Век Наполеона - Уильям Джеймс Дюрант

те шедевры, которые, от Канта до Гете, обеспечили Германии неоспоримое лидерство в европейской философии и позволили ей, по крайней мере, соперничать с Англией и Францией в литературе. Вордсворт не был в восторге от Германии, но Франция и Северная Италия были под контролем революции; он присоединился к плану Кольриджа.

В апреле 1798 года они пригласили издателя Коттла приехать из Бристоля, чтобы послушать их последние стихи. Тот приехал, послушал и выложил тридцать фунтов за авторские права. Он хотел опубликовать и имена авторов, но Кольридж отказался. «Имя Вордсворта, — сказал он Коттлу, — ничто, а мое воняет».24

Восемнадцать лет спустя Кольридж объяснил теорию, лежащую в основе сотрудничества:

Было решено, что мои усилия должны быть направлены на людей и персонажей сверхъестественных или, по крайней мере, романтических;… Мистер Вордсворт, с другой стороны, должен был предложить себе в качестве цели придать очарование новизны повседневным вещам и возбудить чувство, аналогичное сверхъестественному, пробудив внимание ума от вялости обычая и направив его на прелесть и чудеса мира перед нами….. С этой целью я написал «Древнего Маринера» и готовил, среди прочих произведений, «Темную леди» и «Кристабель», в которых я должен был более полно реализовать свой идеал.25

Вероятно, теория сформировалась уже после того, как стихи были написаны. Так и с объяснением Вордсворта, приложенным к первому изданию:

Большинство следующих стихотворений следует рассматривать как эксперименты. Они написаны главным образом для того, чтобы выяснить, насколько разговорный язык средних и низших слоев общества приспособлен для целей поэтического наслаждения. Читатели, привыкшие к вульгарности и бессодержательной фразеологии многих современных писателей, если они дочитают эту книгу до конца, возможно, часто будут вынуждены бороться с чувством странности и неловкости; они будут озираться в поисках поэзии, и у них возникнет желание поинтересоваться, с помощью какой вежливости эти попытки могут быть допущены к этому названию. Желательно, чтобы такие читатели… не допускали, чтобы одинокое слово «Поэзия», слово с весьма спорным значением, стояло на пути их удовлетворения…..

Читатели, обладающие высокой рассудительностью, могут не одобрить стиль, в котором выполнены многие из этих произведений….. Им покажется, что, желая избежать распространенных в то время недостатков, автор иногда опускался слишком низко, и что многие выражения слишком привычны и не имеют достаточного достоинства. Можно предположить, что чем больше читатель знаком с нашими старшими писателями, тем меньше у него будет поводов для подобных жалоб».26

Проза мешала их поэзии: владелец дома в Алфоксдене уведомил Вордсвортов, что их аренда не может быть продлена после 30 июня 1798 года. 25 июня Уильям и Дороти отправились в Бристоль на переговоры с Коттлом. 10 июля они переправились на пароме через реку Северн и прошли десять миль по Уэльсу до Тинтернского аббатства. Возле этой «очень красивой руины» и на обратном пути в Бристоль Вордсворт написал первый набросок стихотворения, которое было добавлено в качестве заключительной части «Лирических баллад».

Маленькая книжка была опубликована 4 октября 1798 года, через девятнадцать дней после отъезда негласных авторов в Германию. Название было подходящим: Основной вклад Кольриджа был прямым потомком старых английских баллад — рассказов в песенных стихах; а большая часть вклада Вордсворта была простой лирикой простой жизни на почти моносиллабическом языке английского крестьянства. Книга открывалась «Восстанием древнего Маринера»; оно занимало пятнадцать из 117 страниц; это была самая длинная запись и, возможно, самая лучшая, хотя Англия осознавала это лишь постепенно, а Вордсворт — никогда.

У «Rime» действительно много недостатков, но мы не должны подчеркивать среди них абсурдность этой истории; Кольридж попал в царство тайн и воображения, где могло произойти все, что угодно, и могучие события могли вытекать из пустяковых происшествий. Ему приходилось полагаться на воображение, ведь он никогда не был в море,27 и ему приходилось заимствовать из книг о путешествиях морские термины и настроения. Тем не менее он уловил мистическую ауру старых легенд, маршевый ритм старых баллад; и старый моряк увлекает нас за собой почти до самого конца. Это, конечно, одна из величайших лирических песен на английском языке.

В основном, Вордсворт приводил примеры того, как он находил мудрость в простых душах. Некоторые из этих стихотворений, например «Мальчик-идиот» и «Саймон Ли», были уморительно сатиричны рецензентами; но кто из нас не сочувствовал терпеливой любви матери к своему безобидному слабоумному ребенку? (Одна из строк этого понимающего стихотворения повествует о «зеленой траве — вы почти слышите, как она растет»;28 это было вырвано у Дороти?) Затем, задержавшись на сельских типах, Вордсворт завершает книгу медитативными «Строками, сочиненными в нескольких милях над Тинтернским аббатством». Здесь он дал высшее выражение своему чувству, что природа и Бог (Deus sive Natura Спинозы) едины, выступая не только через чудеса роста, но и через те потрясающие и (на человеческий короткий взгляд) кажущиеся разрушительными силы, которым Тернер в то время поклонялся в красках. К его блужданиям по лесам и полям, гребле по спокойным озерам и карабканьям по массивным скалам, к тысяче криков и шепотов тысячи форм жизни, даже якобы неживого мира…

Возможно, именно им я обязан… этим благословенным настроением, В котором груз тайны, В котором тяжелый и изнуряющий груз Из всего этого непонятного мира, Облегчается… В то время как с глазами, ставшими спокойными от силы Гармония и глубокая сила радости, Мы видим жизнь вещей.29 И тогда он поднялся до своего самого лучшего исповедания веры: Я научился Смотреть на природу не как в час Бездумная юность, но часто слышу Тихая, печальная музыка человечества, Не резкий и не раздражающий, но достаточно мощный. Наказывать и усмирять. И я чувствовал. Присутствие, которое тревожит меня