Философия достоинства, свободы и прав человека - Мучник Александр Геннадьевич

Таким образом, секрет успешного государственного строительства любого народа скрывается в сложившемся и укоренившемся стереотипе отношений между гражданами соответствующей державы. К этой важнейшей особенности государственного бытия населения бывшего СССР и привлёк внимание А.И. Солженицын в своей статье «Как нам обустроить Россию. Посильные соображения»: «А скажем так: государственное устройство — второстепеннее самого воздуха человеческих отношений. При людском благородстве — допустим любой добропорядочный строй, при людском озлоблении и шкурничестве — невыносима и самая разливистая демократия. Если в самих людях нет справедливости и честности — то это проявляется при любом строе». Поэтому-то лейтмотивом данного раздела является утверждение, что любой конституционной реформе в стране непременно должна предшествовать реформа нравов, умов и душ — в общем, всего того, что укладывается в понятие «менталитет народа». И в этом отношении абсолютно справедливо заметил известный французский учёный, писатель и поэт Пьер Буаст (1765–1824), что «какой прок менять правление, если люди и нравы не меняются». В конечном итоге, именно менталитет народа формирует и изменяет государственный строй державы.

Конституционный строй, по нашему убеждению, вырастает из состояния ума и души населения страны, а не из национальных учебников по конституционному праву, содержание которых преимущественно позаимствовано из зарубежных источников. Отсутствие же необходимой правовой культуры может стать основой любого государственного строя, диапазон которого способен широко колебаться от охлократии до тирании. Всё это возможно потому, что преемники бывшего советского народа никогда не жили в условиях цивилизованной демократии, и требовать от них немедленного вступления в фазу строительства правового пространства, по меньшей мере, наивно. И вместе с тем таковое созидание возможно, но лишь при известных правовых предпосылках. Каковы же они на самом деле?

Торжеству конституционных прав человека в общественном сознании населения страны должна способствовать вполне определённая система правовых институтов для их внедрения, бережного сохранения и надёжной защиты от произвольного упразднения. В данной работе эта система институтов получила наименование инфраструктуры конституционных прав человека. Ранее мы уже писали об инфраструктуре свободы (см. раздел 4). Здесь же речь идёт о дальнейшем развитии системы категорий конституционного права, при которой права человека и свобода народа выступают лишь разными инструментами защиты человеческого достоинства. В качестве составляющих таковой инфраструктуры, напомним, были упомянуты: правовая культура народа, гражданское общество и правовое государство. Анализу основополагающего значения первой было уделено должное внимание в разделах 1 — 3 настоящей работы, теме гражданского общества соответственно посвящён раздел 6, а о роли государства уместно поговорить здесь и сейчас.

5.3.1. ГОСУДАРСТВО И ПРАВА ЧЕЛОВЕКА

Выдающийся поэт ХХ века И.А. Бродский в своей Нобелевской лекции (1987 г.) высказал на первый взгляд довольно-таки парадоксальную мысль, имеющую вместе с тем прямое отношение к нашей теме. В частности, он заявил: «Я не призываю к замене государства библиотекой — хотя мысль эта неоднократно меня посещала — но я не сомневаюсь, что, выбирай мы наших властителей на основании их читательского опыта, а не основании их политических программ, на земле было бы меньше горя. Мне думается, что потенциального властителя наших судеб следовало бы спрашивать прежде всего не о том, как он представляет себе курс иностранной политики, а о том, как он относится к Стендалю, Диккенсу, Достоевскому… я полагаю, что для человека, начитавшегося Диккенса, выстрелить в себе подобного во имя какой бы то ни было идеи затруднительнее, чем для человека, Диккенса не читавшего». Хорошее, умное и возвышенное суждение. И справедливость оного не вызывала бы сомнений, если бы выбирающие властителей в свою очередь стремились читать шедевры мировой литературы, оказались способными их осмыслить и проявили бы склонность воспринимать окружающий мир посредством своего читательского опыта, который по определению при этом исключал бы бездушность, бездумность и массовое истребление своих соотечественников.

А вместе с тем, судя по истории страны, из которой И.А. Бродский был столь нещадно изгнан, круг читательского интереса основной массы её населения ограничивался преимущественно печатной продукцией, призывающей к классовой, идеологической, религиозной и этнической ненависти. В противном случае ни при каких обстоятельствах на территории СССР не разразилась бы та трагедия, в результате которой, по заключению того же автора, «количество людей, сгинувших в сталинских лагерях, далеко превосходит количество сгинувших в немецких». И скажите на милость: как же должен был в поте лица своего трудиться советский народ, кого должен был предпочитать в качестве своих вождей, чтобы достигнуть подобного ужасающего результата? Когда же при таком трудоёмком процессе было читать Стендаля, Диккенса и Достоевского? Судя по всему: читали по естественным потребностям, а убивали по общественным возможностям.

Может быть, сей трагический опыт советской империи преподал человечеству открытый урок: государство начинается не с государственных символов, государственного языка и государственных тайн, а с книги, чтения, откровенного общения и чистосердечного отношения людей друг к другу. И, если по вопросу о том, начинается ли театр с вешалки можно долго спорить, то утверждение о том, что государство начинается с библиотеки, наверняка, должно стать прописной истиной для всего цивилизованного человечества. Неудивительно, что ещё древние пришли к убеждению: «Продай всё, чем обладаешь, и накупи книг, ибо, как говорят мудрецы, приобретающий книги — приобретает мудрость». А один из выдающихся представителей эпохи Возрождения, голландский философ, теолог и писатель, прозванный благодаря своему нравственному авторитету «князем гуманистов» — Эразм Роттердамский (1469–1536) в своём вселенском культурном космополитизме пошёл ещё дальше смело воскликнув: «Моя родина там, где моя библиотека».

Книги, которые стали неотъемлемой частью образа мысли, мировосприятия и стереотипа поведения людей являются самой верной гарантией того, что они не сотворят себе кумира из потерявшего рассудок диктатора, бездушного палача, кровавого маньяка и садиста, каковым на деле и был Сталин. Стань сие мировосприятие естественной потребностью большинства граждан советской державы, то они создали бы не империю зла, а — государство, свято чтящее конституционные права человека. Итак, книги могут оказать решающее влияние на формирование менталитета людей. И в этом обстоятельстве — жизненная спасительная сила любого народа. В нём же коренится и ключ к развитию любого государства. Ведь далеко неслучайно выдающийся французский писатель Виктор Мари Гюго (1802–1885) утверждал, что «всякого рода грубость тает, словно на огне, под влиянием ежедневного чтения хороших книг».

Между менталитетом народа и формой государства существует тесная, хотя и невидимая связь, пренебрежение которой не кончается добром ни для соответствующей нации, ни для её соседей по континенту, а нередко и для других народов. На это обстоятельство обратил внимание видный французский правовед Морис Ориу (1856–1929), заметив, что государство представляет собой юридическое олицетворение нации. Если перевести сие мудрёное изречение на доступный каждому язык, то, проще говоря, каков народ, таково и государство, все ветви власти, его учреждения, институты и должностные лица. Народ же является и главным жрецом-хранителем юридической природы своей державы. Сколько бы ни твердили наполеоновские глашатаи накануне Отечественной войны 1812 г. об освобождении российского крестьянства из-под крепостной кабалы, но простой люд предпочёл всё же родное самодержавие, православие и… рабство. Ибо последнее, как это ни печально сознавать, в конечном итоге и было подлинным юридическим выражением духовного, психологического и нравственного облика населения империи на то время. Как заметил по сему поводу А.И. Солженицын: «Мы настолько привыкли гордиться нашей победой над Наполеоном, что упускаем: именно благодаря ей освобождение крестьян не произошло на полстолетия раньше (французская же оккупация не была для России реальностью)».