Дочь Волдеморта - Ночная Всадница

— Справедливее? У нас с тобой очень расходятся понятия о справедливости. Впрочем, прости: я забываю, кто твои родители.

— Мои родители сейчас делают этот мир лучше! — в сердцах выпалила Гермиона. — Дают знания, которые раньше трусливо скрывали!

— Ты сама‑то веришь в то, что говоришь? — скривился Невилл. — Твоя мамаша — палач Волдеморта. О какой справедливости, поцелуй меня дементор, ты бредишь?

— Невилл, что ты несешь? Какие палачи? Война кончилась почти три года назад.

— Ты хоть знаешь, как прозвали твою мамашу? — прищурился Невилл. — Или ты реально пребываешь в блаженном неведении?

— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — холодно процедила Гермиона. — Как «прозвали»?

— Черная Вдова, — мрачно усмехнулся Невилл. — За тот год, который она еще показательно вдовствовала, — сполна заслужила это прозвище. Неужто не слыхала?

— Чем заслужила? — тихо спросила женщина.

— Чем? — зло сощурился Невилл. — Беллатриса, тогда еще Лестрейндж, равно — смерть. Доходит? Черная Вдова появляется тогда, когда уже не на что надеяться. И она приходит часто.

— Всё это было очень давно, Невилл. На войне не обойтись без жертв.

— Давно? Если ты веришь в это, то ты стала очень наивной, Гермиона. Если реально веришь всему, что пишут газеты. Я‑то думал, ты в теме. А ты еще и слепая.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Давно, значит? Знаешь, Полумна работает здесь, в больнице. В отделении Недугов от заклятий, палате Непоправимых повреждений. Специализируется на расстройствах разума, — у него что‑то промелькнуло в глазах. — Мы пытаемся как‑то помочь моим родителям. Справедливо пострадавшим, — выплюнул он. — И, знаешь, за последние годы работы моей жене хватает! Хотя волна и спала, но и сейчас нет–нет, да и столкнешься с таким, что волосы на голове зашевелятся, — он смерил ее странным прищуренным взглядом. — Коль уж ты реально не в теме, я пришлю тебе некоторые материалы. Погляди на досуге. А потом будешь рассказывать о закончившейся войне и справедливости, если язык повернется!

И он, резко развернувшись, распахнул стеклянную дверь «Недугов от заклятий» и стремительно зашагал прочь по коридору.

Гермиона сглотнула. Что еще за глупости? «Черная Вдова? Палач Волдеморта»? Какие еще палачи теперь?

Она неуверенно пошла вниз по лестнице. На площадке четвертого этажа всё еще переругивались портреты древних целителей: в картину, ставшую ареной битвы, подтянулись еще несколько изображений и гомонили вовсю. Гермиона прошла мимо незамеченная и задумчиво спустилась в холл.

Она заглянула в детское отделение поликлиники и забрала Джинни. Пришлось постоять, укачивая Генриетту.

— Что с тобой? — спросила подруга, вглядываясь в нахмуренное лицо Гермионы. — Это из‑за Етты?

— Нет. Я тут встретила только что Невилла Лонгботтома…

— Наговорил гадостей? — сочувственно кивнула Джинни. — Я знаю. Невилл — ярый консерватор. Я с ним и не здороваюсь даже. Жаль.

— Это правда, что Maman называют Черной Вдовой? — тихо спросила Гермиона.

Джинни неопределенно пожала плечами и устремила взгляд в сторону.

— Значит, правда, — подытожила Гермиона. — Я что‑то не могу понять. Если война кончилась, о каких расправах может идти речь?

— Всегда есть несогласные, — пожала плечами девушка.

— Ну не убивают же их, — хмыкнула Гермиона. И запнулась. Джинни молчала, покачивая коляску и задумчиво рассматривая большой плакат «ЧИСТЫЙ КОТЕЛ НЕ ДАСТ ПРЕВРАТИТЬСЯ ВАШЕМУ ЗЕЛЬЮ В ЯД». — Их ведь не убивают? — тихо спросила она. — Джинни?

— Пойдем домой. Миссис Грэйнджер будет волноваться.

— Даже сейчас? Даже после революции?

— Гермиона! Джинни! — раздалось позади.

Они обернулись и увидели быстро идущую к ним Полумну Лонгботтом. Она повзрослела, вытянулась и, казалось, стала еще бледнее. В лимонном халате с эмблемой больницы, собранными сзади волосами и огромными глазами девушка чем‑то напоминала сову с выкрашенными перьями. В ней было что‑то неуловимо странное, отчужденное.

Полумна догнала их и остановилась.

— Доброе утро, — довольно приветливо поздоровалась она. — Хорошо, что я нагнала вас. Гермиона, прости, пожалуйста, Невилла. Мне кажется, он наговорил тебе грубостей. Он не со зла, просто очень переживает, и стал раздражительным в последнее время. Это от бессилия и ужаса, его можно понять. — Молодая целительница задумчиво посмотрела на своих школьных товарищей. — Невилл просил передать тебе это, — сказала она Гермионе, переводя блуждающий взгляд на большой портрет среброкудрой Дайлис Дервент. — Знаете, если всплывет то, что мы сохранили это воспоминание — скорее всего, нас убьют, — задумчиво и как‑то буднично добавила она. — Но с его помощью есть хоть какой‑то шанс восстановить память Ады Афельберг. Это единственное, что уцелело из ее сознания, и воспоминание очень ценное. С целительской точки зрения, я рассматриваю его только так, — добавила она, опуская руку в карман лимонного халата. — Как доказательство чего‑либо его никто и никогда не сможет использовать, этого опасаться глупо. И потому я прошу тебя вернуть мне материал, когда посмотришь его. Он дает хоть какой‑то шанс и, поверьте, угрозы не несет. Впрочем, вы и сами всё понимаете, — добавила она, останавливаясь взглядом на Джинни. Молодая девушка выглядела недовольной и даже раздосадованной. — Вот, возьми, — Полумна вынула плотно закупоренную колбу с клубящимся внутри белым туманом мыслей и протянула ее Гермионе.

Наследница Темного Лорда с внезапным замиранием сердца взяла из ее теплых пальцев стеклянную колбу и быстро сунула в сумочку, поймав краем глаза полуавтоматическое, вовремя сдержанное движение Джинни, хотевшей перехватить руку Полумны на лету.

— Очень красивая девочка, — сказала миссис Лонгботтом, задерживая взгляд на спящей в коляске Генриетте. — Хорошо, что хоть она в безопасности. — Полумна говорила искренне, но Гермиону внезапно пробрало дрожью от этих простых слов. — Всего хорошего, девочки. И, Джинни, поздравляю тебя.

— С чем? — с внезапной бессильной злобой спросила рыжая ведьма, вздрагивая.

— М… — неопределенно улыбнулась бывшая когтевранка, — с тем, что и ты можешь не переживать о жизни своих детей, — а потом добавила с ноткой меланхолии: — Главное, не загубить их души.

И с этими словами Полумна, еще раз улыбнувшись ведьмам, развернулась и зашагала к двойным стеклянным дверям, на ходу что‑то приглушенно насвистывая.

Джинни молча проводила ее глазами, прикусив нижнюю губу и о чем‑то напряженно размышляя. Но она не дала Гермионе поймать своего взгляда: быстро стряхнув оцепенение и развернувшись, толкнула коляску к выходу.

На улице было шумно и многолюдно. Некоторое время обе ведьмы хранили молчание. Гермиона шла следом за катящей коляску Джинни и пыталась игнорировать неотвязные мрачные мысли, клубившиеся в голове.