Перекресток, или тридцать лет спустя - Антон Константинович Вершовский

– бывал и бит. Забавно, что, хотя вряд ли кто-то сейчас помнит, что такое «гуталинщик», – слово «нагуталинить» осталось в языке и разошлось по стране… Были «на толпе» и настоящие коллекционеры. Говорили, что история питерской толкучки уходит в 60-е годы – тогда здесь обменивались «музыкой на костях», записанной дома на старые рентгеновские снимки поверх чьих-то ребер и позвоночников.

Толкучку периодически гоняла милиция – с ходу подлетал газик, из него выскакивали бравые парни в форме и фуражках, и тогда продавцы и покупатели бегом рассыпались по окрестным параднякам. Захваченные пластинки поступали в распоряжение бравых милиционеров и потом каким-то таинственным образом снова оказывались на толкучке, а попавшихся продавцов отдавали на воспитание и исправление комсомольским комитетам.

А в середине 80-х годов продавцов музыки потеснили электронщики – начался век персональных компьютеров. В ту доинтернетовскую эпоху эта толкучка стала общегородским форумом – клубом, где обсуждались компьютерные новинки, рассматривались и изучались процессорные платы, дисководы и контроллеры… и не просто форумом, а Меккой компьютерных фанатов – будущих хакеров, взломщиков банковских систем, программистов Майкрософт и воротил российского компьютерного бизнеса.

И тут, почуяв прибыль, барахолку «приватизировали» те самые деятели из районного комитета комсомола, которые в течение предыдущих двадцати лет пытались ее изничтожить. Ее перенесли на новое место, обнесли забором с неизбежной в те времена колючей проволокой, и стали продавать входные билеты. На десятках, а потом и сотнях лотков бойкие молодые люди начали торговать пиратскими дисками – всевозможными операционными системами, программами, играми, фильмами, музыкой. Подпольные компании, штампующие эти диски на копеечных китайских болванках, гордо ставили на них свои логотипы и давали двухнедельную гарантию. Законопослушные немецкие и американские туристы скупали пиратский софт целыми коробками. Потом к компьютерным рядам добавили вещевые, – там «челноки» и скупщики развернули торговлю сшитыми в Турции из гнилой материи настоящими итальянскими джинсами и куртками. Торговали музыканты, литераторы и преподаватели; торговала, устав надеяться на потерявшиеся в межбанковских махинациях зарплаты, вся страна. И Артем, и его коллеги по субботам приходили сюда, как на работу – не только заработка ради, но и потому, что это было единственное место, где можно было достать радиодетали, элементы и реактивы для основной работы.

Потом – уже в новом тысячелетии – вещевая барахолка разрослась, скупщиков сменили серьезные фирмы, появились крытые павильоны и торговые центры, компьютерных гуру вытеснили в Интернет, продавцов пиратского софта загнали в подполье, и стихийный компьютерный клуб стал самым крупным в городе вещевым рынком. Артем не без ностальгии вспоминал субботние походы «на толпу» – атмосферу «компьютерщик компьютерщику брат»; бородатых длинноволосых парней (настоящие джентльмены в те времена коротких стрижек, равно как и стрижек вообще, не признавали), готовых под бутылку пива ответить на любой вопрос по компьютерному софту и железу; павильон, где каким-то электронным хламом торговал сам Сергей Зонов – знаменитый автор версии компьютера «ZX-Spectrum», чудесным образом приспособленной под советские микросхемы, которые, как всем известно, самые большие в мире… Да и вообще интересно было в конце восьмидесятых, в животе пусто и немного страшно, зато весело…

Где-то в самом конце восьмидесятых сестра Артема на гонорар от спектакля купила дом в деревне в Новгородской области, а мама увезла туда мелких девчонок на лето. Вот там пригодились полученные в отряде навыки - пришлось поднимать дом и строить все вокруг заново. Деревянному дому было больше ста лет, пол с поставленной прямо на него печкой просел, просели и потолочные стропила. Артем с безногим плотником Толей (ему ноги отрезало локомотивом) залезли в полуметровое пространство под полом, и, лежа на спине и дыша в доски пола, домкратом подняли пол вместе с печкой, потолком и мебелью, а потом завели внутрь шестиметровый брус и подперли им все это. Как оно все не упало на них сверху – загадка. Но хорошо, что не упало. Сельский магазин открыт два раза в неделю, но обычно там нет ничего, кроме соли и спичек. Если привозят что-нибудь дефицитное, – например, конфеты – бабы в очереди зорко бдят, чтобы их не продавали «городским». По вечерам Артем ведет степенные беседы с соседом дядей Гришей.

Дядя Гриша – крепкий мужик. Высокий, худой, седой, прямой, с огромными кистями рук - он выглядит, как командир забытой армии. Он отплавал пять лет на подводной лодке, да не на простой, а на атомной, если, конечно, верить его рассказам. Его старший сын живет в соседней деревне и работает там трактористом, а младший сын живет в другой соседней деревне, и работает главным агрономом всего совхоза. Поэтому на огороде, разбитом на заднем дворе дяди Гриши, соток так на пятьдесят, всегда суетится пара тракторов со всякими там культиваторными насадками. Жена дяди Гриши, тетя Нюра, встает в пять часов утра, и взяв в мощные руки ведра, корыта, ухват, долото, топор и всякие прочие бытовые инструменты, шустрит, не присаживаясь, весь день до заката, перетаскивая и перекапывая тонны всякого полезного сельскохозяйственного сырья. Когда тетя Нюра начинает особо активную деятельность, дядя Гриша со вздохом встает с лежанки, и включается в работу. Работу он себе назначил такую: придирчиво выбрав тоненькую хворостинку, он выгоняет любимую корову (судьба остальных животных его не занимает) в поле, и там, на вольном просторе, сквозь сон наблюдает за медленным процессом переработки травы в навоз. Как все колхозники, дядя Гриша отсидел свою пару лет за кражу мешка то ли с зерном, то ли с мукой. Кто не сидел - тот не мужик, это в деревне всем понятно.

- 6 -

В августе 1991 года – путч, реставрация власти коммунистов, военное положение, запрет отпусков, увольнений, митингов, собраний. Дочери в это время пять лет – страшно за нее. Узнав о путче, Артем отвез семейству продукты и рванул обратно в Ленинград – не то чтобы хотелось поучаствовать в событиях, но сидеть в деревне было невыносимо. Ночное дежурство в оцеплении у не подчинившейся путчистам ленинградской мэрии. Однокурсники пришли, не сговариваясь; Ленька приехал из Петергофа, по дороге увидев, как в город по железной дороге везут танки – их вообще-то возили туда-сюда постоянно, но на этот раз Ленькино сообщение произвело впечатление гнетущее. В оцеплении не только гражданские, но и дембеля-«афганцы» в белых повязках на головах (чтобы узнавать друг друга), – деловито выгружают из багажников непрерывно подъезжающих и отъезжающих «Жигулей» бутылки с «коктейлем Молотова» – а мы, штатские, просто стоим всю ночь не пришей кобыле хвост, и ждем, остро ощущая свою никчемность. Ожидание танковой атаки. Баррикады из троллейбусов.

Страх, боязнь