Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ) - Ойген Бём-Баверк

Впрочем, чтобы разрешить этот важный вопрос не только посредством аналогий, но и по существу, представим себе конкретный пример в духе теории Шелльвина. Допустим, что суконный фабрикант превращает шерсть, ценностью в 100 000 гульденов, в сукно и что процесс производства продолжается год. Отвлечемся при этом от всех других издержек производства: на машины, заработную плату и т. п., и сосредоточим все наше внимание на вопросе, какую ценность должно иметь сукно, чтобы предприниматель получил должное вознаграждение за содействие его капитала — шерсти.

Шелльвин говорит: конкретно шерсть потребляется, как родовое понятие она не потребляется. Теперь может произойти одно из двух: так как шерсть подлежит временному непотреблению, то она или должна уменьшиться в ценности, или не должна. Допустим вместе с Шелльвином, что такое уменьшение ценности действительно имеет место, и определим его размер в 5% = 5000 гульденов. При таком предположении я соглашаюсь, что ценность продукта должна дать вознаграждение за это уменьшение ценности: прирост ценности в 5000 гульденов действительно должен иметь место. Но прирост к чему? К ценности конкретно потребленной шерсти. Но если она «вследствие временного непотребления» уменьшилась в ценности на 5000 гульденов, то она, очевидно, имеет ценность только в 95 000 гульденов, и общее возмещение, которое должно дать ценность продукта, равняется, включая уже прирост в 5000 гульденов, только 100 000 гульденам. Прибавочная ценность сверх первоначального капитала в 100 000 гульдена, очевидно, ни на чем не основана.

Положим теперь, что временное непотребление не уменьшает ценности шерсти: тогда в ценность продукта войдет шерсть ценностью в 100 000 гульденов, но тогда также нет никакого основания, почему эта сумма должна возрасти за непотребление, ибо Шелльвин требует его, очевидно, потому, что непотребление влечет за собою «уменьшение ценности», «уменьшение результата труда»797.

Как бы мы ни применяли это предположение, мы ни в каком случае не найдем объяснения для прибавочной ценности сверх первоначальной ценности потребленного капитала. На основании всего хода доказательства Шелльвина мы не можем даже серьезно этого ожидать. В самом деле, по Шелльвину вознаграждение за непотребление должно быть исключительно возмещением убытка, который терпит продукт труда благодаря уменьшению в ценности, возмещением, без которого «счет не будет верен». Но каким же образом возмещение убытка может обратиться в излишек? Если я из 100 яблок потеряю 5 и для возмещения убытка прибавлю столько же яблок, сколько потерял, то 100 — 5 + 5 даст всегда только 100, а не 105!!

Само собой разумеется, что такая неясная теория не могла быть ясно изложена. Если бы Шелльвин изложил ее яснее, то ее противоречия, конечно, натолкнулись бы друг на друга. Правда, Шелльвин излагает ее подробно, даже очень подробно, но его подробность не заключается в том, что он один раз подробно излагает свою мысль, а в том, что он часто повторяет ее с одинаковой неопределенностью и двусмысленностью. При этом он делает своеобразную ошибку при определении своего отношения к теории трудовой ценности. Несмотря на то что наряду с действительно затраченным рабочим временем он считает вторым самостоятельным элементом ценности благ непотребление, он все же полагает, что дал теорию, которая «вытекает из сущности труда и ценности» и «которая по необходимости следует из теории ценности, основанной на труде».

Однако теория Шелльвина необычайно поучительна именно благодаря своим ошибкам. Она рельефно показывает, как беспомощна теория трудовой ценности по отношению к объяснению процента на капитал. Родбертус и Маркс пытались неколебимо оставаться при своем основном положении, что количество труда является единственным законным принципом, регулирующим ценность всех благ. Это было возможно только постольку, поскольку они просто игнорировали важнейшую область существования процента на капитал — прибавочную ценность тех продуктов, которые при одинаковой затрате труда требуют для своего производства более продолжительного времени. Шелльвин был достаточно беспристрастным, чтобы не видеть, что это игнорирование ни к чему не приводит, и искренне старался действительно объяснить эти факты при помощи теории трудовой ценности. Но непримиримого нельзя примирить. Все его искусственные приемы и обороты по поводу потребленного капитала, который в то же время не потребляется, о «времени непотребления», которое является частью времени производства, о «компенсации», которая является излишком, приводят только к тому, что он в конце концов вместо того, чтобы добиться объяснения явления процента на капитал, изменяет своему теоретическому отправному пункту. Ложная в самом своем основании, теория трудовой ценности всегда будет изобличаться во лжи фактами хозяйственной жизни.

Теория Шелльвина поучительна еще в одном отношении. Мы, экономисты, очень любим освобождать наши научные категории от общего материального основания, в котором они проявляются, и приписывать им более свободное, идеальное существование. «Ценность» благ, например, кажется нам слишком благородной для того, чтобы всегда оставаться тесно связанной с материальным благом, которое является ее носителем. Мы освобождаем ее от этой недостойной связи; мы придаем ей самостоятельное существование, которое идет своей дорогой, независимо, даже вразрез с судьбой ее неблагородного носителя. Мы допускаем, что «ценность» продается независимо от блага и что благо продается, хотя «ценность» его не отчуждается; мы допускаем, что блага уничтожаются, между тем как их «ценность» остается, и, наоборот, «ценности» исчезают, между тем как их носители остаются невредимыми. Точно так же кажется нам слишком простым отнести категорию капитала к совокупности материальных благ. Мы освобождаем ее от этого; капитал — это нечто такое, что носится над благами; он продолжает существовать даже тогда, если части, его составляющие, исчезают. «Прежде всего, — говорит Германн, — нужно отличать предмет, в котором капитал овеществляется, от самого капитала»799. А Маклеод считает «метафорой» приписывание благам названия капитала799.

Честь, кому честь подобает! Благо науке, которая не пытается втиснуть в прокрустово ложе механическо-материалистической точки зрения воистину идеальные потенции, влияющие на нашу жизнь. Нужно, однако, уметь различать. Наши вещественные блага и их польза, наши вещественные капиталы и их производительное действие принадлежат действительно к материальной сфере, хотя они ею и не исчерпываются. Идеализировать их — это значит не возвышать понимание, а фальсифицировать его. Это значит разрешать себе объяснять те предметы, которые существуют в материальном мире и на основании законов материального мира, независимо от этих законов, даже вразрез с ними.

А разрешают себе это тогда, когда думают этим разрешением воспользоваться. Кто бесхитростно и верно придает естественному естественное объяснение, того не поощряет идеализирующая фраза, тому она мешает. Тому же, кто при объяснении естественного желает изменить природе, она дает прекрасный предлог: то, чего нельзя объяснить согласно природе, сначала ставят вне природы, чтобы потом объяснить вразрез с нею.

Я уже давно привык считать встречаемые ложные идеализирования предупредительным сигналом. И я редко ошибался. Если одно из наших простых, обыденных понятий, как, например, благо, имущество, капитал, выручка, пользование, продукт и т. п., которые гнездятся глубоко в мире осязаемого, освобождается посредством идеализирующего толкования от своих конкретных основ и даже совсем становится вразрез с ними, то трудно не сделать ложного вывода, опорой для которого является такое толкование. В подтверждение сказанного я мог бы привести длинный ряд заблуждений из истории нашей науки, но я не делаю этого, не желая задерживать хода наших исследований. Читатель, интересующийся этим, и без моего содействия найдет подтверждение. Я же приведу только один определенный пример, который дал непосредственный толчок к настоящему моему отступлению, пример Шелльвина: не успел Шелльвин отделить в своем мышлении «капитал» от «частей», из которых он состоит, и противопоставить его таковым, как уже начинается игра капиталом, который в одно и то же время потребляется и не потребляется, в одно и то же время сохраняет полную свою ценность и уменьшается в ценности и уменьшение ценности которого становится излишком потому, что она снова восстанавливается!