Журнал «Вокруг Света» №12 за 1972 год - Вокруг Света

— Берегись, Юльты! — не выдерживают зрители, когда к пастуху подкрадывается с ножом Иныл.

...Звон шаманского бубна, отблески костра. Шаман объявляет, что непокорная Айя одержима злыми духами, и требует принести искупительную жертву — маленькую Мэнго, дочь Айи. Он приказывает сжечь девочку.

Зрители замирают. Старики покачивают головами. О чем они думают? Быть может, о том, что эта жестокая сказка еще недавно могла быть правдой?

Балет «Мэнго» кончился. Зрители довольны: Мэнго спасена, зло наказано.

Сегодня в поселке был праздник — «Мэнго» исполняли артисты корякского национального балета. Он родился здесь, на камчатской земле.

Л. Костина.

Небо с горы Робле

Договаривались на понедельник, точно на десять утра. А вот теперь стоим на перекрестке, ждем Серхио Альсага. «Удивительная все же зима в Сантьяго, никак не могу к ней привыкнуть, — старается отвлечь меня Лев Александрович. — Свет в это время мягкий и рассеянный, вокруг зелено, цветут мимозы, эвкалипты...»

Наконец появляется Серхио, обвешанный фотокамерами, словно гроздьями каких-то экзотических плодов. Короткая церемония представления: «Советский ученый Лев Александрович Панаиотов».— «Серхио Альсага, фотограф», — и мы усаживаемся в «газик», поудобнее укладывая пакеты с провиантом — консервы, картофель, лук, хлеб. Рука наталкивается на колючки, торчащие из бумаги.

— Что это?

— Розы. Думаем посадить их наверху, — отзывается Панаиотов.

Давно собирался я с ним на гору, откуда виден «звезд ночной полет». У Серхио задача прозаичней — отснять фотографии для выставки, посвященной десятилетию сотрудничества между советскими и чилийскими астрономами. С полчаса крутим по городу, пока не выбираемся из толчеи на автостраду Панамерикана. Что можно сказать о нашем маршруте? Километров восемьдесят асфальта, затем подъем в Кордильеры, на гору Робле. Свое название — Дуб — она получила по зарослям дубняка, покрывающим ее склоны. Здесь, как и во многих районах Чили, условия для астрономических наблюдений одни из лучших на земле. Потому и взгромоздили на высоту две тысячи двести метров уникальный телескоп, спроектированный и изготовленный в Ленинграде под руководством советского ученого Д. Д. Максутова. Его главный параметр — метровое зеркало, отражающее свет неведомых доселе космических тел. Все это уже записано в моем блокноте, но не обрело конкретной реальности, существует в туманном далеке.

Движение на автостраде довольно оживленное. Мы то и дело обгоняем юркие «ситроены», грузовики с тяжело груженными прицепами, автобусы. И все же едкая дымка выхлопов не ест глаза. Даль ясна до самых заснеженных вершин. Остановка у моста: надо платить за проезд. Бумажное эскудо перекочевывает в руку смуглого парня.

— Можно от вас позвонить? — спрашивает его Панаиотов.

— Нет. Но рядом пост карабинеров, обратитесь туда, — советует тот, протягивая квитанцию.

Панаиотов и Альсага уходят. Я стою на обочине, жадно вдыхаю запахи распаренной земли и свежей травы. Она какая-то «не заграничная», а наша — и эта розовая кашка, и ромашка, и сурепка. Невдалеке на бетонном фундаменте отливает .золотом деревянный дом, не успевший состариться под дождем и ветром. Не раз повстречаются такие по дороге. Что ж, признаки обновления все глубже вторгаются в здешнее сельское захолустье. Не потому ли так весело хлопочет во дворе мать, так звонко перекликается ее многочисленное потомство, так споро вздымают черные глянцевитые пласты пахоты сивый меринок и его хозяин со старшим сыном?

Мои спутники возвращаются немного огорченные. Телефонные переговоры оказались безрезультатными. Канатная дорога, которая помогла бы сократить путь на гору, сегодня не работает. И нам, к моему удовольствию, предстоит прокатиться по всей трассе.

К полудню влетаем в городок Рунге. Здесь станция железной дороги Сантьяго — Вальпараисо, низкие домики, колоколенка и... глиняные стены, расписанные лозунгами. Узнаю почерк молодых коммунистов из пропагандистской бригады Района Парры. Сколько сил и умения прикладывают они, чтобы все знали правду нового, нарождающегося мира! Отсюда, перескочив полотно сворачиваем вправо.

— Теперь держись, — оборачивается Панаиотов.

И действительно, дорога резко меняется. Начинает подбрасывать, мотать из стороны в сторону.

— Пе-ре-хо-дим на га-лоп! — кричит Серхио. Разговаривать невозможно, слова вибрируют, распадаются, теряют свою окраску. Однако Панаиотов и Альсага все же умудряются продолжать беседу.

— А где ты воевал? — наклоняется к самому уху Льва Александровича Серхио.

— Под Ленинградом. Слышал, наверное?

— О да! Блокада, смерть и холод. Тогда все настоящие чилийцы были на вашей стороне... А что делал потом, после победы? — допытывается Серхио.

— Учился. Работал в Пулкове. Теперь вот попал сюда.

— Как это здорово: солдат и ученый! — Альсага восхищенно качает головой. Потом после паузы продолжает свою мысль: — Но ведь и здесь было, наверное, не легче. Как вы ухитрились по этим камням возить оборудование?

— Сейчас ничего,, дорогу расширили. А пять лет назад...

Детали огромного прибора шли из Союза океаном до Вальпараисо. Затем на мощных грузовиках перебрасывались к подножью Робле. Отсюда предстояло самое сложное — доставлять наверх контейнеры, вес которых достигал иногда семи тонн. К тому же подгоняла бригада монтажников Ивана Константиновича Павлова, оседлавшая гору в феврале шестьдесят седьмого. Подгоняли и сроки. В июле с наступлением зимы начинаются дожди, снегопады, дорога закрывается обычно месяца на три. Как ни торопились, кое-что не успели забросить наверх. Тогда пришлось обматывать колеса цепями, метр за метром преодолевать крутые подъемы и спуски. Когда же шоферы сказали «баста», грузы переложили на мулов. Но и эту тягловую силу пришлось в конце концов отставить. Выручили военные летчики. Они доставили на вертолете последнее оборудование.

Немало трудностей было и при сборке телескопа. Например, долго не могли отладить зеркало так, чтобы оно «не плавало», давало четкое изображение. Всего ведь в чертежах не предусмотришь, здесь отклонение фокуса даже на пятьдесят микрон недопустимо. И монтажники упорно бились за эту высочайшую точность и победили. Снимки звездного неба с горы Робле отличаются прекрасным качеством.

...Не едем, а, что называется, проходим трассу слалома, только не вниз, а вверх. Короткое торможение перед поворотом, гудок встречной машине, если таковая случится, — и снова мелькают зажатые в скалах долины с маленькими домиками, заросли кактусов, овцы на зеленой траве, залитые кипенью цветущих садов горные террасы.

Машина останавливается. Панаиотов показывает знаком — «вылезайте». С удовольствием разминаем затекшие ноги. Отсюда вершина — рукой подать. Она чуть побелена снегом, а на самой маковке вышка национальной службы телевидения, вслед за астрономами облюбовавшей это неласковое местечко. Ее канатной дорогой мы и хотели воспользоваться для подъема.

— Этот уголок мы окрестили Кварцем. Смотрите, — Лев Александрович нагибается и поднимает осколки минерала, похожие на кусочки льда.

— Дайте мне для сувенира в Москву, — не удержался я.

Серхио тоже подбирает несколько камешков. Затем щелкает затвором.

— Да, — задумчиво оглядывается вокруг Панаиотов, — сколько раз топтались здесь в это время... А вот вам редкая удача: нет снега. Бывало, прямо за Кварцем начинался наст. И дальше только на лыжах. Лесенкой. Идем однажды вдвоем, измучились, сил нет. Решили часть поклажи завернуть в брезент и оставить до утра на дереве. Но, — легкая улыбка скользит по его лицу, — пернатые устроили такую ревизию, что хоть шаром покати. Все подчистили до крошечки.

Резким движением Лев Александрович поправляет рассыпавшиеся седые волосы, поднимает руку, машет.

— Кому это ты? — удивляется Серхио.

— Ребятам. Мы их не видим, а нас наверняка заметили. У них ведь оптика. Ну ладно, поехали!

Последняя крутая извилина серпентины — и нас охватывает ощущение невесомости. Мы попадаем вдруг в волны воздушного океана. Тени облаков, быстрая смена освещения создают обманчивое ощущение движения. Несутся куда-то стальная вышка связи, отлитый из бетона павильон, россыпи первозданных глыб.

...У входа стоит черноусый человек средних лет. С ним я уже знаком. Это директор обсерватории Карлос Торрес. Обмениваемся рукопожатиями. Он подшучивает над нами, покрытыми белесоватой пылью, говорит, что воды для умывания не будет, — автомобиль с цистерной неисправен, а затем радушно приглашает в свои владения.

— Начнем, пожалуй, отсюда. Я понимаю, зрительно это неинтересно, однако... — Карлос не доканчивает, пропуская нас в полутемное гулкое помещение. Как в котельной, а еще вернее, в машинном отделении парохода. — Вот это основание и поддерживает всю систему. Весит оно двадцать пять тони и рассчитано так удачно, что может гасить сильные подземные толчки. В июле прошлого года рядом с нами пришелся эпицентр землетрясения. Пострадали многие города и поселки. Здесь, на горе, трясло и гудело, как в преисподней. В куполе павильона вырвало крепежные болты, вделанные в бетон. Представляете наше состояние? А вдруг прибор выйдет из строя? Но пулковские ученые оказались сильнее стихии.