Сколько стоит ваше сердце? - Татьяна Матуш

по-другому рассудил. Я тебя сейчас хорошенечко подмажу, а ты, как предстанешь перед престолами Святых Древних, как раз за меня слово и замолвишь. И будут у меня не только сапоги, а карета, выезд, домик в пригороде. Жена-южанка. Красавица и умница. Хороший план?

— Дурацкий, — мотнул головой Марк, усаживаясь на койке, — я ж, если куда и попаду, то только к Темным Богам, а их, сам знаешь, просить опасно. Вдруг еще дадут.

— Да уж, — передернуло Хана, — оборони Небо.

Винкер кивнул на стул и сам принялся разгружать корзину. Кроме оленины тут были два куска разных сыров: один мягкий, молочно-белый, второй ядрено-желтый и твердый, паштет, целый каравай серого хлеба и пара ядреных луковиц с уже проклюнувшимися ростками.

— Императорский стол, — одобрил Марк, — Почти как тот, что нам с тобой ребята собрали и через окно просунули. Помнишь, когда мэтр Габрио нас посадил в погреб за то, что сапоги нашего математика заколдовали?

— И они от него по всему двору бегали? — невольно улыбнулся Хан, — Такое не забывается. А, помнишь, как Севе на зельях перепутал и налил воду в кислоту? Колбу рвануло, как огненный шар. Ты тогда с испугу первый раз в жизни воздушный щит поставил.

— Ага. Дурак был, — согласился Марк.

— Почему — дурак? — удивился Хан, — ты тогда не только Севе спас, но и Юхана с Анселем.

— Потому что умный человек не полотно бы развернул, а закатал эту дрянь в сферу с поглотителем. А еще лучше — погасил бы реакцию. Тогда нам всем не пришлось бы неделю класс ремонтировать.

— Откуда ты мог знать…

— Из учебника по стихийной магии за второй класс, — пожал плечами Марк, — мы к тому времени это уже прошли. Я ж говорю — дурак. И, судя по тому, к чему я в итоге пришел — так и не поумнел. Беда говорил, что хороший стратег просчитывает ситуацию на один ход дальше противника и этого хватает для победы. Я проиграл по всем фронтам, значит — стратег из меня, как из коровьей лепешки — снаряд.

— Ну, игра еще не закончена. — сощурился Хан и, ловко откупорив бутылку, разлил по кружкам тяжелое, рубиновое вино с терпким ягодным запахом, который мгновенно заполнил всю камеру.

Марк хмыкнул, послал Хану шкодную улыбку. Сделал замысловатый жест ладонью и на ней, прямо из воздуха, возникла юкка. Которой у смертника, после всех обысков, быть никак не могло.

— Порежь сыр, — индифферентно предложил он.

— Я этого не видел.

Хан поджал губы, закатал рукава камзола до локтей, показывая абсолютно голые руки и, глядя в глаза приятелю, зеркально повторил его жест. С тем же результатом. Только его юкка оказалась шире и короче.

— Ого! Я так не умею.

— Беды-то. Научу. Это не сложно. — быстро и ловко напластав сыра, Хан поднял кружку. — За предусмотрительность.

Марк вскинул брови:

— Почему именно за нее? Нет, качество нужное, но…

— Сначала выпей, потом спрашивай.

— Как скажешь, Хан, — Винкер быстро опустошил свою емкость, отломил и закинул в рот кусочек сыра, того, который был тверже и острее. — Ну так что, Хан? Я весь — внимание.

— Как только в воздухе запахло войной, — Хан предпочитал мясо, оленина была жестковатой и оттого речь его временами казалась не слишком внятной, но приятелей это не смущало, — я подал прошение на повышение допуска и принес клятву на амулете.

— Ты же судья, — удивился Марк, — допуск первой категории у тебя и так должен быть.

— Сейчас — высшей, — Хан мимолетно улыбнулся, словно не сказал и не сделал ничего особенного, и для парня из приюта такой взлет карьеры дело насквозь обычное.

— Так мы твой допуск обмываем, — дошло до Марка, — Ну, так это в корне меняет дело. Поздравляю. За это нужно обязательно выпить.

— Выпить нужно, — одобрил Хан, — но не за допуск. А за то, что сегодня ночью… если быть точным, за одну клепсидру до полуночи, я покидаю столицу и со срочной дипломатической миссией отбываю в Кайору. Зеркалом. Переговоры пройдут там. Я уполномочен доставить проект мирного соглашения. Допуск у меня достаточный.

— А почему ты? — изумился Марк и тут же перебил сам себя, вскинув ладонь, — Постой, сам отвечу. У Его Императорского Величества внезапно дипкурьеры закончились?

— Угу. И камеры в Лонгери — тоже. Полтора десятка, из тех, кто не так именит, даже ко мне привезли. Возмущались… Я им, как аристократам, по шелковой веревке пообещал. Даже продемонстрировал, как хорошо скользит — нигде не зацепится. Почему-то не оценили. Некоторые даже с лица сбледнули, почему бы это, не знаешь?

— Может, заболели? — блестя глазами, предположил Винкер. — Так что, за успех переговоров?

— Обязательно, — кивнул Хан и в очередной раз опростал кружку до дна. А вот Винкер свою только пригубил — и поставил обратно. Заметив это, Гамсун расплылся в улыбке.

— Хлеб режь, давай. Хороший хлеб. Специально для тебя пекли… По авторскому рецепту.

В лучших уличных традициях Марк не стал осквернять Короля Трапезы прикосновением железа, а разломил пышный каравай пополам. И оттуда, прямо на стол, глухо звякнув, выпал… ключ от антимагического браслета.

Взгляды встретились. Несколько мгновений мужчины смотрели друг на друга.

— Ну а что? Меня тут не будет. Тебя же это держало. Не хотел, чтобы я соседнюю камеру занял, так?

— А, может, он? — Марк качнул браслетом.

— Не-ет. С тебя бы сталось этой… пилкой для ногтей себе руку отчекрыжить… Не хочу!

— Все равно рискуешь. Будут на амулете допрашивать, признаешься.

— И что? Ты уже далеко будешь.

— А карьера?

— Ты много о карьере думал, когда ради Халида за Классной Книгой в башню лез?

— Много, — неожиданно сознался Винкер, — можешь быть уверен, и думал, и взвешивал что важнее: мои превосходные оценки или идиотская кляуза жреца.

— И до чего додумался? — с усмешкой спросил Хан.