Под куполом - Стивен Кинг

Вместе со своими возлюбленными.

15

Несмотря на то, что она немного подремала днем, Джулия сейчас была утомленной, как никогда в жизни, то ли ей так просто казалось. И, хотя она отказалась от предложения Рози, идти ей на самом деле было некуда. Разве что к своей машине.

К ней она и пришла, отцепила с поводка Гореса, чтобы тот мог запрыгнуть на пассажирское сидение, а сама села за руль, призадумалась. Ей, безусловно, нравилась Рози Твичел, но Рози захочет вновь обсосать весь этот длинный, адский день. Захочет поспрашивать, что можно было бы, если вообще, хоть что-то можно, сделать для Барбары. Будет ожидать от Джулии каких-то идей, когда у Джулии их нет совсем.

Тем временем Горес не сводил с нее глаз, спрашивая настороженными ушами и яркими глазами, что дальше. Он и подтолкнул ее к мысли о женщине, которая потеряла свою собаку: Пайпер Либби. Пайпер могла бы ее принять и положить спать, не лезть ей в уши своей болтовней. А переспав ночь, Джулия вновь вернет себе способность мыслить. Даже что-то понемногу планировать.

Заведя «Приус», она поехала к церкви Конго. Но пасторский дом стоял темный, а к дверям была пришпилена записка. Джулия вытянула кнопку, понесла бумажку к машине и в кабине, при тусклом свете, прочитала записку.

«Я пошла в госпиталь. Там была стрельба».

Из Джулии вновь вылетело причитание, но как только к ней присоединился Горес, стараясь подпевать, она заставила себя прекратить скулить. Она перевела рычаг на задний ход, потом вновь поставила в нейтральное положение, чтобы возвратить записку туда, где она ее нашла, на случай, если кто-то другой из прихожан, придавленный весом целого мира на его (или ее) плечах, придет искать помощи у последнего в Милле духовного лица.

Итак, куда теперь? К Рози, в конце концов? Но Рози уже, наверняка, спит. В госпиталь? Джулия бы заставила себя пойти туда, несмотря на пережитое потрясение и измученность, если бы это послужило какой-то цели, но теперь, когда нет газеты, в которой она могла бы написать о том, что там случилось, не было никакого смысла натыкаться на какие бы то ни было новые ужасы.

Она сдала задом на улицу, а там повернула вверх по городскому холму, не задумываясь, куда направляется, пока не подъехала к Престил-Стрит. Через три минуты она уже припарковалась на подъездной аллее усадьбы Эндрии Гриннел. И в этом доме также было темно. Никто не ответил на ее деликатный стук. Не имея возможности знать, что Эндрия сейчас лежит в своей кровати на верхнем этаже, погруженная в глубокий сон впервые с того момента, как отказалась от таблеток, Джулия решила, что она или пошла домой к своему брату Даги, или проводит ночь с кем-то другим.

Тем временем Горес сидел на половом коврике и смотрел вверх, ожидая от нее какого-либо руководящего жеста, как всегда. Но Джулия была слишком опустошенная, чтобы руководить, и очень утомленная, чтобы двигаться еще куда-нибудь. Она была почти уверена, что слетит где-то с дороги и убьет их обоих, если отважится вновь куда-то ехать.

И думала она сейчас не о сгоревшем доме, в котором прошла все ее жизнь, а о выражении лица полковника Кокса, когда она спросила у него, не бросили ли их на произвол судьбы.

«Отнюдь, — ответил он. — Абсолютно нет». Но, проговаривая эти слова, в глаза ей он старался не смотреть.

На крыльце стояла деревянная садовая кушетка. Если надо, она может и на ней подремать. А может…

Она толкнула двери, они оказались незапертыми. Она поколебалась, а Горес нет. Безоговорочно уверенный в том, что его хозяйка всюду свободно вхожа, он моментально направился в дом. А за ним и Джулия на другом конце поводка, с мыслью: «Теперь решение принимает мой пес. Вот как оно стало».

— Эндрия? — негромко позвала она. — Эндрия, ты дома? Это я, Джулия.

Наверху, лежа на спине, храпя, словно какой-то водитель-дальнебойщик после четырехдневного рейса, Эндрия шевелила лишь одной частью тела: левой ступней, которая еще не устала от своего спровоцированного очищением организма, дерганья и дрыганья.

В гостиной было темно, но не так чтобы полностью; Эндрия оставила в кухне включенной питающуюся от батареек лампу. И запах здесь стоял. Окна были настежь, но без сквозняков смрад блевотины не выветрился полностью. Кто-то ей говорил, что Эндрия заболела? Что-то о гриппе?

«Может, это и грипп, но с не меньшим успехом это может быть абстинентный синдром, если у нее закончились те ее пилюли».

В любом случае, болезнь является болезнью, а больные люди не любят быть одинокими. Итак, в доме пусто. А она так утомлена. В конце комнаты стоит хороший длинный диван, он ее манит. Если Эндрия придет домой завтра утром и увидит здесь Джулию, она ее поймет.

— Возможно, даже предложит мне чашечку чая, — произнесла она. — И мы вместе посмеемся с этого приключения. — Хотя возможность смеяться по любому поводу, в любом будущем, казалась ей сейчас нереальной. — Иди сюда, Горес.

Она отцепила поводок и направилась через комнату. Горес не сводил с нее глаз, пока она, примостив себе под голову подушку, не улеглась на диване. И тогда пес и сам лег, положив нос на лапу.

— Хороший мальчик, — произнесла она, закрывая глаза. И сразу увидела перед собой Кокса, как тот избегал ее взгляда. Потому что Кокс считал, что они будут оставаться под Куполом очень долго.

Но тело имеет понятие о жалости, которое неизвестно мозгу. Джулия заснула с головой меньше чем в четырех футах от того коричневого конверта, который этим утром ей старалась передать Бренда. Где-то позже на диван запрыгнул и Горес, свернулся у нее в ногах. Такими и увидела их Эндрия, когда спустилась вниз утром двадцать пятого октября, определенно чувствуя себя лучше, чем в течение многих последних лет.

16

Их было четверо в гостиной Расти: Линда, Джеки, Стэйси Моггин и сам Расти. Он налил каждому по стакану холодного чая, а потом изложил все, что узнал в подвале похоронного салона Бови. Первый вопрос прозвучал от Стэйси, сугубо практичный.

— Ты не забыла там запереть?

— Нет, — ответила Линда.

— Тогда дай мне ключ, надо положить его назад.

«Наши и не наши, — подумал Расти вновь. — Вот о чем будет идти этот разговор. Уже об этом речь идет. Наши тайны. Их власть. Наши замыслы. Их планы».

Линда отдала ключ, потом спросила у Джеки, не имела ли она каких-нибудь проблем с девочками.

— Никаких судорог, если это тебя беспокоит. Спали, как ягнята, все время, пока тебя не было.

— Что нам теперь со всем этим делать? — спросила Стэйси. Маленькая, но решительная женщина. — Если вы хотите арестовать Ренни, мы должны вчетвером убедить Рендольфа это сделать. Мы, трое женщин-офицеров, и Расти, как действующий патологоанатом.