Цветы сливы в золотой вазе, или Цзинь, Пин, Мэй - Ланьлиньский насмешник

Она играючи ударила Цзинцзи, и он бросился было вон, но она велела Чуньмэй проводить его,

Да,

Меж жизнью и смертью запутав следы,Ей все-таки выйти сухой из воды.

Чуньмэй пошла с Цзинцзи в сад, но не о том пойдет речь.

Симэнь, стоя на коленях, долго молился. Когда он поднялся, Цянь отслужил только начало молебна и перешел к чтению ектении с поклонами.

Симэнь прошел за ширму.

— Хватит хихикать! — сказал он женщинам. — Меня и без вас смех разбирал. Еле сдержался.

— А еще рясу напялили, — говорили женщины. — И никакой он не монах. Демон неугомонный — вот он кто.[802] Побагровел весь, бесстыжий. Разбубнился, все кругом заплевал.

— Вы ж над его усердием потешаетесь! — урезонивал их Симэнь. — И довольно кощунствовать! Помните, когда поклоняются духу, он рядом витает.

Симэня позвали, и он опять встал на подстилку. Слюнявый сосредоточился и, подняв голову, начал читать покаяние, потом утреннюю молитву о чаяниях. Комки белой пены, скопившиеся у него на губах, то скрывались во рту, то разлетались во все стороны. В рвении, с каким Слюнявый клал нескончаемые поклоны, он напоминал болванчика, и женщины, глядя на него, покатывались со смеху. Как ни усердствовал Симэнь, ему никак не удавалось поспеть за Слюнявым. Едва он положит поклоны одному святому, как Слюнявый называет пятого. Будучи не в силах за ним угнаться, Симэнь клал поклоны невпопад, чем вызвал еще больший хохот женщин.

Тут появилась Сяоюй и позвала Гуйцзе ужинать.

— Матушка скучает одна, — сказала она. — Приглашает вас, сестрица, и мамашу Ли зайти и развеять тоску. А у вас тут вон, оказывается, какое веселье.

Цзяоэр и Гуйцзе сразу направились к Юэнян, за ними потянулись и остальные. Цзиньлянь хотелось было заглянуть в сад, и она последовала за остальными.

— Да, молиться надобно с усердием, — говорила, обращаясь к падчерице Юэнян, — но и за ребенком следует смотреть в оба. А то доверься этим бабам шальным, вынесут да и ладно. Так-то и зверь, чего доброго, растерзает.

Только она сказала, вошла Гуйцзе. Они втроем сели ужинать, но не о том пойдет речь.

После молитвы Симэнь обливался потом. Поспешно сняв с себя парадное платье, он пошел проведать Гуаньгэ.

— Сынок! — склонившись над колыбелью и гладя ребенка, говорил он. — Я за тебя молился Духу Земли. — Он обернулся к Пинъэр. — Ему лучше! Пощупай лобик: слава Небу и Земле, у него жар спал.

— Какое чудо! — воскликнула Пинъэр. — Только мы обреклись молиться, ему сразу полегчало. И жар спал, и глазки больше не закатывает, и озноб прошел. А еще говорили: старая Лю, мол, ничего не понимает.

— Молебен в монастыре отслужим, и совсем поправится, — говорил Симэнь.

— А тебе, отцу, больше всех достается, — заметила Пинъэр. — Оботрись и садись ужинать.

— Еще ребенка напугаю. Пойду, там поем.

Симэнь пошел к Цзиньлянь и уселся в кресле.

— У меня боль такая, будто грыжа развоевалась, — говорил он.

— Это отчего же? — засмеялась Цзиньлянь. — Уж не от усердия ли твоего? Попроси, пусть кто-нибудь за тебя домолится.

— А ты права! — подхватил ее мысль Симэнь и велел Чуньмэй позвать Чэнь Цзинцзи. — Попроси зятюшку. Скажи, пусть за батюшку помолится и свершит сожжение раскрашенных изображений божеств с конями на цветной бумаге.

Между тем Цзинцзи после нескольких чарок, поднесенных Цзиньлянь, боясь, как бы не заметили слуги, выпил еще не одну чарку купленного легкого вина, опьянел окончательно и, свалившись прямо в лавке, громко захрапел. Циньтун так его и не добудился.

— Спит он, — докладывал Симэню слуга. — Я его так и не добудился.

— Вот негодник! — разозлился Симэнь. — Людей попросишь, они норовят и за соседним домом присмотреть, а этому и на свое хозяйство наплевать. Завалиться в такую рань! — Симэнь послал к хозяйке Чуньмэй. — Ступай, скажи дочери: батюшка, мол, занедужил, просят зятя за себя помолиться. А то, скажи, он там разоспался.

— Вот нескладный! — воскликнула падчерица. — Я сама за ним схожу.

Она вышла из комнаты. Юэнян послала вслед за ней и Сяоюй. Цзинцзи протер глаза и вышел к жене.

— Ты чего так кричишь? — спрашивал он.

— Тебя батюшка помолиться вместо него просит, — отвечала жена. — Циньтун не добудился, меня послал. Матушка Сяоюй велела тебя будить. Пойдем, пойдем!

Так, то подталкивая, то поддерживая, она, наконец, привела мужа в залу, а сама пошла к себе. Сяоюй доложила Юэнян и Симэню. Тот распорядился, чтобы Циньтун с Дайанем дождались конца службы и проводили Цяня, а сам отправился на ночь к Цзиньлянь, но не о том пойдет речь.

Между тем Цзинцзи, ослепленный ярким пламенем свечей, окончательно пришел в себя и, вытаращив глаза, увидел, как Слюнявый берет вознаграждение. Они обменялись приветствиями. Цянь в ожидании угощения велел Циньтуну нести фонарь и направился в покои Пинъэр, Инчунь взяла благовония и, войдя в комнату, передала их кормилице Жуи. Та покурила ими над младенцем и вышла. Цянь Слюнявый, держа изображение духов и касаясь Гуаньгэ рукой, сотворил молитву и вернулся в залу.

Чэнь Цзинцзи молился, а Слюнявый сжигал изображение раскрашенных изображений божеств с конями на цветной бумаге. Когда он бросил в огонь дщицу с молитвенным обращением к духам, показались линии, обозначающие Небо.

— Раз дщица явила небесные врата, стало быть, поправится младенец через день-другой, — сказал Слюнявый. — Если и повторятся приступы, ничего страшного не случится.

После того, как обряд был совершен, возлили жертвенное вино.

Голод и жажда мучили Слюнявого Цяня все время, пока Дайань готовил посуду, а Циньтун накрывал на стол. За компанию с Цянем сел Чэнь Цзинцзи. После угощения, рассыпаясь в благодарностях, Слюнявый удалился, а Цзинцзи пошел к себе. Пинъэр послала горничную Инчунь с жертвенной снедью и фруктами к падчерице, и та благодарила ее, но не о том пойдет речь.

Выйдя от Юэнян, старая Лю неподалеку от ворот повстречала в дым пьяного Цяня с фонарем в руке.

— А, наставник Цянь! — протянула Лю. — Награду получил? Поделился бы со старухой-то, а?

— А ты тут при чем? — обрезал ее Слюнявый.

— Я ж на чашке воды гадала, тебе, старику, помогала, а ты меня со счетов сбрасываешь, да? — набросилась Лю. — Теперь убей, пальцем не шевельну.

— Ну и ловка ж ты, сводня! — стоял на своем Слюнявый. — Зубы-то мне не заговаривай! Чушь не городи! Где ж ты мне помогала? Меня в этот дом столько лет приглашают! С какой стати наградой делиться?!

— Чтоб тебя голод скрутил, демон проклятый! — указывая на Слюнявого пальцем, ругалась старуха. — Только приди за мной!

Так они ругались еще некоторое время, но не о том пойдет речь.

На другой день Симэнь встал рано утром и велел слугам сопровождать его в монастырь. Одни несли свиную тушу барана, другие — парадные одежды. По прибытии в монастырь переполошившиеся монахи тотчас же приготовили Симэню подстилку и начали читать молитвы. Симэнь облачился в парадное платье, помолился, потом вытянул гадательный жребий и протянул его монаху. После чаю монах разъяснил ему знаки жребия.

— Жребий предвещает счастье. Скорбящий скоро поправится. Оберегайте его от дальнейших приступов недуга.

Симэнь отблагодарил монахов деньгами и направился домой. Когда он спешился у ворот, ему доложили об Ин Боцзюэ, ожидавшем в крытой галерее.

— Присаживайся! — сказал Симэнь. — Я сейчас приду.

Он пошел к Пинъэр, рассказал ей о содержании жребия и воротился в крытую галерею.

— Как дела, посредник? — спросил Симэнь. — Много тогда прикарманил? Хоть пригласил бы когда.

— А почему именно я должен приглашать? Се Цзычуню тоже кое-что перепало, — посмеивался Боцзюэ. — Ну, да ладно! Вот куплю закусок, тогда и угощу.

— Ты и всерьез подумал? — усмехнулся Симэнь. — Нет, брат, мне твоего не нужно. Я так, чтобы тебя выпытать.

— Кстати! — начал Боцзюэ. — Ты нынче, говорят, свинью с бараном в жертву принес? В монастыре был? Богатые жертвы! А брату младшему так ничего и не поднесешь?

— Ты прав! — подхватил Симэнь и кликнул Циньтуна: — Ступай дядю Се пригласи.

Симэнь велел поварам готовить закуски. Боцзюэ ждал прихода Се Сида с нетерпением.

— Давай начнем пока! — не выдержал Боцзюэ. — Ишь как возгордился! Не дождешься его!

Они сели за стол и наполнили чарки.

— Дяди Се нет дома, — доложил прибывший наконец Циньтун.

— Где ты пропадал? — спросил Симэнь.

— Дядю Се разыскивал, — отвечал слуга.

Боцзюэ провозглашал тосты за спасение Гуаньгэ, чем очень порадовал Симэня.

— Все время я тебе, брат, надоедаю, — заговорил Боцзюэ. — Неловко мне перед тобой. Хочу пригласить тебя завтра или послезавтра ко мне на скромное угощение. Будут братья. Выпьем по чарочке. Не против, а?

— На посредничестве нажился и давай деньгами сорить, — заметил, смеясь, Симэнь. — Зачем тратиться? Свинина с бараниной у меня остались. Я тогда тебе пошлю.