Юлов Юрий Фермер - Неизвестно

И нетерпеливо вздохнул:

- Поищи что-нибудь. Может, у доктора попроси. Скажи, что для себя. Мало­вато налил, фашист! И шнапсик их слабенький. Да, Димон, ты сколько рас зна­ешь?

- Меня учили, что основных - три: европеоидная, монголоидная и негроид­ная.

- Да ты расист, Димон! От белого до черного раскидываешь, а не наоборот. Слушай сюда. Только в Океании двенадцать рас. Вернее, тех народов, которые имеют признаки расы. .Это я к чему?

Валерка несколько замешкался, ибо желание «добавить» разгоняло все осталь­ные мысли, как летний ветер - тополиный пух.

- Да, о высшей расе. Немцы в следующей войне будут уничтожать нас, недоче­ловеков, в микроволновых камерах. Кстати, наш папаша сам тирозином форму поддерживает. Уронил как-то обертку. Не помнишь, что это такое?

- Аминокислота. В его возрасте и при его работе с утра полезно.

- Ладно, Димон, кончай кролика доить. Так на чем мы остановились? Ты идешь искать бухло?

У меня имелся свой запас. Валерка был угощен и препровожден в комнату, которая все это время числилась за ним. Я, пока Валерка накачивался, выслушал его не очень внятный, но детальный рассказ о пребывании на узбекско-афганской границе.

КЛАУС

В общении с зооморфами возникли определенные затруднения. Даже те из них, которые были почти ручными и не имели особо негативного опыта общения с людьми, избегали встреч. Созревший Клаус организовал в заповеднике что- то типа прайда, сумев подчинить большую часть вновь образованного племени. Очевидно, он взял от людей даже больше, чем думал Шонер. Когда двухнедель­ный муссон высушил остров, он в одиночку пришел к «Хаймат» и попросил еды. Его накормили, после чего он увлек Шонера за собой, давая понять, что нужно кормить остальных. Папаша Вильгельм был в восторге, так как происходящее прекрасно вписывалось в романтическую легенду о Тарзане-Маугли и в версию о возможном создании человеческого общества от потомков зооморфов. Но особо его восхитила смелость Клауса: «Он пересек изгородь! Пересек так, как это сде­лали бы мы с вами! Очень даже неплохо для имбецила!»

Артур высказал интересную, но бесполезную и недоказуемую мысль, что Кла­ус, возможно, - сын самого Хааканга Тиэрса.

Шонер распорядился поставить по периметру несколько кормушек и прино­сить в них еду. Однако наши запасы не были рассчитаны на три десятка полузве- рей. К тому же есть они могли далеко не всё. Поэтому Гюнтер и Кречинский были отправлены за монопродуктами, полуфабрикатами и концентратами на цивили­зованные острова.

У ТАНАЙЯ

Кречинский уехал. Бажена осталась, прилипнув к Артуру. Марина, по ее прось­бе, отправилась на Родину. Я, поддавшись уговорам Валерки, пошел в стойбище танайя отведать кавы. В качестве закуски предполагались «блюдо от невесты» и рыба лацан «в собственном сакэ», как выразился Валерка.

Необходимо отвлечься, чтоб пояснить, что он, достаточно грамотный человек, зачастую пренебрегал нормами языка, видя в этом некую разновидность юмора. Выражения типа «меню это радует», «поиграть на гормоне», «каждой твари - по харе» и тому подобные он частенько и не всегда к месту вкручивал в речь. Но, к сожалению, его способность к другим языкам кроме родного, по моему мнению, была невысокой. Поэтому при разговоре на любом иностранном языке, включая танайя, он ненамеренно продуцировал подобные хохмы, которые пролетали в неуклюже слепленных предложениях, как вспугнутые стрижи-саланганы. Воз­никал эффект так называемого «одесского» юмора.

В «Хаймат» оставались Бажена, Артур и папа Шонер. Да еще, пожалуй, «са­нитар леса» Туолини, как обычно, реализовывал свой вождизм на запуганных подопытных зооморфах. Он жил, ел и спал в Клинике - было непонятно, откуда у человека, выросшего на природе, такая склонность к затворничеству.

.Свежеприготовленная кава вызвала ностальгические воспоминания о хозяй­ственном мыле за девятнадцать копеек, которое мама скупала в любых возмож­ных количествах, когда я учился в восьмом классе. Впрочем, после нескольких полупротивных глотков эффект был очевиден: мозг работал на взлете, а ноги отказали, что вызывало аналогии с родимой брагой. Валерка познакомил с не­вестой, которую ему предложили танайя. «По их меркам - полукровка, поэтому и свободной осталась. Трахнул ее бабушку какой-то англиец-освободитель. А мне нравится, что у нее есть европейские черты. Только нам вместе жить не положе­но - испытательный срок. Поэтому она здесь будет, пока не прогоню, но не позд­нее заката». На протяжении всего вечера «невеста», которую Валерка сокращенно называл Си, не вымолвила ни одного слова, если не считать однообразного ответа на распоряжения Валерки: «Е, ма хе» («Да, мой повелитель»). «Все они так, козы, пока не женишься», - вяло реагировал на угодливость Жеребцов.

Валера, отметив, что данная встреча должна отложиться в памяти, вручил мне шкатулочку-портсигар «зоновской» работы. «Эти изделия обходятся практически бесплатно, но выглядят чрезвычайно дорого - ручная работа. На зоне интервью брал - подарили; тебе передариваю». На вопрос, зачем он столько времени таскал шкатулочку с собой, ответил: «Чтоб тебе подарить. А если честно, предполагал у местных на что-то более существенное выменять, но они не придумали, как ее использовать, а до эстетического восприятия не доросли. Впрочем, как и ты».

«Блюдом от невесты» была местная сумчатая зайчатина - валлаби, тушенный в морской капусте, вместо хлеба - лепешки из аланг-аланга. Все это заблаговре­менно приготовила Си. «А вдруг вырвешься отсюда когда-нибудь! Хоть с чистой совестью сможешь рассказать, что пробовал в Океании что-то, кроме бульона «Кнорр» и кофе «Нескафе»!

Хижина Валерки была довольно ветхая. «Дед Загиа помер - вот мне и вы­делили за то, что я их хауду курить научил. Это у них мох такой. Но какой-то галлюциноген в основе имеет, а они и не догадывались. Правда, тут одна тетка меня чуть ли не посланцем злых духов объявила, но вождь - чувак продвинутый, отмазывает. Но беспредельничать не дает. Хочешь попробовать?»

Я тактично отказался, ссылаясь на мощный эффект от кавы.

- Ты, Димон, как и все, наверное, думаешь, что я - неудачник. Фиг ты угадал! Мы все неудачники, включая ретивого, но тем не менее уволенного со службы Гюнтера Краузе и изгнанного из университета доктора Вильгельма Шонера. Кста­ти, Гюнтер страдает эпилепсией. Поимела она его во время какого-то служебного напряга. Правда, ничего серьезного. И приступы не очень глубокие. Но ты сам по­нимаешь, что любой полет на «Викинге», в течение которого он отключится хотя бы на три минуты, закончится в царстве римского водолея и водохлеба Нептуна. Марина, как ты понял, пыталась заработать проституцией - типичное для жертв перестройки увлечение! Только внебрачно-случайное дитя да амнистия по случаю халявного референдума спасли ее от зоны за умышленное заражение весьма по­чтенного человека - клиента из властных сфер. Артур был метеорологом всего полгода. Чем занимался остальное время?. Кречинский - такой же поляк, как я татарин, хотя и из Польши. О тебе не рассказываю - ты сам о себе всё знаешь. Подобьем итоги: может быть, правильнее жить не трепыхаясь, не пытаться зара­ботать лишний балл в надежде, что твои потуги оценит Всевышний. Возможно, и мы сотворены им для какого-то опыта.

А знаешь, как у танайя хоронят? Не просто, как у мусульман, в углублении сбоку, а еще и лицом вниз. И руки за спиной завязывают. Лицом вниз - мол, Бог придет не с неба, а из недр земных. А руки заневолить - так как среди усопших немало недовольных предыдущей жизнью. Чтоб обидчиков не искал.

- Откуда ты всё знаешь, Валера?

- Вы говорите, я слушаю. И, между прочим, стараюсь записывать. Не знаю за­чем. Привычка сексотская. Мы, «журики», такие.

Си интимно простилась с Жеребцовым, коснувшись изящным носиком его плеча.

- Это у них типа поцелуя в щеку.

Валерка продолжал хлестать каву и покуривать мох-хауду до тех пор, пока его не одолела прогрессирующая усталость в сочетании со всесторонним охмурени- ем.

Последняя фраза экс-корреспондента, перед тем как он отключился, показа­лась загадочной, но, как вскоре выяснилось, была почти пророческой:

- Это они. Я их ждал. Воины стихии. Они разорвут, как тузик грелку, и твоего Гюнтера, и Шонера с Артуром. И тебя, Димон, за между прочим как нечего де­лать, если не сачканешь. А мне пофиг: я - легкий. Только злить меня не надо. Ложись на диване.

Я собирался по привычке лечь спать, сняв верхнюю одежду, но вовремя понял, что моя кожа несомненно испытает изрядный дискомфорт от контакта с дерюгой, которая покрывала «диван».

С УТРА

Заботливый Валерка, дежурно поругиваясь, преподнес утреннюю кружку кавы. Впрочем, чувство юмора если и покинуло его, то совсем ненадолго. Бук­вально, через минуту он устроил концерт-попурри из самопальных однострочий на известные песни разных времен и различного статуса: от трагичной «там в степи бухой помирал мужик» до лирической «без нее я, как без секса, жить не в состоянии». Завершил концерт практически неперевраным фрагментом арии, вы­сунувшись из хижины: «Приди скорей ко мне, мой друг! Я - твой супруг!» При­зыв, если и был услышан Си, то, естественно, понят ею и остальным племенем как странности белого прихлебателя и дуралея.