Перекресток, или тридцать лет спустя - Антон Константинович Вершовский

Продребезжал звонок, и, выдержав положенную педагогическую паузу, учительница объявила конец урока. Девятиклассники выходили из класса степенно, осознавая свою значимость и не желая уподобляться бессмысленно суетящейся в коридоре малышне. Юра вышел вместе с Мариной, было видно, что он ей рассказывает что-то очень смешное, она то и дело хихикала в ладонь. Прекрасная Елена подошла к стоящей у окна девочке с миниатюрной точеной фигуркой и светлыми кудряшками, обрамляющими веснушчатое лицо с живыми смеющимися глазами. Наверное, она из параллельного класса – подумал Артем, кудряшки его заинтересовали. Девушки взялись под руки, и, быстро, но негромко разговаривая о чем-то своем, ужасно важном, пошли к столовой. Тем временем Пашка столкнулся в дверях с энергичной коротко стриженой девчонкой; задрав голову и посмотрев на Пашку снизу вверх, девчонка презрительно фыркнула, коротким точным движением отодвинула его в сторону, и вышла из класса. Пашка с несколько обалдевшим видом постоял в дверях пару секунд, потом закрыл рот и отправился за ней следом.

То время было не сильно богато дебатами и общественными дискуссиями. И было бы совсем небогато, если бы не одна благодатная, высочайше разрешенная и одобренная тема – «физики и лирики». Сейчас трудно в это поверить, но с самого начала хрущевских 60-х все – и школьники и студенты, и забывшие собственные проблемы прорабы, сталевары и доярки – с пеной у рта обсуждали животрепещущую проблему: кто важнее для Родины, технари или гуманитарии? Родина однозначного ответа не давала. Технари ковали ей щиты и мечи против врагов внешних, а гуманитарии создавали идейную базу, необходимую для защиты от врагов внутренних. Конечно, прямой вопрос – «а каких, собственно, врагов народная власть опасается больше?» – был бы верхом неприличия, а потому дискуссия тянулась уже больше десяти лет, то затихая, то разгораясь с новой силой. Очевидный ответ – важнее финансисты, дилеры, брокеры и менеджеры, а еще важнее всякая политическая накипь – еще не приходил никому в голову.

Придя в физматшколу, Артем и его новые одноклассники неожиданно оказались буквально за уши втянуты в этот спор. В школе шла нешуточная борьба за юные души: состязались две учительницы, две соперницы-подруги – Фира и Лора, Физичка и Литераторша. Обе были молоды, красивы, талантливы и полны энтузиазма, в меру приправленного колючим ехидством. Конечно, в физматшколе литераторше Лоре приходилось играть на чужом поле, но она и не думала сдаваться. На девятиклассников градом сыпались литературные диспуты и сочинения на какие-то запредельные темы, и даже театральные постановки во всяческих авангардных стилях. На одном из первых же факультативных уроков по литературе Артем неожиданно для себя вызвался подготовить 45-минутный доклад о древнерусской иконописи, а потом долго чесал затылок, пытаясь понять, какой, собственно, черт толкнул его под локоть. Доклад, впрочем, получился, был принят на ура, и с тех пор девятый «А» стал самым подкованным в старинном, но не очень востребованном в двадцатом веке искусстве росписи сухих досок. Много чего еще было на этих факультативах – коллективное прослушивание только что вышедшего авангардистского диска Тухманова и уже почти классической рок оперы JC Superstar; показательный суд над несчастным Раскольниковым (хотя Артему и казалось, что если кого и стоило судить в этой компании, так это самого Ф.М. Достоевского – за садистские издевательства над персонажами и читателями), умные споры о любви и дружбе, и прочая, и прочая. Вы смотрели фильм «Ключ без права передачи», про старшеклассников и их учительницу? Вот-вот. То самое. И вышел этот фильм как раз в том самом году, и смотреть его ходили все вместе.

Физичка Фира вроде бы никаких особо изощренных методов преподавания не выдумывала, но ее неиссякаемый юмор и умение ставить перед своими, как она их называла, «оболтусами» все более сложные и интересные задачи, исподволь провоцируя их на соревнование, – срабатывали не хуже, чем литературно-театральные выдумки Лоры. Уроки Фиры всегда были маленьким спектаклем, каждый мог быть вознесен к самым вершинам ее похвалой или повержен в бездну насмешкой. Особенно много уколов и насмешек доставалось «любимчикам», к которым и Юрка, и Пашка, и Артем не без оснований относили себя. Основанием было, в частности, то, что Фира, вопреки строгому школьному уставу, именно их называла на «ты». Однажды Артем сидел на уроке в электротехническом кабинете и от нечего делать крутил пальцами электрические клеммы, торчащие из каждого стола – что, конечно же, делать было категорически запрещено. На его беду, в этот день растяпа-дежурный забыл обесточить щиты, и Артема стукнуло – но не сильно, 127-ю вольтами. Он отдернул от клеммы руку и вжал голову в плечи, опасаясь справедливой кары. И увидел, как рассказывавшая что-то у доски Фира, пристально глядя на него, сказала беззвучно, одними губами – «ну что, получил, да???» Отвернулась и продолжила рассказ. На этом уроке он понял, что физика может быть безгранично богата переживаниями, и влюбился в эту науку на всю жизнь.

Хороши были и другие учителя, – казалось, рядом с этой яркой парочкой заклятых подруг они тушевались и уходили в тень, но дело свое знали отлично. Англичанка Инна, классная руководительница, без всякого нажима умудрялась справляться с тридцатью гениями сразу. Правда, английскому она их так и не научила, но это не ее вина – программы в наших школах и институтах, кроме ну очень специфических, были составлены так, чтобы исключить всякую возможность освоения нашими людьми вражеских языков. Но это и неважно – те, кому было нужно, выучили потом сами и английский, и всякие экзотические языки, от С++ до арго парижских клошаров.

- 2 -

Так началась эта история. Пашка и девчонка с короткой стрижкой (ее звали Нэля, и она всерьез занималась плаванием, впрочем, она всем занималась всерьез, поскольку полумер и компромиссов не признавала) жили неподалеку от Артема, и каждое утро они втроем встречались на остановке, с боем прорывались в скрипучий душный автобус, и, с трудом оберегая в давке свои портфели от напора пролетариата, ехали через весь город в школу. При этом, как довольно быстро заметил Артем, Пашка с Нэлей прижимались друг к другу гораздо сильнее, чем это было необходимо. Впрочем, никакого секрета из своего романа они не делали – не в характере прямолинейной и решительной Нэльки было скрывать вообще что бы то ни было. Глядя на нее, каждый понимал, что ее отношение к Пашке – не какое-то баловство, а начало союза на всю жизнь. Раздолбай Пашка был совершенно покорен и очарован, и ни на кого, кроме Нэльки,