Клуб интеллигентов - Антанас Пакальнис

Счетчики валенок, разумеется, ревели от энтузиазма. Одна только уборщица скептически смотрела на щедроты Тешмяниса (уже который год ей не удосуживались купить новую щетку), но и она поддалась общему настроению, и глаза ее заблестели.

А Тешмянис говорил и говорил. Изъяснялся он до тех пор, пока веселящиеся вовсе позабыли, о чем он говорит, и перестали его слушать. Однако, когда начальник неожиданно замолк, все снова вспомнили о нем и насторожились. А потный Тешмянис безнадежно глазел на сослуживцев и не мог слова вымолвить. В голове его вновь зазвенела жуткая пустота.

Минутой тишины воспользовалась уборщица и напомнила, что надо бы обязательно купить новую щетку.

Глаза Тешмяниса заблестели, на виске выступила жилка, к нему вернулся дар речи.

— Так вы говорите щетку? Посмотрим. Словом, обсудим, подумаем...

И тут все поняли, что пока Тешмянис говорил, хмель из него совершенно улетучился.

СЛАБОСТЬ

Говорят, что он без этого жить не может. Как только увидит какую-либо значительную и почтенную особу или должностное лицо в форменном одеянии, так и начинается... Сперва он почует нежный, сладкий зуд в сердце, глаза его наполняются бескрайней томностью и покорностью, а шея и позвоночник становятся эластичными, как резина. Наступает головокружение и поднимается непреодолимое желание пасть на брюхо, ползти, пресмыкаться и хоть разок, хоть чуток лизнуть почетную ногу, а потом цепляться, лезть все выше и выше...

Другие, напротив, утверждают, будто желания Уодегиниса куда как скромнее — только лишь чмокнуть в ручку. А ежели кому казалось, что подчиненный целится пониже спины начальника, так тот коренным образом ошибался. По мнению знатоков, целовать ниже спины не только не эстетично, но и не гигиенично. По-видимому, тут и эстеты и медики сошлись во мнении, однако, несмотря на это их мнение, такая минутная слабость посещала Уодегиниса довольно часто.

Нечто похожее на подобное душевное состояние он пережил еще в детстве, когда пас отцовских коров.

Как-то раз, водрузив на голову цилиндр, проезжал мимо помещик. В тот миг внезапно поднявшимся сильным порывом ветра цилиндр сбросило на луг, на котором Уодегинис пас стадо. Цилиндр, следует думать, очень понравился быку, и он намеревался уже его примерить, однако пастух успел выхватить этот господский головной убор из-под самого бычьего носа и возвратил владельцу. Господин, разумеется, похвалил малого, спросил: «Ты чей?», даже хотел вознаградить его, но, как нарочно, не нашел в карманах мелочи. Тогда-то вот, ублаженный господской благодарностью, и почувствовал он теплое, сладкое щекотание в груди.

В другой раз это приятное чувство подкрепила стопочка самогона, поднесенная ему парнем на вечеринке в знак благодарности за услугу: дело в том, что Уодегинис подстерег, с кем целовалась возлюбленная этого кавалера. А однажды пьяному старосте он застегнул штаны, и за эту добрую услугу с каждым годом получал все меньший кусок дороги для засыпки гравием. Со временем упомянутый приятный зуд находил все чаще, пока не стал истинным бальзамом для души.

В конце концов незачем стеснять и сдерживать себя: если ты однажды встретил лицо, выдающееся во всех отношениях, особливо при мундире — почему не сделать ему и себе приятное? Тем более, что то лицо само жаждет уважения и любви, и любой жест покорности услаждает ему жизнь.

Такой услады как раз и вожделел заведующий свечной мастерской Куягальвис, под началом которого трудился Уодегинис, в свое время давший тягу из колхоза. Этот начальник так выдрессировал своих подчиненных, что стоило ему лишь усмехнуться — и все уже хохотали, только надуть губу — и все внезапно скисали.

— Люблю дисциплину, — подчеркивал Куягальвис. — Где нет послушания, там как в гнилом болоте.

Лучше других суть этой дисциплины усвоил Уодегинис. Чертовски уж хорошо угадывал он настроение и желания начальника. Другим, гляди, и невдомек, что, скажем, Куягальвис курить хочет, а Уодегинис и сигарету уже подсовывает, и зажигалкой щелкает. Или еще: некоторые работники еще в сомнении и только строят догадки, не с похмелья ли сегодня начальник или просто так опух и загрустил, а Уодегинис, бочком прокравшись в кабинет, уже нес кусок колбасы и поллитра за горлышко придерживал.

— Люблю дисциплину! — весело громыхал Куягальвис, пропустив «служебную». — Есть у тебя голова на плечах. Ты, Уодегинис, мог бы и министром быть.

— Мне бы лучше кладовщиком, товарищ заведующий. С этим бы я справился... — извивался Уодегинис.

— Люблю скромность. Скромность украшает работника, — сказал Куягальвис и вскоре определил Уодегиниса на склад.

Карманы его поистине были похожи на кладовую — при надобности он в них обнаруживал необходимейшие вещи: не только пол-литровку, ваксу для обуви, одеколон, щетки, галстук, карты и пр., но даже пудру, вату, капроновые чулки и губную помаду. Кое-кто подозревал даже, что Уодегинис, нарезав тонкой бумаги, носит ее с собой и в необходимый момент сует начальнику в руку. Это все было как бы боевым снаряжением Уодегиниса — ведь не знает человек, с какой высокой особой доведется иной раз столкнуться. Если эта почтенная особа окажется женщиной, то с одной пол-литровкой или сигаретой не всегда и подольстишься. Быть может, она как раз в этот момент позабыла пудру или помаду, а может быть, у нее чулок порвался. Извольте — Уодегинис тотчас дело поправит. Правла или нет, неведомо, но рабочие рассказывали, будто однажды он некоей женщине-ревизору даже юбку подарил.

Однако дела повернулись так, что неожиданно освободили от должности Куягальвиса. Уволили за недисциплинированность и халатность! Человека, для которого дисциплина была превыше всего. По мнению знатоков, Куягальвис все равно не мог оставаться в кресле заведующего, так как лишился селалища — кто-то тайком слизал его...

Про увольнение Куягальвиса первым пронюхал Уодегинис: поприветствовал как-то заведующего и, к удивлению своему, никакого удовольствия, никакого трепета души более не почувствовал. А Куягальвис, напротив, из-за того чуть ли не растрогался и, указав пальцем на Уодегиниса, заявил:

— Вот — коллектив меня уважает! Люблю коллектив!

Отныне всю гибкость позвоночника, нежнейшие чувства, словом, весь накопленный опыт Уодегинис направил на нового заведующего Шлегиса.

«Обработал того, приручу и этого!» — словно было написано на его лбу.

— Добрый день, товарищ заведующий! Чудная погода, не правда ли? Быть может, закурим? — осторожно начал Уодегинис, показав все зубы в широкой улыбке.

— Спасибо, я не курю. Погода действительно хорошая — было бы грешно такой воздух портить.

Никогда не куривший Уодегинис охотно одобрил:

—