Мао Цзэдун и его наследники - Федор Бурлацкий

Сколько усилий надо было затратить самому Мао и его сторонникам, чтобы изобразить в лучшем виде доморощенные суждения о классах китайского общества, чтобы обелить его идейные шатания к гоминьдану, чтобы оправдать его авантюры в период восстаний «осеннего урожая», его военные ошибки в борьбе против гоминьдановских войск, чтобы скрыть факты его послушного следования в фарватере правой политики Чэнь Дусю, а затем левой линии Ли Лисаня, чтобы исказить подлинную картину событий в Цзуньи!

И тем не менее этот простой и грешный мыслитель был достаточно сообразителен, чтобы уже в яньаньскую пору заботливо взращивать семена своего культа, который достиг таких беспрецедентных форм и масштабов в период «культурной революции». («Культурная» — в смысле создания культа, быть может?) В этом отношении Мао Цзэдуну надо воздать должное. Будучи еще яньаньским затворником, он уже обнаружил великое мастерство подлинного создателя культа собственной личности!

Его прекрасные актерские качества этому в немалой степени содействовали. Общеизвестно, что политическая деятельность — это нередко род игры, зрители которой — миллионы. Китайцу в большой мере свойственна способность к актерству. Не случайно маски китайских актеров наиболее театрализованы в сравнении с аналогичными масками актеров любых других народов. Забота о «сохранении лица» предполагает умение быстро приноравливаться к обстоятельствам, скрывая свои чувства.

Мао мастерски владел этим искусством. Он такой, каким его должны видеть. Вот он принимает иностранных послов у себя в спальне, в постели — немощный, больной старик, которого покидают последние силы. Это не он руководит, политикой страны, не от него исходят идеи антисоветизма— что вы! Он отошел от мирских дел и думает лишь о встрече с богом… А через месяц фотографии в журналах (или фотомонтаж — какая разница?) сообщают о его заплыве по Янцзы, который должен оповестить весь китайский народ и весь мир о здоровье, силе и мужестве Правителя. Вот Мао на площади Тяньаньмэнь в Пекине перед несколькими миллионами восторженно ревущих хунвэйбинов. Он монументально неподвижен. Он молчит, едва поднимая руку, едва поворачивая голову в ответ на восторженные крики миллионов молодых глоток.

«Какой великий актер пропадает», — сказал когда-то о себе Нерон, глядя на подожженный им Рим. Мао не говорил ничего подобного. Но можно предположить, что он думал о себе в таком роде нередко…

Присмотримся теперь к Мао Цзэдуну как руководителю группы, к его поведению среди других деятелей КПК. Именно это приоткрывает завесу над механизмом, с помощью которого насаждался новый режим в партии.

«Китаизация» марксизма

Как выглядело высшее руководство КПК в тот период? Сошлемся прежде всего на характеристику О. Брауна в его статье «Как Мао Цзэдун шел к власти».

«Самым энергичным и самым ловким среди руководителей был Чжоу Эньлай. Человек, получивший классическое китайское и современное европейское образование, обладавший большим международным опытом и выдающимися способностями, он всегда умело лавировал и приспосабливался»1. Он руководил политическим отделом в военной академии Вампу, когда Чан Кайши был начальником академии и главнокомандующим Народно-революционной армии гоминьдана. В 1927 году он был одним из организаторов восстаний в Шанхае и в Наньчане, однако как постоянный член ЦК и Политбюро с середины 20-х годов он совершал такие же ошибки, как Чэнь Дусю и Ли Лисань, либо же относился снисходительно к ним. Одновременно он укреплял свои собственные позиции в армии. Многие командиры были выпускниками академии Вампу.

Дополним эту характеристику наблюдениями американца Роберта Элеганта, который встречался с Чжоу Эньлаем еще до революции 1949 года. Он пишет: «Чжоу Эньлай мог быть только тем, кем он есть, так как он является верным сыном своих предков-мандаринов с их талантом выступать в качестве посредников. Его средство самовыражения — стол конференции, он ищет достижения целей в интригах и в сложном маневрировании, что в крови у китайских политических деятелей, независимо от партийного и политического убеждения. Он прекрасный администратор и верный посредник. Но едва ли творец большой политики»2.

Ни в период Яньани, ни в последующие периоды Чжоу не претендовал на ведущую роль и не выступал в качестве возможного конкурента председателя КПК. В глазах Мао у него было еще одно огромное достоинство: он не претендовал на роль идеолога. Видимо, он очень давно понял, что этот пункт является самым болезненным для Мао, который не терпит ни малейшей конкуренции в области теории. И хотя Чжоу Эньлай был едва ли не одним из самых образованных руководителей КПК, он целиком сосредоточился на организационной работе. Всем своим видом он как бы говорил: я исполнитель, не я формирую идеологию и политику. Кроме того, он предпочитал стоять в стороне от фракционной борьбы и спешил лишь вовремя присоединиться к группировке победителей. Одним словом, незаменимый помощник при первом человеке в партии и стране. Мао хорошо понял натуру Чжоу и всеми средствами старался привлечь его на свою сторону. И преуспел в этом.

Еще одна заметная фигура в яньаньском руководстве — Чжу Дэ, уже тогда популярный герой войны, был, по описанию Владимирова, непритязательным и скромным человеком. После Наньчанского восстания 1927 года он, как помнит читатель, объединил возглавляемые им части Народно-революционной армии с крестьянским отрядом партизан Мао. После объединения Мао, по свидетельству источников, систематически подрывал авторитет Чжу Дэ как политика. Чжу Дэ смирился с притязаниями Мао, остался главнокомандующим, но с тех пор больше не играл серьезной роли в руководстве партией.

Из высших командиров Красной армии самой заметной фигурой, по свидетельству О. Брауна, был Пэн Дэхуай. Примкнув в 1928 году вместе с руководимым им полком к Красной армии, он поддерживал Мао. Однако это не означало, что он был во всем с ним согласен. Активный и в политике, и в военном деле, он никогда не молчал, если считал, что нужно критиковать. С одинаковой резкостью он выступал как против приносящих большие потери позиционных боев, так и против распыленных партизанских действий. Его корпус был самым крупным по численности и наиболее обученным в ведении регулярных военных действий. Поэтому ему, как правило, поручались наиболее трудные задания.

Линь Бяо был молодым военачальником среди тогдашнего высшего командного состава армии. Выпускник военной академии Вампу, он после 1927 года быстро вырос до командира батальона и полка. С 1931 года он командовал 1-м корпусом Красной армии, отличавшимся большой мобильностью и поэтому отлично подходившим для маневров на окружение и обход. Как отмечает Отто Браун, Линь Бяо, без сомнения, был блестящим тактиком партизанской и маневренной войны. Других форм ведения войны он не признавал. В политическом отношении это был «белый лист», на котором Мао мог писать все что угодно.