Юлов Юрий Фермер - Неизвестно

Было заметно, что Валерка, ощутив силу пушкинских «слуг проворных», хо­чет избавиться от меня, чтобы снова спрятаться в виртуальный мир, в котором не существовало ни Турчина, ни Шонера, ни Кречинского, ни Гюнтера, ни Клауса. И где он сам обретался как субстанция, нуждающаяся в постоянной подпитке, призванной его погубить.

Дневники от Валерки пришли через полгода с письмом, в котором он благо­дарил за приют и сообщал, что встретил Судьбу двадцати восьми лет (не хуже Си, но трындит больше) и собирается прожить следующую жизнь, как я ему когда-то советовал. Дополнительно сообщил, что о нашем общем прошлом вспоминать не хочет, поэтому обратного адреса не сообщает и, в полной уверенности в моей порядочности, ненужные остатки дневников просит уничтожить после исполь­зования материалов, хотя искренне не верит, что так будет. А Судьбу зовут На­стя, если мне это что-то напоминает. Имя «Настя» ничего не напоминало, кроме одноклассницы, которую я даже не любил. Впрочем, через две строки Жеребцов милостиво пояснил, что предпочитает называть ее официально и полным име­нем - «Анестезия».

Общий оптимизм нарушало повествование о «черных» снах. «Представь, Ди- мон. Вижу нормальный человеческий сон. Затем картинка застывает и на нее, светлую и жизнерадостную, начинает сверху течь какая-то черная гуашь, пока не зальет всё. А я остаток ночи любуюсь этой чернотой. Во сне, разумеется. И утром помню. Несколько раз было».

В конце Валерка желал мне достичь «наиболее высоких ступеней общества».

Я поступил с дневниками, как и советовал Жеребцов. Переписал от руки то, что счел нужным, как материал для работы, а выбросил только полную ерунду, которая не перестанет быть ерундой по крайней мере до конца жизни - моей и Жеребцова.

С того времени прошел еще год. Я по-прежнему живу один, если не считать нескольких - молчаливых и не очень - котов, которых подобрал на улице.

КОНЕЦ

Я дочитал рукопись, закрыл папку, завязал тесемочки и определил на стеллаж за спиной. Достал чистый лист бумаги, но всё, что пытался сформулировать, зачеркнул,, а затем на новом листе написал: «Автору: никаких «конклюзий»! Конец должен быть конкретным».

Правильное решение выкристаллизовалось само собой: через день Гра­довский был направлен в райцентр к Турчину. Вернулся Кирилл необычайно воодушевленным (для меня до сих пор загадка, как он сохранил бодрое со­стояние духа после трехчасового переезда на маршрутке).

Понимаете, Владимир Алексеевич, у Турчина дома живет не меньше десяти котов. Ну, как в той рекламе прошлых лет: «И за ней бежали тридцать три ее кошки». Он всех их называет по именам своих героев, только себя и Валерку не включил. Самый толстый у него - Йозеф, старый с рыжими подпалинами - Вильгельм, черная короткошерстная кошечка - Бажена, и так далее. Остальных - просто немецкими именами: при мне один с прогулки вернулся - Людвиг.

Получает в ветеринарной клинике около пятисот американских уёв. По ихним меркам - нехило. Правда, жаловался, что в последнее время за­держивают - задолбали проверки, власти затеяли перелицензирование, ограничивают ассортимент продаваемых препаратов и оказываемых услуг и предлагают контрольный пакет акций передать государству.

А вот еще! Бывшая жена Турчина теперь редактор газеты «Любовь и Надежда», которую ей подарил спонсор и по совместительству - новый муж. Вы ведь Любовь Сереброву знаете? Бывшая Турчина! А Надежда - это мать спонсора. Как вам расклад?

...Ну, еще бы я Любу не знал! Она ведь у меня еще студенткой подраба­тывала года два, когда Кирилла и близко не было, а потом... Да-да, вышла замуж и съехала в провинцию: мол, надо быть ближе к народу и всё такое прочее. Правда, Сереброва - тоже псевдоним, но это неважно.

Еще больше я обалдел, когда через неделю Градовский за кофейком в по­рядке обмена житейскими новостями положил на стол книгу В. Жрецова «Жизнь-бомжарня» и зачитал резюме: «Автор книги, член Союзов журна­листов Белоруссии и России, бывший выпускник Омского университета, человек с богатым жизненным опытом, описывает ту сторону жизни общества, от которой мы стыдливо, с брезгливостью, неприязнью и стра­хом отводим глаза.. Нет сомнения в том, что книга вызовет не меньший резонанс, чем в свое время «Трущобные люди» В. Гиляровского и позднее «Москва - Петушки» В. Ерофеева».

Градовский протянул книгу и изрёк эдак обрадованно:

- Встряхнулся наш Жеребцов! Семью завел, умеренно в религию ударил­ся, по утрам зарядку делает.

- С чего ты взял?

- Он в предисловии пишет А самое главное - демонстративно отказался от мяса животных, мотивируя свое вегетарианство тем, что у людей и животных слишком много общего.

- С чего ты взял, что это Жеребцов, спрашиваю? Я вижу только некоего Жрецова, в том числе и в выходных данных!

- В предисловии написано, что раньше у автора была другая фамилия, от которой он отказался, как и от прошлой жизни.

- Какая другая, на хрен!? - Меня уже и терпение покидать стало.

Кирилл постукал себя пальцем по лбу (я уж подумал, что он показыва.ет,

что один из нас дурак. Я б тебе, блин, постукал!) и ткнул в фотографию автора на обложке:

- Родинка у него над левой бровью - помните, в начале повести... А еще, если обратили внимание, на вкладыше анонсируются книги «За что сидим?» - интервью с заключенными с учетом их статуса до ареста, и «Люди - зверье», о том, что.

...А я его озадачивал темой о воздействии удара молнии на человека. Он отбрехался - мол, козе понятно: как карта ляжет, какую зону заряд пробьет. Уничтожит человека или возбудит дремавшие в нем качества И занимаются этим сейчас те, кому делать не фиг. А он вот над чем не­делю мудохался: над Турчиным, Жеребцовым да Шонером с его Дольфами и Кречинскими...

Дальше еще веселей. Через пару дней сообщает Градовский, что нашел Артура Рацина. Фамилия, говорит, редкая, параславянская, имя - тоже не каждый второй: по телефонному справочнику вычислил. Работает ин­спектором Проматомнадзора. Но насчет острова Шонера идет в отказ. Да, говорит, отдыхал года три назад в Лангкави, но не больше того. Улы­бается, очечки поправляя. Обучение в Лейпцигском университете, куда был послан в рамках программы по обмену студентами, подтверждает. Мол, учился два года., а затем перестройка грянула - отправили доучиваться в Минск. Признает, что был кандидатом в члены СЕПГ, но Шонера якобы не помнит. Только в конце разговора подмигнул, ладошку к уголку рта при­ставил и заговорщицким шепотом: «Подписка у меня». И дверью хлопнул.

Не поленился Кирилл сходить в «Incub», но оказалось, что агентство ли­шили лицензии на трудоустройство, оставив лишь туристические услуги, включив в обязательную квоту отечественный туризм. На директора две недели назад надели наручники: в бдительные органы поступил сигнал, что некоторых молодых девушек, отправляемых на работу в буржуй­ский общепит, по дороге перевербовывают для обслуживания неуемных посетителей борделей. С директором, пока суд да дело, разбираются, а «Incub» сведений ни о клиентах, ни о работодателях прессе, по крайней мере негосударственной, не дает.

Вижу, вразнос Кирилл идет С ним это бывает: увлекается.. Подкидываю классную тему: «Цыгане как индийская каста». К концу недели доклады­вает, что с бароном Максимом из сельхозпоселка Шмелевка корешкует, психологию осознал («Гитара, скрипка, нож. На расстоянии - пистолет. Золото настоящее и фальшивое, наркота конкретная и фуфловая. С Ин­дией увязать - нет проблем, раз татарское иго от венгерских Арпадов пришло»).

Казалось бы - вот тебе тема! Нет, через пару недель опять за свое:

- Пробил я по Нету остров Дреноу, на который, согласно Валеркиному бреду, танайя съехали с острова Шонера Кстати, Турчин еще с пяток жеребцовских (Градовский сказал так, как говорил Шонер) версий изложил и дневники его показал.. Не уничтожал он их, естественно, подчистую! В дневниках, на мой взгляд, больше индивидуалистического пофигизма, чем реальных наблюдений, хотя порой встречаются шикарнейшие идиомы! Представляю, что было в той части, которую даже скромняга Турчин от­браковал! Наверное, все его войны, начиная с Грюнвальдской битвы.

Тут я Градовского прерываю:

- По делу, Кирилл Игоревич, по делу!

- По делу, Владимир Алексеевич: нашел в «Google» космический снимок той части Океании, отодвинулся сорок километров на запад - вот он, остров Шонера!

Градовский положил листок с распечатанным контуром острова., дей­ствительно похожим на голову чудища с выпученными глазами, и продол­жил чуть ли не по фене, что позволяло бренди «Кандагар», нами в процессе беседы употребляемое, которое Кирилл прикупил по поводу опубликования им же «Альгемонов» (нашел, понимаешь ли, чудика-сантехника, который вбил ему в мозги, что в системах водоснабжения налажена разумная жизнь!):

- Я - в Национальную библиотеку, чтоб вопрос добить. На самом деле остров называется Суам. Не путать с Гуамом, на котором генерал Эй­зенхауэр пересел на крейсер «Хелена», возвращаясь из Кореи в Штаты! Но и Суаму досталось: во время второй мировой войны был занят япоха- ми, которых выбили америкосы. В сорок восьмом танк «Стюарт» ушел в воду - остров кульнулся от наводнения. Он, остров то есть, как тот по­плавок. При любом офигенном тайфуне - то на запад, то на восток: на тектонической плите стоит.. Как пресс-папье, по-вашему. И наклончик-то небольшой - с полградуса, но это же в высоту метров двадцать! Триста метров берега заливает. Поэтому там то танк «Стюарт» всплывет, то печатные станки.