Саламандра - Полевка

выглядел виноватым, — ты просто пойми, я не могу появиться в городе среди бела дня просто так на улице, меня же там знают! А это значит, что придется выкручиваться или дожидаться ночи, а сейчас, я просто чувствую, каждый день важен! Там ведь о моей свадьбе объявили, и Тили-мили приперся, а Сканд не может меня никому показать. Это просто катастрофа! Давайте разделимся, кто сильно устал, может остаться на ночевку, а я поеду дальше. Очень хотелось бы появиться в городе с первыми лучами солнца, и пока город спит, спокойно проехать по улицам.

— Мы сопроводим избранного, — монахи направили своих ящеров ближе к Лексу, — у нас хватит сил исполнить любое его желание.

— Ну, мы тоже не безногие инвалиды, — Тургул недовольно засопел и подсадил в седло уставшего Бэла, который очень сосредоточенно держался за поводья, — ночью ехать быстро не получится. Хотя дорога и ровная, но все равно путь растянется вместо четырех часов на пять или даже больше.

— Не страшно, — Лекс довольно улыбнулся, — главное, чтобы мы успели к открытию ворот.

— Успеем, — пообещал центурион и вывел ящера на дорогу, — главное, не усни в седле, а то свалишься, объясняй потом Сканду, чего ты такой расцарапанный!

Смысл этой фразы стал понятен рыжику часа примерно через три. Пустая дорога, почти полная тишина и темнота, и мерное покачивание самочек при беге. Это успокаивало и вводило на ночной дороге почти в транс. И главное, ящер, это вам не авто, у него нет фар, чтобы осветить дорогу, и магнитофона, чтобы включить музыку погромче. Только мерное цоканье когтей по дороге и сопение уставших ящеров.

Поэтому пришлось развлекать себя самому, чтобы не уснуть. Местных песен он не знал, переводить матерные частушки с русского категорически не получалось, поэтому, перебрав в голове, он по привычке остановился на незамысловатой и динамичной песенке «Харе мамбору». Вначале намурлыкивая про себя, Лекс и не заметил, как стал петь ее в голос, барабаня пятками по бокам ящера. Песенка по привычке разогнала сон и отогнала тревожные мысли, а главное, залихватский мотивчик бодрил не хуже кофе.

Лекс и не заметил, как небо заискрило звездами, потом потемнело перед рассветом и, наконец, расцвело на горизонте всеми оттенками розового и оранжевого, обещая ясный, солнечный день. По пустой дороге легко бежалось. Над домами появились первые струйки дымков из домашних очагов. Охранники, зевая, открывали ворота, а сам город еще сонно подрагивал в предрассветной неге, когда через ворота промчалась большая колонна ящеров. Утренняя стража вначале рыпнулась бежать и догонять, но Тургул притормозил своего ящера и объяснил, что он сопровождает группу монахов, и все в порядке. Его узнали и без опаски оставили в покое спешивших всадников.

Лекс остановил самочку у ворот дома Сканда и, не слезая с седла, постучал железной колотушкой по двери.

— Сова, открой, медведь пришел!

— Кто пришел? — охранник приоткрыл дверь, чтобы увидеть, кто посмел нарушить покой главнокомандующего.

Лекс толкнул ящера в приоткрывшуюся щель и, снеся с ног охранника, на усталой до изнеможения самочке ворвался во двор.

— Ага! Попались! — Лекс хотел выглядеть грозно, но во дворе оказалось десятка два вооруженных воинов, которые бросились на чужака с мечами, рыжик струхнул и поднял руки вверх, — ладно, ладно, сдаюсь без боя, только покормите и спать положите!

— Сахарочек! — первым у ящера оказался лохматый Сканд и отбросил в сторону деревянный меч. Лекс только сейчас понял, что он попал на утреннюю тренировку, — ты вернулся! Милый мой мальчик, ну наконец-то! Солнышко мое, ну наконец-то ты приехал домой!

— Я приехал к тебе, — Лекс позволил, чтобы его бережно стянули с седла и прижали к себе. Рыжик довольно вздохнул и обвил Сканда руками и ногами, — где ты, там и дом… наконец-то я добрался до дома…

Агоналии

— Сканд, Лекс, вставайте, вы как дети, — Тиро недовольно зашел в комнату и остановился недалеко от кровати, — Кирель второго гонца прислал, сказал, что игры на арене без вас не начнутся, весь город будет сидеть и ждать, пока вы явитесь. Поэтому пошевеливайтесь.

— Хорошо, не шуми, — Лекс вздохнул и попытался выбраться из объятий Сканда.

Они так и лежали поперек кровати. После того, как тот стянул его с ящера и понес в спальню, они все никак не могли отлипнуть друг от друга, как будто магнит и железо. Стоило только попытаться отвести руку или ногу, как они опять притягивались друг к другу с неистовой силой. Одежду на рыжике Сканд попросту порвал, потому что выпутывать свою находку из тряпок было просто невозможно. Они начали целоваться еще во дворе, не обращая внимания на людей. Сканд и взял бы мужа прямо во дворе, но туда стали заходить еще ящеры, с них спускались усталые спутники Лекса, и Сканд потащил свою добычу в дом, где было тише и меньше народа.

Лекс растворился в муже, никогда и ни с кем он раньше так не целовался. Сканд целовал его, как будто он был центром его жизни, его воздухом. Казалось, что если рыжик оттолкнет его, то Сканд умрет, задохнется в ту же секунду, утонет, захлебнется в трясине и больше никогда не всплывет. И губы Лекса как спасение, как единственная возможность выжить. Этому надрыву было невозможно противиться, и рыжик целовал в ответ, делясь своей силой и жизнью, своим воздухом, который сгущался вокруг, как кисель, и уже с трудом протискивался в легкие и дышать получалось со всхлипом и стоном, отвоевывая у мира один вдох на двоих.

Где-то в коридоре, между закрытых дверей Сканд овладел своим сокровищем, разорвав рыжику штаны по шву, чтобы получить доступ к телу.

Первый раз грубо и жадно, толкаясь внутрь, как в конвульсиях, лишь бы ощутить тугой жар и пульсацию нервов.

Тонкий вскрик, укус в плечо и довольный стон. Мой.

Да! Мой. Здесь. Со мной, не сон, не бред.

И конвульсия судорог, когда пролитое семя становится смазкой.

Взгляд прямо в душу. И стон. Еще.

И сразу новый разгон. И тонкие пальцы царапают душу. И спину выгибает судорогой, лишь бы прижаться крепче.

Огонь по венам и шум в ушах. И можно развалить дом по камню, но только не разорвать объятья.

И вздрогнув при очередном взрыве, поймать растерянный взгляд. Как можно было жить без этого раньше?

Слизнуть капельку пота с кожи и поймать чужую дрожь как свою. Мой.

Довольный смех сытого хищника. Мой.

— А теперь поставишь меня на ноги? — Лекс дрыгает ногами в воздухе, в ответ его прижимают крепче, — ладно, тогда неси меня в