Дневники. 1946-1947 - Михаил Михайлович Пришвин

и скрылся. Крик происходит, конечно, от неуверенности и равносилен подхлестыванию.

Борьба за первенство как фактор прогресса в истории человека психологически есть факт неопровержимый.

На этом основано все движение в неведомые страны, в девственную природу и открытие новых стран.

Каждый из нас стремится ощупать ногой свое место, где не ступала еще нога другого человека.

Возможно, что борьба за первенство и создала ту систему, которую мы теперь называем капитализмом. И развитие капитализма неминуемо должно привести к социализму. (Мысль Ленина: сближение людей на войне есть предпоследняя ступень лестницы к социализму: следующая 'ступень есть социализм.)

Но борьба за первенство как основной фактор культуры должна остаться и в социализме.

И все недружелюбие к социализму вызывается необходимостью его тоталитаризма, т. е. уничтожения всех достижений в борьбе за первенство и в начале новой борьбы в иных условиях. Изменение происходит в форме связи между людьми: раньше была связь родовая, человек вкладывал достижения своего первенства в свой род, теперь он вкладывает в общество, как вкладывает в общество непосредственно художник. Социализм есть обязательное разрушение того, что называется «дом». Итак, в борьбе за первенство препятствием делается дом.

8 Ноября. С утра валом валит мокрый снег. Прошлое наше – это вечерняя заря, наше будущее – заря утренняя, а настоящее – это наш день труда и борьба за наше прошлое в свете будущего, это наш рычаг, которым наше прошлое мы поднимаем и спасаем, поднимая его в будущее.

704

Не забыть, что сказал Вася Веселкин, человек проводящий жизнь свою под машиной, когда он вылез на свет и выпил стакан: «Массы этого не касаются, и к ним путей нет, а жизнь определяют те, у кого в руках власть».

NB. Как он выразился в точности не помню, но его «массы» были похожи чем-то на мир матерей из «Фауста».

9 Ноября. Мокрый снег вчера к вечеру растаял, да и сверху моросило.

К моей праздничной тоске прибавился визит молодого поэта Шубина, профессора развязного слова и всякого мыкания (он женился на Гале Каманиной). Это он напел Ляле, что я первый в мире писатель («а кого вы еще назовете?»), и она этим была покорена и позволила ему придти ко мне.

Еще к тоске прибавило радио: каких-то частных владельцев в Австрии наши ограбили в пользу «бедных».

Дело в том, что одна оценка действию в пожаре революции у себя дома, другое дело, когда экспроприация является простым холодным расчетом и даже методом, распространяемым на чужие страны. Коварство этого метода состоит в том, что он предлагается как добро для бедного: соблазненный бедняк, тощая корова пожирает жирную, а в конце концов сам остается ни с чем, и даже еще гораздо более тощим, чем был. В результате этой операции, однако, человек работает не на частного собственника, а на государство, и в далеком будущем, когда коммунизм победит во всем мире, труженик будет получать целиком весь продукт своего труда.

Мы на этом пути уже тридцать лет, выдержали полный разгром собственности, выдержали мировую войну и нам нет путей отступления.

Тут остается остановиться только на том, что дело это больше России, больше Америки, больше всего мира и, конечно, нас сущих...

И если тебе лично на земле есть еще место, куда можно поставить ногу, то будь доволен, ставь ее и гляди вперед, куда бы можно и вторую ногу поставить.

705

Пимен Карпов, воскресший и живущий ныне в углу где-то с маленькой железной печкой – тут он себе все готовит и пишет: что он пишет? Никто не знает и не интересуется. Может быть, Пимен Карпов писал о родах человека в России, о муках этих ужасных в надежде дожить, как доживает в муках своих мать до встречи своей с новорожденным, до такой радости, когда старец шепчет: «Ныне отпущаеши».

Катаев Валентин написал, что доблести советских людей так велики, что все христианские добродетели меркнут перед ними, как мелочь. До чего можно дописаться!

В книжном деле такое диво, что чем больше их издают, тем труднее до них добраться читателю. Тут возможно происходит то же, что с письмами в начале революции, когда переписка граждан была объявлена бесплатной и марки уничтожены. Тогда письма перестали доходить, потому что почтальоны их сваливали, как бесплатные, под мосты. Так и с книгами происходит что-то в этом роде. Книга, как и письма должна быть оплачена хорошо, трата денег читателем создает личное усилие на пути к обладанию книгой, пусть потрудится для этого чтения читатель, хоть отчасти как трудился автор, как трудится, стоя, верующий в храме, как трудится странник на пути в Мекку свою. У нас же нет теперь таких богатых, кому книга попадает за деньги, полученные в наследство: мы все работники. Книга бесплатная – это учебник и пропаганда. Книга художественная должна быть дорогая и доступная тем, кто готов за нее жертвовать.

Прошел праздник, и солнце явилось, к вечеру вслед за солнцем явился мороз, потом ночью снег и...

10 Ноября. Все беленькое, чистенькое. День простоял в белой шапочке, но с крыш среди дня понемногу все капало и капало.

706

В этот раз как будто и сами коммунисты были недовольны собой, своим праздником, и сам Сталин спрятался, и речь Молотова вышла тусклая и беспросветная.

Записки простого человека.

Почти месяц я слушал выступления иностранцев по радио. И не могу понять, маскировка это у них или благодушие, понимаемое русскими как глупость.

Так, бывает, комментатор трудится, излагая долго содержание какой-нибудь пьесы, и вдруг под конец выскажется, что автор изображает свободного человека, не нуждающегося ни в какой чистке. И тут только по этому слову «чистка» понимаешь, что бедный комментатор, какой-то русский человек по имени Назаров, свою речь направляет к заключенному в коммунизм своему же русскому человеку и так прельщает его американской свободой.

Или другой какой-нибудь Набоков трудится с изложением каталога ширпотреба с 12 000 предметов, от стиральной машины до складного домика. Долго не понимаешь, зачем это, и вдруг под конец объясняется, что таких фирм в Америке много и все они, конкурируя, стараются угодить потребителю, которому стоит только вносить деньги и все ему будет доставлено на дом, и, значит, как должна быть соблазнительна русскому человеку жизнь рядового американца.

А у русского слушателя в голове начинает что-то чесаться от