Александр Миндадзе. От советского к постсоветскому - Мария Кувшинова

новому – а этот мир кончается коллективной спортивной судорогой в скользком осеннем мире провинциального городка, до которого едва доходит искаженный помехами сигнал «Олимпиады-80» (Абдрашитов вспоминал, что в подмосковном Серпухове, где снимался фильм, потом еще лет тридцать проводили спортивные праздники по созданному для этого эпизода сценарию (43)).

В финале «Парада планет» герои прощаются друг с другом, с молодостью, с мечтой о космосе и, кажется, с чем-то еще; этот фильм – дембельский альбом советской эпохи. Он вышел в 1984-м, под самый занавес, а должен был выйти раньше, был отложен по внутренним и политическим причинам, и в фильмографии Абдрашитова и Миндадзе встал после картины «Остановился поезд», в которой мир уже заметно вышел из пазов. В контексте фильмографии авторов хронологически следующий за «Парадом» «Плюмбум» во многом продолжал проблематику «Поезда» и точно не уступал ему в амбивалентности персонажа, но время сформировало вокруг него иной контекст. Вышедший в 1986-м, обожженный чернобыльским пожаром, «Плюмбум» демонстрировался на экранах много месяцев и остался в коллективной памяти как отчетливо перестроечное кино в ряду других картин о последнем советском поколении, еще не знавшем, что оно последнее.

Прорастая из руин ветшающего мира, советское общество с тревогой и надеждой всматривалось в будущее, в лица подростков. Первым в этом ряду проблемных фильмов о подростках стоит с трудом прорвавшееся к зрителю «Чучело»[16] (1984) Ролана Быкова. В ранние перестроечные годы появились «Курьер» (1986) Карена Шахназарова, «Асса» (1987) Сергея Соловьева, «Взломщик» (1987) Валерия Огородникова, уже под конец перестройки вышли «Трагедия в стиле рок» (1988) Саввы Кулиша, «Меня зовут Арлекино» (1988) Валерия Рыбарева, «Шут» (1988) Андрея Эшпая – вплоть до «Маленькой Веры» (1988) Василия Пичула и «Аварии, дочери мента» (1989) Михаила Туманишвили. С января 1987 года в московском кинотеатре «Россия» с неизменными аншлагами шел прокат единственной копии документального фильма Юриса Подниекса «Легко ли быть молодым?», название которого до сих пор остается публицистическим штампом. В нем один из героев, юный латвийский панк, заявляет, что пришел в этот мир, чтобы противостоять двуличию взрослых. Теми же словами Абдрашитов в интервью «Советскому экрану» описывает Плюмбума: «Это нам расплата за двоемыслие» (44).

II. Постсоветское

Похитители жизней

Днем 26 апреля 1986 года, когда с юга уже подул радиоактивный ветер, Вадим Абдрашитов, Александр Миндадзе и оператор Георгий Рерберг снимали на крыше жилого дома в Минске финальную сцену фильма «Плюмбум, или Опасная игра».

Высота в пять этажей, каждый из которых, минуя горшки с рассадой, влажное белье и пестрые ковры, в финале на замедленной съемке пролетит влюбленная в одноклассника Соня Орехова, – максимум, согласно Генеральному плану 1946 года (45), для жилого дома в центре Минска. В реальности юная актриса, конечно же, не летела: детали здания были воссозданы в павильоне, а ее провозили мимо декорации на специальной крутящейся платформе, обдувая из ветродуя.

Дом № 32 по Ульяновской улице, достроенный в год смерти Сталина, в 1986 году уже целиком принадлежал ветшающему миру. В сцене падения девочки зритель может рассмотреть здание в мельчайших подробностях: ржавая крыша; ржавые перила; балясины, с которых время содрало плоть, обнажив скелет арматуры; бесконечные, как полет между жизнью и смертью, консоли и барельефы – триумфальные венки, превратившиеся в траурные. Пустые окна – «Культура два», ничего человеческого. Абдрашитов с художниками называли выбранную в честь Сталина архитектуру – «джо-стайл» (46).

Стертый войной до основания и отстроенный заново как образцовая пролетарская столица, в «Плюмбуме» Минск исполняет роль условного провинциального города, в котором медленно выползающий из дворов тлен начал разъедать имперские фасады. В одной из сцен герой, вприпрыжку бегущий от надоедливой одноклассницы, внезапно застывает перед аркой, в проеме которой рядом с грудой битого кирпича стоят две исполинские гипсовые статуи: колхозница и некто, напоминающий космонавта, но пока еще (в эпоху сталинского ампира) им не являющийся. Это летчик-испытатель в высотно-компенсирующем костюме и со шлемом в руке. В фильме будут дважды звучать бравурные и намеренно контрастирующие с происходящим песни о летчиках: с экрана телевизора дома у Плюмбума и в парке, из радиодинамиков, в сцене похищения бомжами утки из городского пруда. Фонограмма из прошлого становится звуковым сопровождением для иной реальности.

Нам ничего не объясняют, но мы понимаем: разложение гипсовой плоти не остановить – колхозница и летчик, еще сохраняющие героическое выражение на лицах, начали осыпаться и были сосланы сюда с крыши в целях безопасности. Чтобы подчеркнуть недоумение героя, неспособного расшифровать смысл скульптуры, камера на несколько секунд берет статуи средним планом. Не описанный в сценарии и соткавшийся из особенностей выбранной натуры, этот эпизод, как будто бы тормозящий основной сюжет, – короткий и болезненный миг отстраненности человека от недавней истории, факт ее свершившегося перехода в античность. Другой пример подобной отстраненности на похожем материале – фильм шведского режиссера Лукаса Мудиссона «Лиля навсегда» (2002). Провинциальные постсоветские подростки (главную роль играет пятнадцатилетняя Оксана Акиньшина) забредают в красный уголок заброшенной военной базы и находят там стенограмму давно прошедшего съезда. О бурных и продолжительных аплодисментах герои, родившиеся в конце 1980-х, читают со спокойным равнодушием, словно бы разбирают древние письмена, лишенные всякого смысла.

На секунду замерев перед статуей, школьник приходит в себя и подлавливает на светофоре автомобиль с оперативниками, чтобы снова присоединиться к охоте на преступников.

«Думаю, мы имеем дело с фильмом-ловушкой, интеллектуальным лабиринтом, в который легко втянуться, но выбраться из которого практически невозможно», – так в 1987 году писал о «Плюмбуме» кинокритик Сергей Шумаков; всего за пять лет до того другой фильм-ловушка тех же авторов – «Остановился поезд» – еще не мог быть описан советским критиком в подобных выражениях: система-упроститель требовала его однозначной интерпретации в духе андроповского закручивания гаек. Вышедший вслед за «Чучелом», породившим водопад устных и письменных дискуссий, «Плюмбум» стал первым фильмом Абдрашитова и Миндадзе, по поводу которого в осмелевшей прессе было опубликовано большое количество ярких текстов; многие вызывают интерес и сегодня. Журнал «Советский экран» в 1987 году посвятил картине один материал в мартовском номере и два – в апрельском, настойчиво приглашая читателей к продолжению разговора. Сергей Шумаков (помимо прочего критикующий финал за спекулятивность) в своей рецензии, подчеркивая поляризацию мнений вокруг картины, отмечает: «О картине говорят так, как будто на экран выпустили сразу несколько ее версий: „Плюмбум I“, „Плюмбум IV“» (47).

«Плюмбум» родился из газетной статьи про наделенного особыми полномочиями подростка, который выводил с дискотеки пьяных старшеклассников. В сценарии Миндадзе