Наброски пером (Франция 1940–1944) - Анджей Бобковский

На фабрике лихорадка. Всем нужен телефон. Весь Париж звонит семьям, знакомым, родственникам, друзьям. Бомбили Париж… О господи, сколько тех бомб упало, а столько шума. Мне хочется декламировать буколики Вергилия.

8.9.1943

Сумасшествие, радость, опьянение. Италия капитулировала. На самом деле она капитулировала давно, сама капитуляция была подписана еще несколько дней назад, но обнародовали ее только сегодня, «в нужный момент». Муссолини отправлен в тюрьму правительством Бадольо. Сегодня вечером, казалось, что это конец войны. Простите, чьей?

13.9.1943

Замечательно. Отряды немецких десантников освободили Муссолини. Читая сегодняшнее описание этого исторического события, мне казалось, что я читаю Дюма-отца.

Недоступный замок в горах (вот это недоступный!), арестованный диктатор, вероятно, вместе со своей наложницей, всё вместе — граф Монте-Кристо, три мушкетера и Жозеф Бальзамо{96}. Хуже всего то, что его на самом деле похитили и что немцы, пораженные предательством итальянцев (vous êtes vulgaire, mon cher. Ça s’appelle une volte-face[791]), сумели выпутаться из ситуации, которая восьмого числа казалась безвыходной. Я не разделяю всеобщего энтузиазма. Англичане и американцы, наверное, этого тоже не ожидали. Пятая американская армия с трудом высадилась в заливе Салерно и отчаянно пытается противостоять обстрелу немецких дивизий, которые вовремя отступили из Южной Италии. Восьмая английская армия со знаменитым Монтгомери отчаянно пытается объединиться с американцами. В течение пяти дней после полной капитуляции Италии, вместо того чтобы немедленно приземлиться в нескольких точках и занять Италию и Ломбардию и отрезать немцам путь назад, англичане и американцы позволили немцам создать линию обороны на местности, предназначенной для защиты. Провалили дело. Потом придется пожертвовать многими людьми, чтобы вернуть то, что можно было сделать с минимальными потерями. Много крика, но мало военного преимущества. Кларк{97} под Неаполем с трудом удерживает полоску побережья, немцы атакуют слаженно, англичане хотят объединиться с Кларком, полный бедлам и головная боль. Главное, можно много говорить. Я, наверное, глупый, потому что вижу, а другие умные, потому что не видят. С некоторого времени никто не хочет видеть. И не видят.

15.9.1943

Если так пойдет дальше, то американцев спихнут в воду. Немцы уже поют о победе, но еще слишком рано. Цель пения — отвлечь от довольно пикантных подробностей предательства Италии.

Я был сегодня вечером у Антеков, приехавших на несколько дней из деревни в Париж. Внезапно воздушная тревога. Мы вышли на балкон. Неистовствуют зенитки «Flak». Со стороны западных окраин слышны глухие разрывы бомб. Через некоторое время в вечернем небе появляются большие звенья бомбардировщиков. Тяжелые, медленно движущиеся среди сотен облаков разрывающихся снарядов. Летят относительно низко, по 26 в звене. Грохот зенитных орудий становится непрерывным, и весь Париж сотрясается. Вдруг в одном из звеньев сверкает огонь. Секунды. Как магниевая вспышка. Самолет рассыпается в воздухе. Падают крылья, кружась, как сухой лист. Выпрыгнут? Нет, ничего. Мы будто смотрим фильм. Я чувствую, что у меня слегка дрожат ноги. Распускается одно-единственное пятнышко парашюта. Один из восьми или десяти выпрыгнул. В звене происходит разрыв, но самолеты вновь спокойно выстраиваются в звено. Место потерянного самолета занимает ближайший, остальные — за ним. И снова пламя в следующем звене. Жена Антека не может сдержать приступ истерического плача. Мы отводим ее в подвал. Постепенно все стихает. Люди стоят группами на пустых улицах и разговаривают. Бася смотрела на всю эту «корриду» из окна нашей кухни. Мы оба испытываем ощущение душераздирающей несправедливости, смешанной с отвращением. Стоять спокойно и наблюдать, как убивают людей.

18.9.1943

Ну наконец-то в Салерно удалось исправить ситуацию. Русские планомерно идут вперед. Интересно, удержатся ли немцы на Днепре? Не имея возможности убежать от врага, они вынуждены продолжать сражаться при отступлении. Ужасно утомительно, но делают они это блестяще. В любом случае, близятся сумерки богов. Я жду сорок четвертый год.

Потихоньку готовимся к зиме. Картофель, варенье; впрочем, с едой не сложно, если есть деньги. Постоянно чувствую себя уставшим. Мне близки люди, у которых есть призвание к монашеской жизни. Сейчас я был бы способен долгие месяцы провести в одиночестве. Погрузиться в тишину, раствориться в монотонности серых будней монаха. Ходить по заросшим и позолоченным осенью тропинкам заброшенного сада и читать святого Фому Аквинского, святого Августина… Сесть на каменную скамью, писать и сдувать с бумаги маленьких паучков, упрямых муравьев и зеленых древесных блох. А потом смотреть сквозь решетку готического окошка на большое красное солнце, перечеркнутое несколькими линиями синих облаков. Кто-нибудь принес бы еду и свечу. А в полночь я бы вставал на молитву…

А тем временем гонка на велосипеде по сожженным жарким летом улицам. Несмотря на осеннюю прохладу, камни по-прежнему пахнут жарой, пыль все еще теплая. Дела пошли в гору. Я купил несколько хороших вещей для Баси, себе покупаю книги.

25.9.1943

Русские отбили Смоленск, а Муссолини создал республиканско-фашистское правительство. Оказывается, все возможно. До чего мы еще дойдем? Может, Сталин пригласит династию Романовых на российский престол, а сам займет пост Распутина. У него есть полная квалификация. Это «республиканско-фашистское» правительство подействовало на меня, как чихательный порошок. Хочется чихать, тереть слезы и зачихаться насмерть над этим безбрежным океаном — чего? Глупости? Кретинизма? Шарлатанства? Все эти слова не передадут того, о чем идет речь. Это океан дерьма, обрызганный духами, в котором барахтается огромный дурдом так называемого человечества. Муссолини создает «республиканско-фашистское» правительство, Сталин — защитник демократии (демократический коммунизм — в будущем. Звучит даже неплохо), Гитлер защищает культуру Запада — вообще все что-то защищают. А отдельный человек с остатками мозгов вынужден защищаться, чтобы не зачихаться насмерть и не сойти с ума. Сейчас величайшая работа каждого — не просто пережить этот шторм, а пережить, сохранив остатки сознания. Это будет самое сложное. Ясно одно: если бы посадить сегодня около радиоприемника самого умного человека и заставить его все это слушать и читать, через неделю можно было бы запереть его в психиатрической больнице без направления врача. Одного взгляда на него было бы достаточно. В целом, не то, что происходит, а то, что говорится и пишется, содержит в себе все признаки пришествия Антихриста. То, что может случиться, — небезгранично, и то, что происходит, — пройдет. Но наступившая ночь душ и темнота мысли будут долго ждать рассвета.

Я ощущаю это прямо-таки физически. Как будто меня зажали между двумя пластинами пресса и сжимают все сильнее. При этом не могу кричать. Бывает даже, голос замирает. Остается крик души. Последние две ночи наполнены ревом и вспышками на небе. Англичане летают на Италию.