Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во время каникул он успел пообщаться с лордами Ротермиром и Лотианом, но главным успехом стало личное знакомство с принцем Уэльским (будущим королем Эдуардом VIII) и его подругой американкой Уоллис Симпсон. Как раз 11 июня принц выступил перед членами Британского легиона, собиравшимися в Германию. «По этому случаю он произнес речь, в которой высказал мысль: никто не способен содействовать развитию добрых отношений между Англией и Германией сильнее, чем люди, которые когда-то находились в окопах друг против друга»{59}.
В Лондон Риббентроп вернулся 13 июня, и на следующий день переговоры возобновились. Акцентируя внимание на привязке германского тоннажа к британскому, он попросил зафиксировать волю Англии продолжать политику «непоощрения», то есть сдерживания других держав в наращивании морских вооружений. Крейги согласился, но 17 июня, когда договоренность о подписании документа была достигнута, возникло новое препятствие: англичане предложили обусловить его вступление в силу согласием других участников Версальского договора, прежде всего Франции и Италии. «У меня, — вспоминал Риббентроп, — произошла в отеле „Карлтон“ серьезная стычка с сэром Робертом Крейги, и я сказал ему: „Весьма сожалею, но мне придется отправиться домой, сознавая, что по отношению ко мне англичане слова своего не сдержали“»{60}, имея в виду официальное заявление Саймона от 6 июня. По свидетельству Рудольфа фон Риббентропа, «от дружественной стороны отец тогда получил информацию, что Ванситтарт протестовал против немедленного вступления соглашения в силу и что затруднения в день перед подписанием возникли благодаря его вмешательству»{61}.
Действия Риббентропа можно называть упорством, можно грубым шантажом, кому как нравится, однако он достиг цели. «Часто занятая вначале позиция предрешает успех переговоров. Возможностей много — от жесткого выдвижения своих требований вплоть до мягкой, скрывающей истинные цели манеры ведения переговоров. Все решает успех, и здесь он был однозначен!»{62}
Соглашение было заключено 18 июня 1935 года, в 120-ю годовщину битвы при Ватерлоо, в здании Форин Оффис в виде обмена нотами между Хором и Риббентропом, без какой-либо торжественной церемонии (в мемуарах британский министр объяснил, что сделал это специально, не желая потакать «тщеславию» гостя). Хор подтвердил, что его страна будет прилагать усилия к поддержанию равновесия морских вооружений и что сегодня же о соглашении будут оповещены Палата общин (в виде «Белой книги») и страны — участницы Вашингтонского договора (США, Франция, Япония и Италия). Дополнительным и очень серьезным успехом Риббентропа стало формальное признание за Германией права на равный с Британией тоннаж подводного флота (которого по Версальскому договору она была лишена полностью!), правда, с оговоркой, что пока он не будет превышать 45 процентов британского.
Перед отъездом из Лондона, 23 июня, Риббентроп заявил: «Я рад, что переговоры по морским вопросам завершились удачно. Англо-германское соглашение стало возможным только благодаря широте взглядов и понимающему отношению обеих сторон — британского правительства и германского канцлера. После годов конференций, переговоров, разъездов министров из столицы в столицу это первое реальное достижение, первый шаг к ограничению вооружений.
Полагаю, что в прошлом Европа совершила ошибку, берясь за все сразу. Были сделаны две конкретные ошибки. Во-первых, люди хотели урегулировать всё за один раз, вместо того чтобы браться за проблемы по очереди, и во-вторых, что хуже, пытались разрешить все проблемы всех стран одновременно и за одним столом. Это называется системой коллективного мира. Но я думаю, что это попытка запрячь телегу впереди лошади.
Германия тоже хочет системы мира, настоящей системы мира, основанной на фактах дружбы, а не на теориях. Это должно лежать в основе любой Лиги Наций. Но Германия убеждена, что мы можем прийти к этому только постепенно, и верит в разрешение жизненно важных проблем европейских государств действием, даже если это начинается с двусторонних, а не многосторонних переговоров, которые ничего не дают Европе.
Уверен, что морское соглашение — начало практической мирной политики. Оно раз и навсегда разрешает жизненно важную проблему между Германией и Британией. Соперничества на море больше не будет. Радостно думать, что это значит для двух великих стран.
Но я убежден, что это лишь одна сторона дела. Другой основной результат переговоров в том, что мы сломали лед застывшей ситуации в Европе. Атмосфера умиротворения, которая должна логично последовать за этим, откроет путь для решения остальных проблем, и таким образом данное соглашение может стать краеугольным камнем подлинного объединения Европы.
Думаю, что в усилии сохранить культуру нашего старого мира Британия, Франция, Германия и другие европейские страны должны объединиться. Мы верим в сильную Европу и в сильную Британскую империю. Скажу больше. Я прочитал в одной из вчерашних газет, что Германия попыталась вбить клин между Францией и Британией. Должен сказать, что мы в Германии отказываемся понимать эти нелепые инсинуации, которые кажутся мне болтовней людей, неспособных освободиться от довоенного, если не допотопного мышления. Полагаю, нам всем следует попытаться быть мудрыми и забыть внутренние раздоры старого света. Если мы желаем возрождения Запада, как сказал в своей речи канцлер Гитлер, мы должны учиться мыслить шире и верить в это.
Наконец, вы хотите знать, каков может быть следующий шаг. Позволю себе личное замечание. Некоторые говорят, что я избрал целью жизни содействие тесному сотрудничеству между Англией, Францией и Германией, к которому с радостью присоединятся другие европейские страны. Они правы, и я полагаю, что мы — на верном пути»{63}.
Через десять лет Риббентроп вспоминал: «Результатом моей лондонской миссии я был очень удовлетворен. Адольф Гитлер, которому я сообщил о подписании соглашения по телефону, был удовлетворен не менее — он назвал этот день одним из самых счастливых в своей жизни»{64}.
Для закрепления достигнутого успеха Риббентроп решил использовать приезд в Германию делегации Британского легиона в июле того же года, но английские ветераны не спешили принимать участие в пропагандистских акциях хозяев. Осенью 1935 года он принял деятельное участие в создании Англо-германского и Германско-английского обществ. Первое возглавил британский консерватор Уилфрид Эшли барон Маунт-Темпл (Теннант стал секретарем), второе — герцог Карл Эдуард Саксен-Кобург-Готский, внук королевы Виктории и президент Германского Красного Креста. С английской стороны доминировала титулованная знать: Рональд Нолл-Кейм 2-й барон Брокет, Филипп Керр 11-й маркиз Лотиан, Джон Сили 1-й барон Моттистон, Чарлз Вейн-Темпест-Стюарт 7-й маркиз Лондондерри, Бертрам Фримен-Милфорд лорд Редсдейл, Артур Уэлсли 5-й герцог Веллингтон и др. Форин Оффис, где господствовала линия Идена — Ванситтарта, постарался дистанцироваться от этих организаций{65}.
Морское соглашение было одобрено большей частью британской
