Инферняня (СИ) - Лилия Касмасова

— Но если он «черти где», то как ты его найдешь?

— Есть место, где всегда знают, где он.

— И что это за место?

— Его работа.

— Он… — в памяти всплывало что‑то, вроде бы какая‑то незначительная смешная работенка, которую Гермес Олимпус назвал мне через дверь при нашем знакомстве. Ах, да! — Он сказал, что он посыльный. Обманул, наверное.

— Ты же знаешь, родители не имеют права врать при заключении договора с няней.

— Ну да, — сказала я неуверенно, потому что не помню я, кто на что там имеет право и когда.

— Он посыльный. У Зевса.

— Да? — Еще один бог майя? — А ты знаешь, где живут южноамериканские боги?

— Почему южноамериканские? — уставился он на меня.

О, черт, кажется, я ошибалась. Ну и ладно. Я что, обязана знать всех богов всех народов? Я не этот, как его… фиолог, телолог, ну, неважно.

— А что, нет?

— Греческие, — улыбнулся он.

Вот уж тем более! Где Греция и где мы! А где, кстати, эта Греция? Да нет, знаю я, что в Европе, за кого вы меня принимаете! Или ближе к Азии? А может, в самой Азии? Или на островах… Мои лихорадочные вскапывания знаний по географии прервал голос Томаса:

— Это на юге Европы.

— Я знаю, — обиженно сказала я.

— Извини. Мне показалось…

— Значит, они живут в Греции?

— На горе Олимп. Только жить они могут по всему свету, а на горе Олимп работают.

Прикольно. Жить, к примеру, в Америке, а на работу к восьми утра являться в Грецию. Или, вообще, в Австралию! Я спросила важно:

— Ты полетишь в Грецию?

— Нет. Я постараюсь связаться с боссом Гермеса отсюда. По специальному каналу. Из центра.

— А — а.

Я пожевала хлеб со сливочным маслом. И вспомнила:

— Но если родители не имеют права врать, тогда почему Гермес сказал, что придет за Петером сегодня в два часа?

— Так и сказал? — прищурился Томас. — Дословно?

— Дословно я не помню. Хотя… — что же он тогда сказал? — Вроде бы… э — э… Он спросил, может ли он оставить Петера на сутки. Да.

— Значит, он не врал, — одна бровь полоска поднялась. — Он просто не договорил. Например, на сутки… и еще двадцать лет.

Я возмущенно покачала головой:

— Вот обманщик!

— Да.

Я допила горячий чай, съела лимонную дольку из него, отряхнула крошки с ладоней, заметила со вчерашнего дня оставшийся лежать на столе «Элль», взяла его, чтобы сунуть в сумку и дома полистать на досуге. Из журнала выпало что‑то, стукнулось об пол, да так, что во все стороны полетели разноцветные искры, и укатилось под кресло, где сидел Томас. Я запищала от испуга, Томас соскочил с кресла, сказал:

— Не бойся.

Пошарил под креслом рукой, отодвинул его немного в сторону и вытащил из‑под него маркер.

— Всего лишь маркер? — с сомнением спросила я, но ближе, чем на полметра, не приблизилась. (И ничего я не трусиха, но и маркеры ведь не должны плеваться огнями!)

— Точнее, небесный маркер. Я только читал о них, — Томас рассматривал находку с любопытством. Открыл колпачок, и провел несколько линий… в воздухе. За маркером, словно след от самолета, повисли огненно — оранжевые полоски. Томас прикоснулся к ним пальцем, они подернулись рябью, подул на них, они превратились в дуги, но не рассеялись и не исчезли. А так и висели посреди комнаты.

— Ух ты, — сказала я. — А мне можно?

Томас протянул мне маркер:

— Сбоку кнопки — выбирай цвет.

Я нажала на зеленую, нарисовала в воздухе улыбающуюся рожицу и сама рассмеялась.

— Но зачем он нужен?

— Развлечение богов. Дорисовывать закаты, например…

То‑то мне иногда казалось, что облака ну никак не могут сами по себе получиться такой забавной формы. Типа верблюда с вопросительным кошачьим хвостом.

— Не знал, что и у богов его класса они могут быть… — пробормотал себе под нос Томас. — Посылка, наверное.

— Какого класса?

— Гермес Олимпус — бог второго круга.

— Да?

— Угу. Бог — служитель богов.

— О, — сказала я. — А он может дослужиться до первого?

— Нет, — Томас засмеялся. — Боги не меняют своих… э — э… сущностей. Никогда. Хотя, если случится большая заваруха. Революция, бунт…

— Все как у людей, — сказала я.

— Вернее, у людей все как у богов.

— Да какая разница, — сказала я.

— Боги были первыми… — удивился Томас моему безразличию. — Надо убрать следы.

Он вынул из кармана зажигалку, щелкнул ею, и поводил огоньком по едва колыхавшимся в воздухе линиям. Огонек стирал их, как ластик.

— Это журнал… Гермеса? — спросил Томас.

— А что? — ну вот, сейчас он заберет его, как улику.

— Не знаю, — Томас взял журнал, стал его листать. — Мужчины обычно не читают такие журналы.

— Ну, может, боги читают.

— Ну да, — хмыкнул Томас. — Смотри‑ка…

Он раскрыл страницу с портретом Вивиан Джемисон. Обожаю эту актрису. Никто лучше нее не играет в романтических комедиях. Но Гермес явно ее терпеть не мог: на фото небесным маркером были пририсованы фиолетовые усы и борода, а в волосах торчали кривые рожки. Они переливались и горели огнем. Томас перевернул страницу — там была статья и около нее фотографии помельче. Их Гермес тоже не пощадил: тут был копьеносный хвост, там толстый зад, а одну, самую мелкую фигурку, неугомонный художник вообще повесил за шею на тут же сотворенную им ветку дерева.

— А Олимпус‑то с фантазией, — сказал Томас.

— Да — а.

Больше ничего интересного в журнале не обнаружилось, и Томас отдал его мне с глупой наставнической фразой: «Никому не показывай».

— У него к ней определенно какие‑то чувства, — сказал Томас.

— Да, она точно не его любимая актриса, — сказала я.

— Угу.

Меня осенило:

— Она, знаешь, наверное, кто?! Его… нелюбимая жена. То есть, когда‑то любимая!

— Это вряд ли, — отмахнулся Томас.

Да, предположение выглядело неправдоподобно. Но я всегда думала, неужели есть простые смертные, которые женятся или выходят замуж за всех этих красавцев и красавиц? А теперь понятно: они выбирают себе в пары богов там всяких.

Томас сказал:

— А маркер я передам в корпорацию.

— Зачем? — я не спешила вытаскивать его из кармана — забавная все же штука. Можно детишек отвлекать от всяких глупостей.

— Затем, что он принадлежит не нам. А кому — можно выяснить.

— Знаешь, как говорят, что с воза упало, то пропало, — сказала я. Надоело мне во всем слушаться этого праведника и всезнайку.

Я думала, он начнет меня стыдить или угрожать не очень хорошими вещами, типа казни, но он только сказал: