывается, не нравится…

— Николай Николаевич, — сказал я дипломатично. — Мы со всеми дружим, вы же сами знаете! Куча людей приходит, просит помощи, мы помогаем кому можем. А что касается свободной прессы и всего такого… вы же сами все прекрасно помните! Как потерял должность товарищ Бубенцов, например. Не те времена сейчас. Да и вообще, обком к нашей фирме отношения не имеет. Парткома у нас на предприятии нет, как вы знаете. Я был бы рад, если бы они занимались своими делами, а в наши не лезли…

Николай Николаевич пожал плечами.

— Алексей, а ты мне зачем все это говоришь? Смотрите сами. Мое дело — предупредить.

— Я благодарен вам, Николай Николаевич, за предупреждение. Хорошо, чтобы не нервировать товарища Токарева, на демократических тусовках появляться не буду. Можете сказать, что я с ними порвал. Окончательно и бесповоротно.

— Ты, Алексей, как маленький, честное слово, — сказал Николай Николаевич язвительно. — Ты с этими… деятелями коньяк по кабакам пьешь, а того не знаешь, что они в комитет стучат даже не через одного, а четверо из пяти! Заслуженные агенты, у каждого за плечами считай по бараку зеков, сдавали оптом и в розницу — студентиков, неформалов волосатых, своих же коллег сдавали, за книжечку, за разговор неосторожный, образ мыслей невосторженный, а то и просто — ни за что!

Я обреченно вздохнул.

— Николай Николаевич, ну что вы, честное слово? Вы хотите сказать, что демократы наши доморощенные — не ангелы? Так это мне хорошо известно. — Я улыбнулся. — А некоторые подробности я лучше комитета знаю. Только… ну и что из того? Я и сам не ангел, да и вы тоже, и товарищи из обкома, и еще выше…

— Ладно… — сказал Николай Николаевич, — проехали. Есть еще новость. Меняется начальник ОБХСС. Прошлый был моим человеком, ну ты в курсе… а этот — пришлый. Варяг. — Николай Николаевич поморщился. — Новая метла, сам понимаешь, будет стараться мести чисто, хотя бы на первых порах. Так что… осторожнее. С одной стороны, обком вами не доволен, с другой — новый «бэх». Два и два можешь сложить?

— Могу, — сказал я грустно. — Николай Николаевич, а может быть товарищу первому секретарю денег дать? Как вы думаете, возьмет? А то ему и правда обидно, демократам даем, а обком пасется…

Николай Николаевич посмотрел на меня снисходительно.

— Это ты, Алексей, газет перечитал. Это может в Средней Азии или Закавказье такое. А у нас — нет. Не берут в обкоме деньгами. Борзыми щенками — могут, это есть. Стройматериалы там… все же строятся сейчас, или еще каким дефицитом. Да и чего ты у меня спрашиваешь? У отца спроси, он тамошние нравы лучше меня знает…

— А что касается этого ОБХСС, — сказал я, — то нам бояться нечего. Люди мы в высшей степени законопослушные, ни единой народной