Философия достоинства, свободы и прав человека - Мучник Александр Геннадьевич

Во всяком случае, глава оккупационных сил США в Японии генерал Дуглас Макартур (1880–1964) проявил исключительное уважение и внимание к подобной точке зрения. Так, в телеграмме от 25 января 1946 г. на имя начальника штаба сухопутных войск США Дуайта Эйзенхауэра (1890–1969), будущего 34-го президента США, генерал писал: «Обвинительный приговор императору приведет японское общество к глубочайшему эмоциональному потрясению, трагические отголоски которого ощутят на себе и грядущие поколения страны. Хирохито является объединяющим символом нации, без него данная этническая общность распадется…».

Как видим, выпускник военной академии в Вест-Пойнте (США), армейский генерал лучше разобрался в невидимых хитросплетениях менталитета народа и формы правления, чем в своё время искушенные российские и немецкие политики, преимущественно правоведы, историки и литераторы по образованию. Поэтому Япония в 1946 г. избежала той политической, экономической и культурной катастрофы, которая постигла монархические Россию и Германию после окончания Первой мировой войны. Этот исторический эпизод ещё раз продемонстрировал ту глубокую внутреннюю взаимосвязь, которая, несомненно, существует между менталитетом народа и формой государства. Любопытно, что эта взаимозависимость стала предметом размышлений одного из самых знаменитых узников постсоветской эпохи Михаила Борисовича Ходорковского, годами неволи вынужденного к широким обобщениям политического характера. В частности, в ходе одного из интервью он заметил, что «любая власть есть отражение концентрированных представлений народа о природе власти. Потому можно утверждать, что и в Британии, и в Саудовской Аравии, и в Зимбабве власть принадлежит народу… Поэтому говорить о «демократизации» некоторых арабских монархий по западной модели так же абсурдно, как и о восстановлении абсолютной монархии средневекового толка, например, в современной Дании».

Точно так же обстоит дело и с правовым (общечеловеческим) государством. Это выбор далеко не всякого народа, потому как не каждая нация внутренне нуждается именно в демократическом государстве. Во всяком случае, судьба многих африканских народов после падения колониального режима или восторжествовавший в Ираке правовой хаос после свержения диктатуры Саддама Хусейна (1937–2006) наталкивают на такое умозаключение. Всеобщая история государства и права позволяет утверждать: правовое государство вырастает из исторической предрасположенности его населения к порядку, справедливости, свободе и уважению человеческого достоинства друг в друге. На несомненную взаимосвязь между состоянием нравов, менталитета населения страны и сутью общечеловеческого государства неустанно обращали внимание многие отечественные правоведы. Они подчеркивали, что своего рода полного развития правовое государство достигает при высоком уровне правосознания в народе и при сильно развитом в нём чувстве ответственности.

В правовой державе ответственность за нормальное функционирование государственного порядка и государственных учреждений лежит, в первую очередь, на самом народе. Таким образом, только население несет бремя ответственности за тот политический режим, общественный и государственный строй, которые в итоге укоренились в стране. И если нация хочет, чтобы государство было правовым, строй — конституционным, а общество — гражданским, то так оно и будет. Но, если граждане этого не жаждут, не борются за свои права, то они обречены либо на деспотический образ правления либо на некое олигархическое, весьма несуразное государственное бытие. Тогда рейтинги авторитарных правителей будут сказочно высоки, а демократические партии и их лидеры окажутся в положении вечных изгоев.

Общечеловеческим (правовым) признается лишь то государство, главной заботой которого становится ежедневное, ежечасное, ежеминутное утверждение в повседневной жизни народа полного свода конституционных прав человека. Набор этих прав вовсе не произволен, а обусловлен задачей полноценной защиты человеческого достоинства. Очевидно при этом, что человек не в силах в одиночку защитить это правовое благо; в его окружении всегда найдутся люди, группы людей, которые будут вести себя агрессивно и враждебно, использовать грубую силу, деньги, административный ресурс государства для достижения своих неблаговидных целей. Ради защиты своего достоинства человек объединяется с себе подобными в ту или иную общность, в гражданское общество, которое в итоге и оказывает решающее воздействие на формирование правовой природы государства. Именно таким способом права отдельного человека становятся заботой всего народа; права человека и права народа — две стороны одной медали того самого общественного блага, которое столь искренне провозглашали практически все философы древности и столь лицемерно вещает большинство политиков современности.

Иными словами, конституционные права из частного дела — борьбы каждого за своё достоинство — превращаются в общественный интерес как утверждение политической свободы для всех граждан державы. Жители тех стран, правовое мышление которых претерпело процесс успешной трансформации частного интереса в публичный, как правило, и становятся созидателями гражданского общества и общечеловеческого государства. В конце концов, ведь только неистовая борьба народа за свои права делает государство более человечным. В этом отношении заслуживает внимания справедливое и прозорливое замечание президента США Джимми Картера о том, что «не Америка изобрела права человека, а права человека — Америку». Такова в принципе диалектика частного и общего в утверждении свободы народа и прав человека в государственно-организованном обществе. Согласно этой логики конституционные права — это лишь последнее звено в цепи: менталитет населения — гражданское общество — правовое государство — права человека. Отсюда утверждение, что источником власти во всяком государстве является народ, имеет гораздо более глубокий смысл, чем просто дань вежливости в адрес абстрактных демократических традиций.

Основное предназначение государства заключается в оказании своим гражданам услуг по защите их достоинства, обеспечению их физического самосохранения и духовного развития; только в этом случае оно оправдывает своё содержание в глазах налогоплательщиков. Такое государство черпает свою мощь и эффективность из благополучия своего населения. Последнее же измеряется тем, насколько легко и беспрепятственно люди могут воспользоваться всей полнотой тех прав, которые нашли отражение в конституции соответствующей страны. В итоге, единственным достоверным критерием для оценки государства является то чувство психологического комфорта, которое люди испытывают, пребывая под его юрисдикцией. От этого в значительной степени и зависит идентификация себя в качестве граждан, а территории проживания — в качестве своего Отечества. Как утверждал бесспорный знаток разных форм правления Наполеон, «в сущности говоря, и название, и форма правления не играют никакой роли. Государство будет хорошо управляться, ежели удастся достигнуть того, чтобы справедливость чувствовали на себе все граждане, как в отношении защиты личности, так и в смысле налогов…».

Совокупность институтов публичной власти, которая, ограничившись декларативным провозглашением конституционных прав человека, не добивается воплощения их в жизнь, в итоге не оправдывает своего существования в глазах налогоплательщиков. В подобном квазигосударстве мир чиновников существует сам по себе, а население страны брошено на произвол судьбы. Историческая судьба таких государств неизменна. По образному сравнению американского историка Джона Дрэпера (1811–1882) такие государства подобно конусообразным кучкам песка в песочных часах времени; они непроизвольно обрушиваются в процессе своего роста. Архипелаг ГУЛАГ — лучшее тому подтверждение. Будучи одной из самых устрашающих держав в мире большевистская империя стала братской могилой для 60 миллионов ни в чём не повинных людей и абсолютно неприветливой, неуютной коммунальной квартирой для разных этносов, коренных народов, языковых групп, религиозных общин и прочих сообществ, волею судеб населявших территорию ранее бездумно разрушенной царской России. Яркую иллюстрацию подобного бытия в советской империи дал академик А.Н. Яковлев, подчеркивая, что «человек рано или поздно понимает, с какой мощнейшей и всеподавляющей организацией имеет дело и насколько ничтожны его личные возможности. Чугунный каток. Нет необходимости повторять, что в объединенной корпорации «Партия — Государство — Карающий меч» человек даже не песчинка, а просто возобновляемый ресурс — и не более того. Чтобы выжить в этой Системе, а затем добиться в ней каких-то перемен и сокрушить ее изнутри, надо очень хорошо знать эту Систему, все закоулки ее внутренних связей и отношений. Особенно ее штампы, чтобы потом их намеренно оглуплять, бесконечно повторяя к месту и не к месту. Не только состояние экономики, нищенская жизнь, техническая отсталость довели Систему до саркастического абсурда, но и пропаганда, с утра и до вечера утверждающая, что «все советское — самое лучшее» и что нам везде сопутствуют «успехи». Именно на этой базе и формировался официальный идиотизм». Эта система в несколько модифицированном виде со всем своим идиотизмом перешла по наследству к правопреемникам СССР после его распада.