Бетховен. Биографический этюд - Василий Давидович Корганов

школу и из школы и дома постоянно занимается с ним под общим нашим наблюдением, причем я не останавливаюсь перед значительными расходами в 600 фл. ежегодно, не считая остальных расходов на этого учителя.

Гг. профессорам и начальникам своим он, впрочем, зарекомендовал себя наилучшим образом, и в школе за ним установлен особый надзор. Более этого даже самый заботливый отец не может сделать для своего ребенка.

Итак, я буду впредь преодолевать все препятствия, какие могут быть поставлены мне на пути, именно лишь ради блага опекаемого мною и в память просьбы моего покойного брата, а также ввиду обязанностей, которые возложены на меня законным правом опеки, родством и человеческим чувством, причем я готов ежеминутно ввиду чистоты моих намерений и доброй воли отдать точнейший отчет и.-к. сев. областному суду, как высшему опекунскому учреждению.

Людвиг ван Бетховен.

Опекун моего племянника Карла ван Бетховена.

Вена, 15 декабря 1818.

Венскому магистрату.

Вена, 1 февр. 1819 г. Почтеннейший магистрат!

Так как мне придется говорить о будущем воспитании, то мне кажется наиболее целесообразным начать с ныне существующего, из чего выяснится, что всякое изменение может послужить только во вред моему племяннику, что при нем находится гувернер, который всюду сопровождает его, это уже указано, но чтобы сильнее возбудить его рвение я заставляю его еще заниматься у г. фон Кудлиха, директора одного института, поблизости от меня на Landstrasse, куда он ходит в сопровождении своего гувернера. Там он знается лишь с мальчиком, сыном барона Ланга, и находится под постоянным надзором, при этом значительную пользу приносит ему еще то обстоятельство, что г. ф. Кудлих преподает и следует основной методе, принятой в университете, каковая всеми знатоками и мною признается за наилучшую и каковую применяет не каждый воспитатель, вследствие чего иногда на экзаменах с воспитанником случаются различные недоразумения. К сему еще надо прибавить особые уроки французского языка, рисования и музыки, и таким образом он не только занят в течение целого дня полезным и приятным, но находится также под постоянным и необходимым надзором.

Помимо всего этого я нашел ему духовного отца, который его просвещает еще насчет его обязанностей как христианина и человека, ибо только на этой почве могут расти истинные люди, впоследствии к лету он уже начнет заниматься греческим, кажется все это убеждает в том, что я не жалею средств, преследуя намеченную цель, создать для государства полезного и благонравного гражданина, для достижения чего нынешняя обстановка не оставляет желать ничего лучшего. Потому никакого изменения не требуется, если же замечу необходимость в том, то исправлю, и самым добросовестным образом предотвращу и устраню, каждый человек, не желающий стать ремесленником, чем бы он ни был, должен пройти, по крайней мере 5–6 курсов, и за это время можно проследить к чему у него проявятся наклонности и способности, если ему предстоит стать чиновником или ученым, то основание не может быть положено иным способом. Исключительные способности, и отчасти опять же особенности его натуры, требуют также исключительных средств, и никогда я не совершал более благородного и лучшего поступка, как взяв моего племянника к себе и лично занявшись его воспитанием, раз (по Плутарху) Филипп не счел недостойным себя самолично заняться воспитанием своего сына Александра и дать ему в учителя великого Аристотеля, находя обыкновенных учителей неспособными к этому и если Лаудон сам руководил воспитанием сына своего, то почему подобн. славные и великие люди не могут выйти также из других.

Мой племянник еще при жизни отца своего был им же предоставлен мне и признаюсь я более, чем кто-либо, чувствую в себе призвание одним лишь моим наглядным примером внушить моему племяннику основы нравственности и трудоспособности, в интернатах и пансионах надзор за ним недостаточен и все ученые, в том числе профессор Штейн, профессор (педадогики) Зимердингер, соглашаются со мной, что ему безусловно неуместно там оставаться. Они даже утверждают, что большинство молодежи выходит оттуда испорченными, даже многие входили туда нравственными, а выходили испорченными, к сожалению, я вынужден присоединиться к такому взгляду и опыту этих мужей и многих родителей. Если бы мать сумела преодолеть свою злобу и дала бы возможность спокойно развиться моим планам, то мы имели бы теперь более благоприятные результаты, как последствие моих предыдущих распоряжений, если же такого типа мать желает втянуть свое дитя в пучину своей пошлой и даже предосудительной жизни, склоняет его в столь нежном возрасте к обману (это чума для детей!!!), к подкупу моей прислуги, соблазняет к неправде, высмеивая его, когда он говорит правду, даже сама снабжает его деньгами, чтобы возбудить в нем похоть и жадность, каковые опасны для него и внушаются ему у меня и у других как большие пороки, тогда эта и без того трудная задача становится еще труднее и опаснее, но из этого не следует заключать, что она вела себя иначе, когда мой племянник был в пансионе, но и этому поставлена новая преграда, кроме гувернера в мой дом войдет женщина из общества, которая будет вести хозяйство, и которую ей никоим образом не удастся подкупить. Тайные свидания матери с сыном всегда влекут за собою дурные последствия, однако только этого она и добивается, потому что он, кажется, чувствует себя хуже всего в обществе действительно благовоспитанных и благонравных людей.

На меня взвели столько унизительных обвинений и такие люди, что я об этом вовсе и говорить не хотел бы, потому что моя нравственность признана не только всеми и публично, но даже лучшие писатели как Вейсенбах и т. п. не пожалели труда писать об этом, и лишь пристрастие может приписать мне что-либо столь унизительное. Несмотря на это, я считаю долгом кое-что разъяснить. Что касается имущества моего племянника, то ему принадлежит 7000 флорин, в. в. из суммы, полученной от продажи дома его матери, процентами с коих пользуется мать, кроме того, он имеет 2200 фл. в. в. в кредитных билетах и половину пенсии матери, что касается 2200 фл. в. в., то это были лишь 2000 фл. в. в., каковые я, однако, с процентами (как указано в лит. W) обменял на 2200 фл. кредитными бумагами; как половинная часть пенсии, так и 2200 фл. не могут быть приняты за 4-ю долю от продажи дома и за 4-ую долю доходов с него, которых он никогда не получал; до сих пор мать единолично пользовалась домом, которым она владела с ноября 1815 г. по 1818 г. и 7–8 месяцев сверх того, хотя сыну все время принадлежала 4-я доля с доходов.

Как из этого видно,