Клуб интеллигентов - Антанас Пакальнис

сами авторы пишут. Хватит чужими руками жар загребать.

Невзирая на всю эту тихую оппозицию, решено было Мигле присвоить звание почетного заместителя.

Когда раздались аплодисменты, громче других хлопала оппозиция. Аплодисменты здесь были весьма давней традицией.

И теперь вот взгляды всех невзначай уставились на Дебесиса, который сидел за столом на тяжелом, несдвигаемом стуле.

Явно подавляя инициативу коллектива, слово самовольно перехватил Мигла:

— Неоценимый наш друг Дебесис! Мы знаем вас как человека с необъятно широким сердцем и неизмеримой решимостью. Вы гениально руководите, наше учреждение прошло долгий путь и достигло огромных успехов, которые войдут в историю как светлейшие ее страницы.

В это время Дебесис покраснел и надул щеки — не желая вздохнуть не к месту, он задержал дыхание.

А Мигла продолжал греметь:

— Вы, товарищ Дебесис, являетесь воплощением скромности, чуткости, принципиальности, движения вперед. Всю свою сознательную жизнь...

Тут от пиджака Дебесиса, выпираемая совершенно неумеренным животом, оторвалась и громко покатилась по полу пуговица.

Видя, что его страстные слова пучат, взрывают изнутри начальника, Мигла понизил голос и конкретизировал свою мысль:

— Вы, товарищ Дебесис, являетесь долголетним членом профсоюза, поете в хоре треста столовых, помогая тем самым развивать самодеятельность, состоите также в обществе охотников и рыболовов, являетесь шашистом первого разряда, и до нормы мастера спорта вам не достает всего 0,9 балла.

В эту торжественную минуту на шее Дебесиса вздулись жилы, галстук развязался сам и сполз непоправимо низко.

— Вы все свои силы, знания и опыт последовательно вкладываете в свою неутомимую деятельность...

Сотрудники изумленно ухватили взглядом, как, звякая, полетела пряжка от ремня Дебесиса и возникла угроза, что следом расстегнутся и брюки. Кто-то схватил Миглу за плечо — хватит, прекрати! — но кто может остановить оратора, охваченного вдохновением? Легче уж сдержать взбесившуюся лошадь.

— Вы, дорогой друг Дебесис, не только прекрасный охотник — вы получили двенадцать медалей на собачьих выставках!

Все видели, как сам собой развязался шнурок от ботинка Дебесиса, а сам ботинок с космической скоростью ударился в шкаф. Миглу, разумеется, надо было заставить умолкнуть как можно быстрее, но в этот момент подчиненные узрели невиданную вещь: над головой Дебесиса, словно баранка, повис нимб. Слава лучилась изнутри и сияла, будто радуга.

Сотрудники растерялись, не зная, встать ли и аплодировать, или преклонить колени и молиться.

Только один Мигла остался непоколебим — он продолжал свою речь:

— Дорогой друг и товарищ Дебесис! Мы любим вас, без вас мы — ни шагу. Кто мы без вас? Кто, я спрашиваю вас?

Оратор на минутку запнулся, не нашел подходящего слова, а это оказалось роковым.

— Кто мы без вас? — еще раз пламенно воскликнул Мигла и выставил кукиш вверх длинным, сильно загнутым большим пальцем. — Вот!

В это мгновение грянул гром.

Когда рассеялась пыль, пар и остался лишь казенный запах, работники поняли, что Дебесис взорвался, — Мигла перестарался. Но обвинять заместителя нельзя: он ведь от полноты душевной, да еще и по укоренившейся привычке.

Однако...

Кинулись люди сгребать начальниковы осколки, искать пупок, но так и не нашли. Как видно, Дебесис воистину был святым.

МЯМЛЯ

Начальник промышленного производства «Ложка» Пилипас Плеве был человеком нежной души и иногда, после сытного обеда, закрывшись в кабинете, тайком сочинял стихи. Именно в такую лирическую минутку и позвонил ему другой, более крупный начальник из треста «Черпак»: дескать, изготовленными вами отличного качества ложками немало борща выхлебано — представь заслуживающих поощрения ложечников к почетному награждению.

Когда зазвонил телефон, Плеве дошел уже до половины стиха «Сверкающая вершина». Он писал:

Цветы, плакаты и знамена

Тонут в океане радости и счастья.

Никто не толкается, не дерется,

И пьяные не валяются на улицах.

Все строго придерживаются правил движения

И все распоряжения исполкомов знают наизусть.

Вокруг только музыка, песни, танцы,

игры и спортивные соревнования.

Никто к столу без очереди не лезет,

Так как твердо убежден: получит по потребности.

«Вот, вот! — едва не крикнул от радости Плеве. — Награждение!» — и, пока не прошло вдохновение, вставил еще одну строчку в стихотворение:

И на груди неутомимых ударников

сверкают ордена на солнце.

Но возбужденное хорошим обедом настроение постепенно стало падать, когда Плеве открыл личные дела ложечников и по листкам учета кадров начал искать кандидатов, достойных награждения.

Первым перед начальником заочно предстал ложечник Пипкус. «Ну, иди сюда, дорогой, — любезно заговорил с ним Плеве. — Что хорошего содеял, трудясь на производстве ложек? Ложки ты изготовляешь высокого качества, из съэкономленных материалов, даже бо́льшего размера чем надо — стало быть, заботишься, чтобы люди были сыты. По этой причине тебе, возможно, и следовало бы какую-нибудь медаль нацепить, но ведь сам видишь, как бы это сказать, твое поведение несовместимо с нормами нашей жизни. Ты, видишь ли, грубоват, то есть не стесняешься в присутствии женщин нехорошо выражаться, развращаешь других непристойными анекдотами. Как-то сам по себе напрашивается вопрос: чему же ты своих детей научишь? Зубоскальству? Нет, дорогой Пипкус, тебя я в список не включу».

«А, здравствуй, пташка! — с иронией улыбнулся Плеве, открыв дело Рипкуса. — Неплохо бы орден получить, а? Хотел бы ты, голубчик, да не получишь. А где твои профсоюзные взносы, почему ты все как-то выкручиваешься, не платишь вовремя? Значит, ты против устава идешь? А не будет ли это, как бы сказать, умалением роли профсоюзов, подрывом их изнутри? Что?»

Еще перевернут один лист, и на Плеве кротким телячьим взором уставился производственник Сребалюс. «Ах, вот ты где, Серапинас! Вот куда ты залез, милейший. Нравишься ты мне почему-то, кроткий такой, исполнительный и фамилия твоя соответствует нашему производственному профилю[13], только пассивен ты как-то, на собраниях отмалчиваешься, не воюешь своим боевым словом за досрочное выполнение плана... Выступать надо, Серапинас, критиковать недостатки — нельзя как бог на душу положит. Стало быть, отложим тебя до следующего раза...»

«А ты о награждении и не мечтай, Мариёшюс! — грозно обратился Плеве к другому подчиненному. — Такой молодой, а уже этак раскис. В кружке самодеятельных танцев участия не принимаешь, в стенгазету не пишешь, от производственной гимнастики уклоняешься. «Не умею, мол, танцевать!» Какое же это оправдание, дорогой? Различные курсы