Держи меня крепче - Рида Сукре

class="p1">Илья после последней фразы друга пошёл ва-банк и, не став корить Шера за интимные сцены в салоне, не дававшие покоя чрезмерно чувствительному Илюше, получил исчерпывающий ответ о том, что Шер с малышкой якобы по приколу обменялись клятвами верности у статуи двум белым лебедям на Парке Малолитражных Автомобилей, который был назван так в честь стоявшего здесь долгое время завода, вот и называют друг друга мужем и женой. А сделали они это там, потому что считается, что самые крепкие браки вершатся именно в этом священном месте. Эту городскую легенду, Илья прекрасно знал. Но в то, что и Артём в неё верит, звучало подозрительно. Влюблённые Шер и малышка сами не поняли, как скрепили узы и теперь пытаются разобраться в своей симпатии. Олли в их истории был явно третьим лишним, но на правах брата «муженька» и друга «жёнушки» был посвящён.

Рассказ, сочинённый за пару секунд, удовлетворил друга, а на просьбу держать историю в секрете тот лишь накуксился, потому уже представлял, как придёт и станет распускать новые сплетни в кругу компашки.

Так, за разговором, они быстро домчали до домика за городом семьи Владимира, где, по словам Ванильного, фанкиманы держали Оливера, как в дешёвом боевике «made in Bollywood».

Эпилог

Разгорячённый после игры Оливер, стоял под дождём и следил за братом, не спешащим покинуть территорию, он и сам не торопился грузиться в машину. Но это вскоре ему надоело, и он отвернулся, так и не увидев, как Илья съездил по лицу Охренчика и не проводил взглядом свой чёрный «Эскалейд», как только парни решили уехать.

Он стоял, держа руку в кармане непромокаемых брюк, где хранил переданный братом листок с текстом новой песни, которую тот только что продекламировал, гоняя по площадке мяч. Артём всегда писал стихи. С самого детства, но никогда не исполнял на публике. Любой текст брата пропитан им самим от каждой стройной буквы до точки, его песни интимны. Не боялся сцены, не имел дурной голос, его манера читки даже нравилась Олли, но Охренчик просто ощущал себя каким-то дешёвым, когда брал в руки микрофон и рассказывал публике о своих чувствах. Эти крамольные мыслишки Оливеру никогда не нравились, лично он жизни без микрофона не видел, но переубедить брата в его таланте он не мог, а получал лишь текста и просьбу исполнить, если тому что-то из этого понравится. Всё же Артёму нравилось, что его стихи обретали жизнь в устах Оливера, которому тексты брата нравились иногда даже больше своих. Его слова, слова родного человека, казалось, имели потустороннюю силу.

Последний текст заставил его серьёзно задуматься:

Ты королева на моем престоле, я обычный мальчик,

Но ты пай-девочка, мой зайчик. Неумело стачиваю

Захваченные алчно чувства, неудачно прячу,

И я уверен, что не видно — грим наложен смачно.

А ты считаешь, я кошу под мачо, мню себя мучачо,

Детка, я умоляю — это ровно ничего не значит.

Моя заначена душа слоями треша, но не артачась

Ты разгребаешь завалы — террорист-захватчик, **я.

Тебе пох, что кровоточит,

Я чую — нет подвоха,

А моё сердце плачет (как не звучало б ржачно…)

Врачи нарывы криво отчаянно сворачивают,

Моё искусство собачиться наотмашь отхерачивают,

Прокачивают сладкими туманами, всучивают мне, мрачному,

В грудную клетку, с**и, сердца кусок рваный.

Что ж, забавно…

Нас связывает нечто большее, чем послание библейское.

Прими меня таким, как есть, без всяких интерфейсов.

Я уличный поэт, ловец эмоций урбана.

С тобою рядом быть готов. Ведь ты мой рай и ад. Безумный…

Моя блондинка в тачке — я пламенем охвачен.

Не стерва склочная, не ведьма, но я одурачен,

Я одурманен, заточён в оковы. Твои клинки заточены,

Давай, ударь, мой светоч, я обесточен полностью, тобою опорочен.

Тебе на ухо: «Touch me», но поворот проскочен,

И в Never Never Land нам не попасть — не этой ночью.

Чёрт! Не в мочь мне —

Ты в голове моей, малышка, сидишь прочно!

Я бит зафигачу — колонки жарят качем,

Зажгу свечи, приходи без картечи.

Кричаще-вопиющая скептично озадачена?

Не поняла, значит.

Что ж, в следующий раз вновь попытаю удачи.

И… не проверяй почту,

Признание порочное

Я не пришлю. Точка.

Нас связывает нечто большее, чем послание библейское.

Прими меня таким, как есть, без всяких интерфейсов.

Я уличный поэт, ловец эмоций урбана.

С тобою рядом быть готов. Ведь ты мой рай и ад. Безумный…»

Оливер скомкал бумажку и убрал в карман. В голове крутился приличный биток для текста брата, хотелось быстрее ехать в студию и записать, пока мотив не выветрился из сознания. Но вместе с тем его преследовало стойкое чувство вины, в то же время злости из-за совершённых глупостей, приведших к почти летальным последствиям. Жестокие игры, что они затеяли на пару с братом, были, мягко говоря, чересчур жестокими.

Его плечи невольно опустились, и если бы не яркие молодёжные шмотки, он бы напоминал старца в глубокой задумчивости. По крайней мере, следящим за ним из припаркованного вплотную к зданию школы чёрного джипа с тонированными стёклами и красивыми номерами троицы шпионов показалось именно так. Они даже стёкла окуляров бинокля протёрли несколько раз, чтобы убедиться, что это «их парень», а не его подставной двойник, но это был именно он, выглядевший взрослым, броским, без дурашливых ямочек на щеках и без самопальных рингтонов на мобильнике.

Он зло пнул чёрную покрышку, обволакивающую серебристый диск, сел в предоставленный Тёмой «Икс-Шестой» и вырулил на основную дорогу, в целом, путь не занял много времени: после дождя люди не сновали особо по улицам, предпочитая сидеть в тепле, так что дороги были практически пустынны, а Оливер быстро попал в студию, где его поджидали ушлые фанкиманы и встретив его дружной засадой, с ходу огрели по затылку колонкой, связали, засунули в рот кляп и похитили, удачно обойдя другую, профессиональную, шпионскую засаду, которая в силу различных обстоятельств то и дело теряла объекты из вида. Даже сейчас, оставшегося последним «из Могикан» Оливера Басса они умудрились упустить, хотя сами этого не знали.

Конец первой части