Саламандра - Полевка

На следующее утро всех поднял неугомонный Лекс. Он стал седлать своего ящера, от этой суеты проснулись все и принялись следом за рыжиком готовиться в путь. Лекс даже кушать отказывался, пока не уселся в седло. За душу как будто нить привязали и периодически дергали — быстрее, быстрее. Очень хотелось увидеть Сканда, просто до тремора рук, до нервных конвульсий. Сканд. Сканд. Казалось, даже воздух пах как несносный, злобный, упрямый, гад, сволочь такая, увижу, убью! Запущу руки в волосы, тяжелые, жёсткие, как конская грива, прихвачу его за патлы и как врежу, чтобы не улыбался губами своими всем подряд,… а губы у него жёсткие и нежные, а когда по шее ими ведет, то так щекотно… сволочь, одним словом. Лекс пнул самочку ногами, заставляя ее бежать быстрее, но та, уже привычная, что наездник не может сидеть тихо, проигнорировала посыл и продолжала бежать за лидером.

Лекс прислушался к себе и вдруг засмеялся, он вспомнил отца, как тот говорил, что бешеному кобелю и сто миль не крюк. Когда ехали туда, то уставал и все тело болело от седла, а сейчас хочется только одного — чтобы все бежали быстрее. Его сердце бежало впереди ящера, никогда и ни по одному человеку он не скучал так отчаянно, как по Сканду. И тут дело совсем не в сексе, хотя он был хорош и очень необычен, и вообще… Лекс замер, вспоминая, что творил с ним этот живодер, а потом опять пнул свою самочку, чтобы она бежала быстрее. Нет, дело совсем не в сексе. Просто хочется увидеть его скорее, услышать его смех, когда он смеется, то у него мышцы на груди напрягаются, и пресс становится твердым. А глаза становятся как хитрющие щелочки, и губы растягиваются, так что все зубы наружу, как у ящера. Сволочь такая, пробрался под кожу, а теперь лыбится! Ну, попадешь ты мне!

Они проехали одно поселение, потом другое. Тургул даже не делал попыток остановиться, стоило только увидеть сведенные к переносице брови Лекса. И без слов было понятно, что тот скорее всех покусает, чем позволит остановиться. Тургул только один раз остановил отряд, чтобы оседлать другую самочку, потому что та, что была под ним, стала спотыкаться от усталости, неся двойной груз. Бэл уже не говорил, что он может ехать сам, а только устало положил голову на плечо центуриону и только тихо стонал, когда самочка в очередной раз спотыкалась.

Центурион осторожно пересадил в седло Бэла и поймал благодарную улыбку на бледном лице. Стоило бы оставить раненого в гостинице и приехать за ним позже, но как же не хотелось выпускать его из рук… Это было так правильно, держать его в объятиях и слушать, как он сопит, когда засыпает. Бэл был жилистым, как ремень, и надежным, как меч. В нем не было ничего манерного или наигранного, как у всех ему известных младших, и на его фоне даже строптивый и непредсказуемый Лекс казался домашним игривым додо. Бэл был надежным, как кольчуга, и ложился в руку, как рукоять любимого меча. Просто и надежно, и не было ничего более правильного, чем этот некрупный мужчина, сидящий перед ним в седле.

Тургул задумался, вот если бы он стал его младшим, но при этом согласился пожить вместе с ним в казарме, пока не истечет его срок контракта. А потом они могли бы вместе купить дом, или, предположим, ферму и разводить мясных ящеров, или купить сад и торговать фруктами… Тургул посмотрел на склоненную к плечу голову, на серебристую прядь в волосах, и представил, каково это просыпаться в одной постели с другим человеком и смотреть, как он просыпается. Или засыпать в походе, зная, что он несет караул и охраняет твой сон.

Он бы смог доверить Бэлу свой сон, но только сам Бэл вряд ли согласится на брак. Ведь тогда, в самом начале, когда он подхватил слабеющего Бэла к себе на ящера, он сказал «Если свалишься с ящера — сделаю тебя младшим мужем и научу, как правильно ездить верхом», и тогда Бэл приложил все старания, чтобы не свалиться с седла. Может, он и не хочет становиться мужем какого-то там центуриона. Тургул вздохнул. Надо поговорить об этом с Тиро, уж он-то лучше знает, что к чему. Тиро с самого начала сказал, что Лекс станет мужем Сканду, а те в то время только фыркали друг на друга и было смешно думать, что эти двое станут парой, но вот, гляди ты — Лекс загонит всех, лишь бы оказаться быстрее со своим старшим.

Бэл поерзал в седле и недовольно поморщился, и Тургул велел остановиться на границе чужих имений, там, где журчал ручеек. Когда Лекс недовольно зафыркал, то Тургул в ответ зарычал.

— Дай хоть оправиться спокойно. Ссать с ящера, то еще удовольствие, и ноги хоть немного размять, — Тургул осторожно ссадил с седла Бэла и придержал его под локоть, когда тот покачнулся. А потом опять рыкнул на рыжика, — загонял совсем! Дай хоть ящеров напоить. Они усталости не чувствуют, просто падают замертво, и все. Домой пешком добираться будет дольше, чем потерпеть, пока ящеры напьются и отдохнут хоть чуток.

— Какие мы нежные стали, — Лекс спешился и недовольно размял гудящие ноги, — хорошо, остановимся, пока ящеры напьются, а потом опять поедем. Нас так давно не было в городе, интересно, как там Сканд крутится, чтобы скрыть, что я пропал? Хорошо, что Кирель в курсе, он, надеюсь, поможет…

Тургул едва успел переседлать в очередной раз ящера, когда Лекс взлетел в седло и первым бросился по дороге. Монахи сразу подскочили и молча заняли все места вокруг. Тургулу пришлось догонять караван и ревниво отжимать свое место в голове колонны. Эти младшие распоясались совсем! Он здесь старший, а значит, и главный! Гонка продолжалась, пока не стемнело. Тургул уже присматривал место для ночлега, но вокруг были чужие сады и пашни, стоило бы спросить разрешения у хозяев, но тогда придется открыть свои имена, а этого не хотелось. А если остановиться в чужом саду без разрешения, то можно попасть под горячую руку особо ретивым охранникам, разбирайся потом…

— Тургул, — Лекс догнал на своем ящере центуриона, — а сколько осталось ехать?

— Хороших часа четыре, — Тургул крутил головой в поиске места для ночлега, — не переживай, завтра к обеду будешь уже дома.

— А мы не могли бы продолжить путь? — Лекс, казалось, впервые