Кремовые розы для моей малютки - Вита Паветра
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Господин в сером снова вздохнул и опустил глаза. Зависть так и лезла из его души, как гной. Застарелый и такой, брр, вонючий… Нет, это невозможно терпеть! Скорей, скорей откланяться — под любым благовидным предлогом… и домой, в мансарду… закрыть покрепче дверь, отбиться от назойливых услуг хозяйки пансиона, да-да-да!.. дверь, значит, входящую закрыть — а дверцу чемодана (того, что под кроватью) — ту, наоборот, открыть. Кольнуло сердце и перехватило дыхание, в предвкушении, а рот наполнился слюной. Он судорожно сглотнул. Кажется, никто ничего не заметил… уфф! Замучают вопросами, особенно, док. Станет допытываться — отчего он то бледнеет, то краснеет, отчего дрожит и откуда эти мелкие капельки пота на его лице… вечер-то ясный, очень теплый. И так далее, и тому подобное… чтоб ему пропасть, жадному докторишке! Нет, это невыносимо! Он больше не выдержит здесь — ни минуты, ни секунды, нет! Улизнуть и поскорей… туда, в мансарду, на кровать, застеленную линялым покрывалом… к его блаженству, единственной радости и утешению, к яркому счастью — заключенному в картонную коробочку с бумажными кружевами.
— А где наш добрый друг? — удивился господин в черном. — Улизнул тихо, как мышка. А мы с вами так увлеклись разговором, что и не заметили.
Господин в синем только пожал плечами.
— Ушел и ушел. Подумаешь! Я другого не понимаю: как он вообще затесался в нашу компанию? Где мы с вами — и где он, простой клерк. Я ведь не ошибаюсь?
— О нет, нет. Не ошибаетесь, — вздохнул господин в черном. — Меня другое все время смущало: какой-то он скользкий, двусмысленный. Как это говорят простаки? «Мутный тип».
— Ваш будущий пациент, — подмигнул господин в синем и скривился: — До чего же противная рожа, брр!
— И нездоровая, весьма нездоровая, смею заметить. Особенно глаза, — задумчиво подхватил господин в черном. — Увы, мой друг, это как раз тот случай, когда спасение утопающих… ну, вы сами понимаете.
— Да уж. От ваших цен прямо слепнешь, — хмыкнул господин в синем.
Его собеседник улыбнулся и только руками развел. Издержки профессии, так сказать. Бесплатно лечили разве что святые угодники божии. Да и то не всех. И ничего удивительного: питались они все кореньями да акридами. А то и вовсе святым духом. Очень удобно, опять же, экономия. Чего не скажешь о нашем времени, печальном во всех отношениях. Ну, хорошо-хорошо!.. почти во всех. Вот и приходится взимать некоторую сумму, в соответствии с прейскурантом — если не хочешь питаться акридами, разумеется.
Они еще раз глянули на счастливого владельца железной «цыпочки» — тот умостился внутри и что-то внимательно проверял. И настраивал, настраивал… Умильное выражение не сходило с его круглого веснушчатого лица.
— Друг мой, дело ведь не только в обладании статусной вещью и несколько извращенном проявлении радости. Все гораздо проще: его «цыпочку» не тронул Угонщик-Невидимка, — снисходительно произнес господин в черном.
— Знаете, док, а вот это странно. У других — угоняет, а его кралю будто не замечает. Брезгует что ли, бг-г?
Господин в черном пожал плечами.
— Скорее всего, просто очередь не дошла. Хочется верить — и не дойдет. Страшно подумать, друг мой, что будет, если «цыпочку» утром найдут в том же состоянии, как и другие… м-мм, жертвы угона.
— Пыльные, грязные, возможно, с царапинами или разбитой фарой, со взбесившимся спидометром…
— Именно так. Боюсь, друг мой, что тогда его со стоянки прямо ко мне доставят. А у меня, как назло, сейчас ни одного свободного места. Даже в «люксе». Скажу вам по-секрету, как старому другу и, кхм, постоянному клиенту — давно такого наплыва не было.
— Так это же отлично, док! Больше психов — больше прибыли на вашем счету. На хлеб с этой жирной французской пакостью — как ее там, фуа-гра? — точно хватит. На завтрак, обед и ужин. И красотку можно с ног до головы обмазать ею, а потом — облизать, медленно, с чувством, — мечтательно произнес господин в синем. Вздохнул и покраснел.
— Да знаю я ваши пристрастия. Кулинарные, кхм. Передо мной краснеть не надо, — усмехнулся господин в черном. — Главное, вовремя остановиться. И не кусать бедную девушку во все нежные места до крови.
— Ох, док…
— Что «док»? Второй раз я вас от полиции не отмажу, запомните. Вы же приличный человек, уважаемый бизнесмен — учитесь держать себя в руках.
Господин в синем понурился и закачал головой, как глиняный болванчик. Лицо его выражало полное раскаяние и смирение. Безоговорочное.
— Кстати, ко мне вчера привезли даму. Ваша «коллега» по диагнозу, почти.
— Как это? — поднял глаза господин в синем.
— Ох, нехорошо я поступаю, надо бы молчать, — вздохнул господин в черном. — Если бы не наше старое знакомство…
— Док, я — могила, закатанная в асфальт! Никогда, нигде и никому, слышите?!
— Верю-верю! Короче, за обедом подали пирожные, дама съела три штуки, тут ее и переклинило. Бросилась на мужа и покусала, до крови… еле оторвали. Кричала: «Не отнимайте у меня это пирожное! Сладкое, жирное, любимое! Дайте, дайте хоть кусочек! Хоть одну розочку… дайте, дайте!» Визжала, рыдала, выла. Трое слуг — и то еле скрутили «сладкоежку». А мужу озверевшей, кхм, дамы — тридцать три шва наложили. Забавно.
Господин в синем еще сильнее покраснел и быстро, на скорую руку, перекрестился.
— Вот же не повезло бедолаге, — вздохнул он.
— Удивительно другое, — прищурился господин в черном. — Ко мне стали поступать жертвы ночных кошмаров, обоего пола. Такое на первом приеме рассказывают — просто волосы дыбом. Очень, очень занимательно, — с удовольствием промурлыкал он. — Какая-то эпидемия в городе, кхм. И все до одного — уважаемые, состоятельные люди, вот уж кому и наяву, и во сне радость. Не жизнь, а мед. Не фабричные работяги, не прислуга, не официанты или поденщицы, не таксисты или метельщики и вокзальные грузчики, не уличные музыканты или няньки в приюте для подкидышей. Наконец, не бездомные нищие или проститутки. Хотя о чем я? Эти ко мне точно не попадут.
— Док, — осторожно перебил господин в синем. — А за какой шиш?
— Я не святой угодник, и моя клиника не для простолюдинов и нищих. Потому и процветает, — самодовольно произнес господин в черном. Он быстро, мелко перекрестился и трижды сплюнул через левое плечо. — Простонародью, друг мой, я бы и не стал помогать. Зачем? С точки зрения привилегированных классов, эти бедняги в кошмарах живут: кто от случая к случаю, а кто и постоянно
