СССР-2061. Том 9 - СССР 2061

— Впрочем, на Седну экспедиция только через пятнадцать лет запланирована. А до той поры я здесь, на Земле. Меня на работу пригласили к вам в Москву. Слышали, может быть, институт Штернберга. Зоя улыбнулась:

— Нравится вам в Советском Союзе? Сэймур смущенно пожал плечами:

— Нравится, но кое-что непонятно. Например, вот праздники ваши. День космонавтики мне очень понравился. Я прямо завидовал, как вы умеете веселиться. С выдумкой, фантазией. Но вот первое мая… Зачем-то столько людей тесно стоят в какой-то огромной гусенице. Безвкусно выглядит всё как-то, если честно. Слишком много флагов, транспарантов. Лозунги какие-то непонятные. «Решения 52-го съезда КПСС – выполним!» Что такое «КПСС»?

— Так вы не знаете? Это – старая советская атрибутика!

— Атрибутика? Девушка огляделась по сторонам и понизила голос до полушепота:

— Вообще-то у нас не любят говорить о таких делах при иностранных гостях. Давняя это история и не очень красивая. Был у нас в прошлом веке такой Андропов, как бы это сказать, самый главным… Не главный там агроном или космический конструктор, а просто… Короче, в ту пору в Советском Союзе было… ммм… персонально-единоличное руководство страной.

— Да, понимаю, в Соединенных Штатах тоже были президенты.

— Андропов был не совсем президентом, ну да ладно. Так вот, Андропов правил Советским Союзом довольно долго и сделал много чего хорошего. Освоение ближнего космоса, лунная база… Но он был очень подозрительным. Наверное, тогда это было правильно. Ваши американцы ведь действительно в то время думали, как бы внезапно напасть на СССР и уничтожить его ядерными ракетами.

— Все так друг на друга тогда думали.

— Больше всего в СССР боялись, как бы американцы не решали, что смогут уничтожить первым ударом все центры управления нашим ракетным оружием. Тогда, как могли подумать американцы, они избежали бы ответного ядерного удара по своей территории. Чтобы у американцев не было такого соблазна, разработали систему «Периметр». Она автоматически запускала ракеты, если датчики и телевизионные камеры, установленные по всему СССР, регистрировали массовые ядерные взрывы и разрушения.

— У нас, в Штатах, при Рейгане такую же систему создали. «Мертвая рука» называлась.

— Однако Андропов пошел еще дальше. Он решил, что американцы могут как-то захватить СССР и без ядерной атаки. Поэтому в систему «Периметр» были заложены новые программы. Два раза в год, 1 мая и 7 ноября во всех городах СССР всегда проводились праздничные демонстрации. Так вот, если телекамеры хотя бы раз не обнаружили такую демонстрацию, компьютеры «Периметра» сделали бы вывод, что СССР завоеван врагом, и дали сигнал на запуск ракет по США. И телекамеры, и ракеты были полностью автономны и идеально защищены. Любая попытка разрушить или перенастроить их привела бы к автоматическому срабатыванию всей системы. Поэтому мы до сих пор устраиваем майские и ноябрьские демонстрации. Со всей атрибутикой столетней давности! Сэймур захохотал:

— Повезло вам, русским! У нас камеры «Мертвой руки» не два раза в год, а постоянно следят. Рассовали их по забегаловкам, по «макдональдсам» и «бургеркингам» разным. Вот и приходится каждый день туда ходить и давиться чёртовыми этими гамбургерами!

Приезжий

384: Свежие новости Марса

Свежие новости Марса. Обманите и сами поверьте в обман…

За спиной у Маши пастью сонного бегемота захлопнулся клапан шлюзовой камеры.

Терраформирование, говоря по-нашему, освоение Марса, здесь в первом, имени Гагарина и Титова секторе советской колонии завершилось лет восемь назад, а рейсовый транспорт продолжали оснащать этаким раритетом. Маша этого клапана боялась до жути, всё ей казалось, что сейчас он её за ноги цапнет.

Остановка больница, следующая поворот на десятый причал, — уныло затих в недрах улетающего автобуса голос водителя.

«По заданию редакции, по заданию редакции»! — на разные голоса тихонько перепевала столь любезные её сердцу слова Маша, пока мимо клумб с оранжевыми марсианскими цветами она шла к дверям больницы. Красиво шла, как умели ходить только они, девушки, родившиеся на Советском Марсе.

Первое задание, знала она, запомнится на всю жизнь. Задание не простое – не статья о преподавании левитации в школе, доставшаяся такому же, как и она, начинающему репортёру Коле, и уж совсем не репортаж Вани о повышении продуктивности коров-мутантов, запомнившийся лозунгом «Больше молока из одной сиськи!», а настоящее задание: интервью с героями освоения астероидов.

Была авария – погибли люди. Писать об авариях теперь было очень сложно, потому Маша и гордилась, что именно ей поручили встретиться с ранеными участниками событий.

Тридцать лет как по просьбе уставших трудящихся вернулась цензура. С этим было строго. Нельзя стало показывать трупы и раненых – у экранов могли быть дети, и даже на пишущих репортёров налагались ограничения. Правда, о которой вы пишете, говорилось каждому, не может быть грязной и кровавой – нельзя травмировать психику читателей. Старикан Комаров из отдела новостей, работавший ещё на Земле во времена жёлтой прессы и воспитанный на клубничке и расчленёнке, вгоняя Машу в краску, ругал новые порядки. Остальные сотрудники редакции иных правил и не знали.

Маша в жизни не болела и даже в районной поликлинике была лишь пару раз, и оттого, вступив на больничные полы, во все глаза глазела на чудеса медицины. «Медицины для людей и во имя их счастья», как было написано на транспаранте над входом. «А как же иначе»? — всегда удивлялась, читая такое, она: «По-другому и быть не может»

Людей, кроме собственно больных, в больнице было мало – два десятка врачей и сестёр. Всю неквалифицированную работу выполняли роботы, и выполняли неплохо. Машина школьная подруга фельдшер Катя Зотова лишь контролировала с центрального поста их труды. Она ещё со вчерашнего вечера была в курсе Машиных проблем и всегда готова помочь.

«Тебе в травматологию, палата прямо по коридору», — пояснила Катя: «Ты их, героев этих, не бойся. Они мужики простые, разговоры разговаривать любят, только записывай».

Маша поднялась по лестнице украшенной портретами марсопроходцев- Героев Советского Союза. Капитан Пашин, первая посадка на поверхность, разбился в испытательном полёте. Геолог Никитин, нашедший долгожданную воду, пропал во время пыльной бури. Мальчик Ваня Торопыгин, перекрывший вместо погибшего отца клапан при ужасной разгерметизации пятого купола, жив и здоров, учится на пилота. Другие – молодые открытые лица, элита нации, герои Отечества и, вообще, по мнению Маши очень симпатичные ребята.

В коридорах после всех оттенков красного уличной растительности было непривычно зелено от настоящих земных растений. Зелено и тихо. Шумно было только в одной комнате, где оставленные на попечение робота-няньки дети посетителей больницы веселились, глядя на похождения мультяшных героев – советских: зайчика, белочки и пионера Пети, и злодеев: жирного злодея Гайдара и глупого Терминатора. Побеждали, естественно наши.

По коридору шныряли вездесущие роботы: процедурные, обслуживающие, уборщики. В конце его стерильной белизной сияли две двери- с номерами пятая и шестая.

Маша доверилась интуиции и открыла левую, пятую. За ней была палата, а в палате четверо: старик, мужчина помладше и совсем молоденький паренёк, на дальней койке ещё пациент: мрачный дядька, весь в бинтах регенерации, ноги, явно собранные из кусков растянуты фиксирующей конструкцией.

«Я корреспондент», — представилась Маша заранее заготовленной фразой: «Хочу написать об аварии на буксире «Бойком"». «Об аварии, говоришь», — приподнялся с койки мужчина средних лет: «Ну, присаживайся». Маша присела на стульчик, не зная как начать разговор. Пауза затягивалась. Дядька посмотрел ей в глаза пристально и жалобно и тихо сказал: «Об этом, дочка, говорить вслух нельзя – это подвиг»… Потом, болезненно поморщился, поправил биоволоконную лангету на обрубке руки, уже начинавшем топорщиться розовыми сосисочками отрастающих пальцев, и продолжил: «Это подвиг не мой, это подвиг всех людей, кто был тогда на «Бойком». Я не знаю никого, кто бы струсил и не выполнил мой приказ»… «Так вы капитан Сомов»?! — ахнула Маша. Мужик помолчал и согласился: «Да. Я Сомов». «Тогда объясните мне», — взволнованно затараторила Маша: «Почему вы сразу не повели корабль на вынужденную посадку, а ещё час находились на орбите? Извините». Маша изучила вопрос досконально, но очень стеснялась. Сомов долго глядел в угол, где мигали огоньки регенеративной установки, думал, молчал и, наконец, ответил: «Был приказ. Это не для печати, но я и сам не могу понять, чего хотели штабные. Был приказ и всё. Мы боролись за жизнь корабля, и именно тогда я потерял руку»…