Элегии и малые поэмы - Публий Назон

10   В дни, когда Рим трепетал, рати союзной страшась.[73]

        Ныне пришлец, увидав обильного влагой Сульмона

        Стены, в которых зажат скромный участок земли,

        Скажет: «Ежели ты даровал нам такого поэта,

        Как ты ни мал, я тебя все же великим зову».

15   Мальчик чтимый и ты, Аматусия,[74] чтимого матерь,

        С поля прошу моего снять золотые значки.

        Тирсом суровым своим Лиэй[75] потрясает двурогий,

        Мне он коней запустить полем пошире велит.

        Кроткий элегии стих! Игривая Муза, прощайте!

20   После кончины моей труд мой останется жить.

ГЕРОИДЫ

Письмо первое

ПЕНЕЛОПА — УЛИССУ

        Неторопливый, тебе эти строки шлет Пенелопа;

        Не отвечай мне письмом — сам возвращайся, Улисс!

        Пал давно Илион, ненавистный подругам данайцев;

        Вряд ли и город и царь стоили этой цены.

5     Лучше бы прежде, в пути, когда в Спарту плыл соблазнитель,[76]

        Натиском бешеных вод был погребен его флот!

        Мне не пришлось бы лежать в одинокой, холодной постели,

        Плакать, что медленно дни для разлученной идут,

        Или, стремясь обмануть долготу нескончаемой ночи,

10   Вдовые руки трудить тканью, свисающей с кросн.

        Все опасности мне еще опасней казались;

        Так уж всегда: где любовь — там и тревога и страх.

        Строй мерещился мне на тебя идущих троянцев,

        Краску сгоняло со щек Гектора имя одно.

15   Чуть мне расскажут о том, как Гектор убил Антилоха, —

        Станет вмиг Антилох новых причиной тревог.

        Весть ли придет, что погиб Патрокл в доспехах заемных,[77] —

        Плачу о том, что успех хитрость дает не всегда.

        Кровью своей Тлеполем увлажнил ликийскую пику, —

20   Новые страхи в душе смерть Тлеполема родит.

        Кто бы ни был убит в ахейском стане под Троей,

        Любящей сердце в груди делалось льда холодней.

        Но справедливый бог над любовью сжалился чистой:

        Троя дотла сожжена — муж мой остался в живых,

25   Все возвратились вожди, алтари в Арголиде дымятся,

        Храмы отчих богов варварских полны богатств.

        Дар за спасенных мужей молодые жены приносят,

        Те о судьбах поют, Трои сломивших судьбу.

        Робкие девушки им, справедливые старцы дивятся,

30   Жены не сводят с них глаз, слушая долгий рассказ.

        Стол поставят — и муж покажет грозные битвы,

        Пролитой каплей вина весь нарисует Пергам:

        «Здесь протекал Симоент, здесь было Сигейское поле,

        Здесь — высокий дворец старца Приама стоял.

35   Там — Эакида шатры, а дальше — стоянка Улисса,

        Гектор истерзанный здесь быстрых пугал лошадей».[78]

        Ведь обо всем, когда был за тобой на поиски послан

        Сын твой, ему рассказал Нестор, а он уже — мне.

        Он рассказал и о том, как убили Долона и Реса,[79]

40   Сном был погублен один, хитрой уловкой — другой.

        Видно, совсем, совсем обо мне ты забыл, если дерзко

        Лагерь фракийский настиг хитрой уловкой ночной,

        Столько бойцов перебил, одного лишь рядом имея.

        Так-то себя ты берег? Так-то ты помнил меня?

45   Сердце дрожало, пока не сказали мне, как, победитель,

        Ты исмарийских коней вел перед строем друзей.

        Что мне, однако, с того, что разрушена Троя и снова

        Ровное место лежит там, где стояла стена,

        Если живу я, как прежде жила, пока Троя стояла,

50   Если разлуке с тобой так и не видно конца?

        Цел для меня для одной Пергам, хоть для всех и разрушен,

        Хоть победители там пашут на пленных быках.[80]

        Всходы встают, где стоял Илион, и серпа поселенцев

        Ждет урожай на полях, тучных от крови врага.

55   Лемех кривой дробит неглубоко зарытые кости

        Воинов; камни домов прячет густая трава.

        Ты и с победой домой не пришел, и узнать не дано мне,

        Что тебя держит и где ты, бессердечный, пропал.

        Всякий, кто к нам повернет чужеземный корабль, не уедет

60   Прежде, чем тысячу раз я не спрошу о тебе

        И, — чтоб тебе передать, если встретить тебя доведется, —

        Он не получит письма, что я писала сама.

        К дряхлому Нестору мы посылали в Нелееву землю,

        В Пилос — но Пилос прислал темные вести в ответ;

65   В Спарту послали потом — но и Спарта правды не знает.

        Где ты? В какой ты земле, неторопливый, живешь?

        Лучше уж было бы мне, если б Фебовы стены стояли.

        Глупая! Нынче сержусь я на мои же мольбы!

        Знала бы, где ты теперь, и боялась я только сражений,

70   Жалобой вторила б я жалобе множества жен.

        Нынче боюсь я всего, не зная, чего мне бояться,

        Для неразумных тревог много открыто дорог.

        Сколько опасностей есть на морях, сколько есть их на суше,

        Все они, — думаю я, — путь преградили тебе.

75   Глупые мысли мои! Я ведь знаю твое сластолюбье, —

        Верно, тебя вдалеке новая держит любовь,

        Верно, твердишь ты о том, что жена у тебя простовата,

        Что у нее не груба разве что пряжа одна.

        О, хоть бы я солгала! Хоть бы ветер умчал обвиненье!

80   Хоть бы приплыть пожелал ты, если волен приплыть!

        Вдовью покинуть постель меня заставляет Икарий.[81]

        Все попрекает, что зять слишком уж долго плывет.

        Пусть попрекает! Твоей и была Пенелопа, и будет, —

        Пусть вспоминают меня лишь как Улисса жену.

85   Даже отца сломили мои стыдливые просьбы,

        Действовать силой ему верность моя не дала.

        Сколько ни есть женихов на Дулихии, Саме, Закинфе,

        Все ненасытной толпой здесь обступили меня,

        В доме твоем без помех они хозяйничать стали,

90   Губят и сердце жены, и достоянье твое.

        Надо ль о жадных руках Писандра, Полива, Медонта,

        Об Антиное тебе и Эвримахе писать

        И обо всех, кого ты, на чужбине постыдно замешкав,

        Кормишь тем, что добыл, кровь проливая в боях?

95   Нищий Ир и Мелантий-пастух, что им на съеденье

        Наши гонит стада, твой довершают позор.

        Нас же лишь трое, к борьбе непригодных: я слишком бессильна,

        Слишком уж стар Лаэрт, слишком уж юн Телемах.

        Да и его через козни врагов я едва не лишилась,

100 Чуть лишь собрался он плыть в Пилос, не слушаясь их.

        Боги, сделайте так, чтоб судьба соблюла свой порядок:

        Пусть и мне и тебе сын наш закроет глаза!

        Молят о том и пасущий быков, и старая няня,

        Молит и верный страж хлевов нечистых свиных.

105 Но ведь не может Лаэрт — старик, бессильный в сраженье,

        Меж обступивших врагов власть над страной удержать.

        Только бы жил Телемах — впереди его лучшее время,

        А до того опекать юношу должен отец.

        Сил не хватает и мне отразить врагов, осадивших

110 Дом твой: вернись же скорей, ты, наш приют и оплот!

        Есть — и пусть будет, молю, — у тебя Телемах; не тебе ли

        Отчее знанье свое юному сыну вверять.

        Старого вспомни отца: закрыть глаза ему должен

        Ты — ведь последние дни он доживает, взгляни!

115 А Пепелопу твою, хоть оставил ее молодою,

        Ты — спеши не спеши — дряхлой старухой найдешь.

Письмо второе

ФИЛЛИДА — ДЕМОФОНТУ

        Гость мой! Пеняет тебе Филлида-фракиянка горько:

        Минул обещанный срок — ты не вернулся ко мне.

        Был уговор: один только раз луна округлится,

        И у моих берегов вновь ты опустишь причал.

5     Но хоть четырежды круг замыкала луна и скрывалась,

        Вал ситонийский не мчит к нам из Актеи[82] корабль,

        Время сочти — хорошо мы, влюбленные, это умеем!

        Нет, не до срока к тебе жалоба наша придет.