Сколько стоит ваше сердце? - Татьяна Матуш

— И бритым тоже?

— Этим — в особенности. Тебе придется намазать себе язык патокой с двух сторон. Что бы ты ни услышал и как бы сильно это тебя не возмутило, из твоего рта должен литься только мед, один мед и ничего кроме меда… Ну, в крайнем случае — сироп.

— Но что они могут мне сказать? — пожал плечами Маркиз, — мы ведь не знаем друг друга…

— Может быть. А возможно им что-то о тебе известно. Возможно, даже многое. Я не удивлюсь, если наши противники пройдутся по прошлому твоей матери. К примеру.

— И что, я должен буду им это спустить и спокойно утереться? — ощетинился Маркиз.

— Безусловно — нет. Ты должен их осадить. Но при этом умудриться облечь свою мысль в самую мягкую форму и — чтобы она произвела самое жесткое впечатление.

— Это будет сложнее, чем резать отряды Демона.

— Держись. Последний легкий день был вчера.

Вокруг Эшери тоже завертелась воронка теплого воздуха и через несколько мгновений он поправил воротник абсолютно сухого, безупречного костюма.

— Готов к великим свершениям?

— Нет, но кого это волнует? — криво усмехнулся Маркиз и первым направился в зал.

А он уже потихоньку заполнялся народом. Здесь были местные "главные люди", многих из них молодой командир знал. Точнее — встречал. Они здорово помогали: оружием, припасами, людьми и, главное — информацией.

Но тогда они казались Маркизу своими в доску ребятами, такими же пастухами в бумажных рубахах, грубых штанах и выгоревших на солнце косынках. Сейчас от утонченных гостей из Аверсума и Шариера их отличали только смуглые, сильно загоревшие лица. А в остальном: милорды и миледи — парадные костюмы, чулки и башмаки с драгоценными пряжками, постные лица.

"Бритых" Маркиз заметил почти сразу. Трудно не заметить полтора десятка мужчин в странных, по местным меркам, одеждах. Фиольцы были облачены в дипломатический компромисс между длинным камзолом и коротким халатом с запахом, сшитый из очень плотного шелка, свободные штаны и сапоги из такой мягкой кожи, что видны были пальцы на ногах. Но из толпы их выделяли не одежды, а, прежде всего — головные уборы, похожие на банные полотенца, закрученные хитрым образом.

Имперцы, согласно этикету, в доме с "обутыми ушами" не ходили…

Кота заметили. От делегации бритых немедленно отделился забавный человек: низкого роста, почти на голову ниже своих соотечественников, в очень ярком пурпурном "халате", и с длинной саблей на боку — она почти царапала пол, сверкая изукрашенными ножнами. Но улыбка сверкала еще ослепительнее. Маркиз поймал себя на желании пересчитать его зубы. Не в переносном смысле, а в самом прямом — вдруг их не тридцать два, а сорок восемь или, чем Бездна не шутит, пятьдесят шесть.

— Святой Каспер, — начал фиолец, не дойдя нескольких шагов, — и все ученики его! Глаза не обманывают меня? Ведь вы — герцог Монтрез?

Эшери растянул губы в улыбке и изящно наклонил голову.

— К вашим услугам, господин Тревия.

— Надеюсь, вы простите мне нарушение этикета, я увидел вас и не смог удержаться. Я — поклонник вашего таланта. Страстный поклонник!

На них стали оглядываться. Господин Тревия говорил довольно громко, то ли в попытке привлечь внимание, то ли просто не умел беседовать как-то иначе.

Маркиза так и подмывало спросить, что этому павлину надушенному привиделось, но, усилием воли, он наступил себе на язык и приказал смотреть, что будет. А "пурпурный", теперь уже понятно, работал на публику.

— У нас в стране ваши утонченные стихи пользуются огромной популярностью. Многие знают их наизусть. Особенно ваша изумительная любовная лирика. Такая экспрессия! Такая чувственность, страсть, пожар, соблазн!

Всю одежду с тебя снимаю Про любовь расскажу губами Ничего от тебя не скрывая Как люблю, покажу руками. Нарисую на теле строчки, Сверху вниз поцелуй оставлю. Я люблю на тебе все точки, И на память их называю…[5]

Народ зашевелился, подвигаясь ближе. На лицах кайорцев появилось недоумение. Назревал скандал.

— Господин Монтрез, — воодушевленный молчанием Эшери, "пурпурный" пошел в атаку, — а, простите мне этот интерес… просто некоторые вещи наводят на мысли… Это правда, что ваши стихи посвящены мужчине? И что вы… хм…

Кот наклонился к уху фиольца и тихо, на грани слышимости, вкрадчиво спросил:

— Господин посол ищет пару?

Бритого шатнуло, словно Эшери применил воздушный кулак пятого уровня. Бормоча вперемешку извинения и ругательства, он счел за благо ввинтиться в толпу.

— И что это было? — с недоумением спросил Маркиз.

— Провокация, — пожал плечами Монтрез, — Обычное дело. На таких встречах обычнее провокаций только слова: "Добрый день" и "Доброй ночи".

Монтрез оказался демонски прав. Светский прием оказался настолько похож на обычный поиск, где нужно добыть информацию, избежать ловушек и не выдать себя, что Маркиз вскоре почувствовал себя легко, в меру собранно. Очень привычно.

И когда в словесном поединке, замаскированном под обычную, светскую беседу, все же сработала ловушка, нацеленная конкретно на него — он даже в лице не переменился. Смысл? На войне стреляют. Пытаются убить, иногда — успешно. Самые обычное дело — что же, обижаться на это? На врагов не обижаются, их просто закапывают.

Выглядело это, как простое любопытство.

— Маркиз Тарьен? Простите, а где находятся ваши владения? Не припомню такой аристократической фамилии…

— На другом континенте, — безмятежно улыбнулся Маркиз, салютуя Эшери нетронутым бокалом, — я принят в семью Монтрезов на правах личного вассала.

— Что же это значит? — озадачился собеседник, — кто ваш отец?

— Герой кайорского Сопротивления, Катиаш Раш. Представленный к награде за поиск в Демоновой Песочнице и