Риббентроп. Дипломат от фюрера - Василий Элинархович Молодяков

непризнании изменений мирных договоров и дали понять Гитлеру, что не допустят объединения Австрии с рейхом: именно на это была направлена предпринятая нацистами попытка переворота в Вене 25 июля 1934 года, стоившая жизни федеральному канцлеру Энгельберту Дольфусу, другу и союзнику дуче. Однако итоговое заявление по настоянию англичан было составлено в обтекаемых выражениях, чтобы не беспокоить ни Гитлера, ни собственный парламент. Муссолини понял, что Англия и Франция не помогут ему против Германии, но и не помешают готовившейся аннексии Абиссинии{56}.

Две недели спустя, 2 мая в Париже Лаваль подписал советско-французский договор о взаимной помощи. 16 мая аналогичный пакт был заключен между Москвой и Прагой при французском посредничестве, поскольку Францию и Чехословакию еще с 1924 года связывал союзный договор.

Гитлер понял, что время не ждет. 25 мая он известил Париж, Лондон, Рим и Брюссель, что считает советско-французский договор нарушением заключенных с ними в октябре 1925 года Локарнских соглашений, по которым Германия признала нерушимыми свои западные границы. Первыми — только через месяц! — дали ответ французы (25 июня), затем англичане (5 июля), итальянцы (15 июля) и бельгийцы (19 июля){57}. О готовности к диалогу это явно не свидетельствовало.

Первого июня Риббентроп был назначен главой делегации на переговорах с Англией по морским вооружениям и получил ранг чрезвычайного и полномочного посла по особым поручениям. На следующий день он прибыл в Лондон и разместился в фешенебельном отеле «Карлтон», над входом в который развевался непривычный для лондонцев флаг со свастикой. Вильгельмштрассе выделило ему в помощь начальника Правового отдела Фридриха Гауса и опытных дипломатов Эрнста Вёрмана (знакомого Риббентропа с 1920-х годов и его постоянного сотрудника в будущем) и Ганса Фровейна. Флот представляли контр-адмирал Карлгеорг Шустер и капитан 2-го ранга Ганс Кидерлен, которым помогал военно-морской атташе в Англии капитан 1-го ранга Эрвин Васснер. Шмидт переводил: Риббентроп сказал, что мог бы обойтись и без переводчика, но предпочитает концентрироваться на сути дела, а не на тонкостях грамматики.

Между ним и Хёшем установился корректный «нейтралитет»: глава делегации и посол настолько дистанцировались друг от друга, что 3 июня, во время парада в честь дня рождения короля, стояли на противоположных концах посольской террасы в окружении своих приближенных. Ссылаясь на то, что англичане повсюду установили подслушивающие устройства, Риббентроп приказал участникам переговоров хранить их содержание в строжайшей тайне даже от посла. Шепотом передавалась история о том, что военно-морской атташе смог проинформировать его о происходившем, только уединившись с ним то ли в туалетной комнате, то ли в гардеробной во время одного из приемов.

С британской стороны переговоры вели заместитель начальника Морского штаба вице-адмирал Чарлз Литтл и дипломат Роберт Крейги, участвовавший в международных форумах по самым разным проблемам, включая… охрану слонов и носорогов в Африке (такая конференция проходила в Лондоне в 1914 году).

Работа началась утром 4 июня{58}. Открывший заседание Саймон заявил, что соотношение 100:35 — не догма и что его страна будет исходить из своих реальных нужд, а затем предложил перейти к обмену мнениями. Риббентроп ответил, что для Германии приемлемо только такое соотношение, как основа «нерушимых и твердо установленных отношений» и что это не предмет торга, а окончательное решение фюрера, который «мыслит длительными историческими периодами». Оторопевший министр заметил, что подобные условия можно выдвигать только в конце переговоров, но не в начале, и покинул совещание для консультации с премьером. Правда, удивление Саймона трудно признать искренним. Во время приезда Фландена и Лаваля в Лондон в феврале 1935 года для консультаций он сразу предложил приступить к обсуждению окончательного текста коммюнике. Вот французы, те, действительно, удивились…

«Риббентроп, как гласит британская запись, выразил разочарование тем, что британское правительство не восприняло великое историческое решение рейхсканцлера как само собой разумеющуюся основу для настоящих переговоров. Германская делегация прибыла в Лондон не для того, чтобы навязывать требование о 35 %; она приехала, руководствуясь не подлежащим изменению решением рейхсканцлера, с искренним желанием заключить долгосрочное и широкомасштабное соглашение, которое сблизит стороны и примет во внимание их жизненные интересы».

По поводу удивления собеседников он заявил не менее решительно: «Придется привыкнуть к тому факту, что Германия как свободная и суверенная великая держава имеет право требовать то, что положено великой державе […] Прежде чем речь может пойти о каком бы то ни было соглашении, Германия создаст основу для участия в будущих международных переговорах на тех же условиях, что и другие страны». Наконец, «если британское правительство примет предложение рейхсканцлера, это не только упростит ограничение вооружений и позволит избежать нового бремени, но и сделает возможным более легкое разрешение остальных военно-морских проблем на основе великодушного предложения Германии».

После обеда работа возобновилась во вполне дружеской обстановке, но Риббентроп предложил впредь ограничиваться одним заседанием в день. Крейги поинтересовался, будет ли Германия придерживаться предложенного соотношения, если третья страна (речь шла прежде всего о Франции) увеличит свой флот, а Британия — нет. Риббентроп ответил, что рейх в принципе готов руководствоваться мощью британского флота и достичь на этой основе соглашения, после которого Франция едва ли сможет оправдать наращивание своих вооружений. Англичане попытались заговорить о необходимости согласовать решения конференции с другими странами, но Риббентроп воспротивился этому.

На следующий день Крейги напомнил содержание имеющихся договоров о морских вооружениях. Риббентроп выслушал «историческую справку», а затем прямо спросил, когда будет дан ответ на вчерашний вопрос, пояснив, что на Троицын день (9 июня) он должен вернуться домой. После обеда Крейги явился к нему в отель уточнить формулировки германских предложений для доклада правительству: делегаты и штаб флота рекомендовали принять предложение Гитлера.

«Национальный» кабинет Макдональда собрался утром 6 июня в последний раз — согласно заранее достигнутой договоренности, премьер уходил в отставку и передавал дела лидеру консерваторов Стэнли Болдуину. Преемником Саймона был намечен сэр Сэмюэль Хор, занимавший пост министра по делам Индии и входивший, подобно Саймону, во внешний круг «группы Родса — Милнера». Министры согласились с мнением делегатов. В пять часов вечера в Адмиралтействе состоялся последний «большой выход» Саймона в качестве главы Форин Оффис — он сообщил, что правительство приняло предложение установить соотношение британского и германского флотов 100:35 как «окончательное и постоянное».

Переводчик Шмидт позже признался, что не поверил своим ушам. Поблагодарив британского министра, «Риббентроп повторно выразил надежду, что соглашение, достигнутое благодаря великой дальновидности германского канцлера и ставшее итогом его серьезного и искреннего желания твердо установить дружбу между Великобританией и Германией, покажет себя в будущем как благословение для обоих народов. Он счастлив, что принимал участие в столь историческом решении». Саймон произнес несколько вежливых банальностей и откланялся. Эксперты взялись за подготовку документов, утверждение которых было отложено