Горячая шестерка - Джанет Иванович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ты неправильно питаешься, – сказала я Бобу. – И можешь мне поверить, как специалисту, обжорство не пойдет тебе на пользу. Не успеешь оглянуться, перестанешь вмещаться в свою шкуру.
Бабушка оставила мне в гостиной одеяло и подушку. Я сбросила туфли, забралась под одеяло и через секунду заснула.
Проснулась я усталой, не соображая, где нахожусь. Два часа. Я попыталась что-либо разглядеть в темноте.
– Рейнджер?
– Откуда собака?
– Я его нянчу. Похоже, сторож из него никакой.
– Если бы он нашел ключ, то открыл бы мне дверь.
– Я знаю, взломать замок несложно, но как ты обошелся с цепочкой?
– Профессиональная тайна.
– Я ведь тем же занимаюсь.
Рейнджер протянул мне большой конверт.
– Просмотри фотографии и скажи, кого ты узнала.
Я села, зажгла настольную лампу и открыла конверт. Я опознала Александра Рамоса и Ганнибала. Там также были фотографии Улисса и Гомера и двух их двоюродных братьев. Все четверо очень походили друг на друга. Каждый из них мог быть тем человеком, которого я видела на ступеньках дома в Диле. Кроме, разумеется, Гомера, поскольку он умер. Еще там было фото женщины, сфотографированной с Гомером Рамосом. Это была изящная улыбающаяся блондинка.
– Кто это? – спросила я.
– Последняя подружка Гомера. Зовут Синтия Лотте. Она работает в городе. У кого-то в приемной.
– Господи! Теперь я ее узнаю. Она работает у моего бывшего мужа.
– Ну да, – подтвердил Рейнджер. – Мир тесен.
Я рассказала Рейнджеру о темном доме без признаков жизни, за исключением спущенной воды в туалете.
– Что бы это могло значить? – спросила я Рейнджера.
– Это значит, что в доме кто-то есть.
– Ганнибал?
– Ганнибал в Диле.
Рейнджер выключил настольную лампу и встал. На нем были черная футболка, черный плащ и грубые черные штаны, заправленные по-армейски в сапоги. Хороший прикид городского боевика. Не сомневаюсь, любой мужик, встретивший его в темном переулке, тут же бы наложил в штаны. А любая женщина облизывала бы губы и проверяла, все ли пуговицы у нее застегнуты. Засунув руки в карманы, он смотрел на меня. Я едва могла разглядеть его лицо в темноте.
– Не хотела бы ты навестить своего бывшего и проверить Синтию Лотте?
– Можно. Что-нибудь еще?
Он улыбнулся, а когда заговорил, голос был на удивление мягким:
– Только не при твоей бабуле в соседней комнате.
Вот так.
Когда он ушел, я снова надела цепочку на дверь и плюхнулась на диван. Долго вертелась, обуреваемая эротическими мыслями. Никаких сомнений, я законченная потаскушка. Я было воздела очи к небесам, но мешал потолок.
– Это все гормоны, – сказала я, обращаясь к тому, кто мог меня слушать. – Я не виновата. Слишком много гормонов.
Я встала и выпила стакан апельсинового сока. Потом вернулась на диван и еще повертелась, потому что бабушка храпела так громко, что я побаивалась, как бы она не втянула в себя собственный язык и не задохнулась бы.
* * *– Какое прелестное утро, – заметила бабушка, проходя на кухню. – Я бы не отказалась от пирога.
Я взглянула на часы. Половина седьмого. Заставила себя сползти с дивана и направилась в ванную, где долго, мрачная и злая, стояла под душем. Выбравшись из душа, взглянула на себя в зеркало над раковиной. На подбородке вскочил огромный прыщ. Ну вот, только этого мне и не хватало. Придется ехать к бывшему мужу с прыщом на подбородке. Наверное, кара божья за вчерашнюю мысленную похоть.
Вспомнила про пистолет в коробке для печенья. Сжала пальцы в кулак, вытянув вперед указательный палец, поднесла его к виску и сказала:
– Пиф-паф.
Оделась я, подражая Рейнджеру. Черная футболка, черные брюки, черные сапоги. И большой прыщ на морде. Выглядела я, как последняя идиотка. Я сняла черную футболку, брюки и сапоги и сунула себя в белую футболку, рубашку и джинсы с небольшой дырочкой в самом неподходящем месте, которая, как я надеялась, не была заметна. Вот так должен одеваться человек с прыщом.
Когда я вышла из ванной, бабуля читала газету.
– Где ты взяла газету? – удивилась я.
– Взяла взаймы у того милого человека, что живет напротив. Хотя он пока еще об этом не знает.
Бабушка все схватывала на лету.
– У меня сегодня нет урока вождения, поэтому мы с Луизой будем смотреть жилье. Я также взглянула, нет ли интересного насчет работы, и, знаешь, предложений навалом. Есть работа для поварих, уборщиц, визажистов и продавцов автомобилей.
– Если бы тебе предложили выбирать любую работу, какая только существует в мире, что бы ты предпочла?
– Это просто. Я бы стала кинозвездой.
– Из тебя получилась бы настоящая кинозвезда, – сказала я.
– Разумеется, я бы хотела играть главные роли. Кое-что у меня уже обвисает, но ноги еще вполне приличные.
Я взглянула на бабушкины ноги, высовывающиеся из-под платья. Хм, все относительно.
Боб топтался у двери, поэтому я поспешно застегнула карабин поводка, и мы отправились гулять. Это надо же, подумала я, отправляюсь на прогулку с утра пораньше! Кто знает, может, недели через две мы с Бобом так отощаем, что мне придется покупать новую одежду. И прыщу свежий воздух тоже на пользу. Черт, а вдруг он вообще пройдет? Может, он исчезнет к тому времени, как я вернусь домой?
Шли мы с Бобом довольно быстро. Зашли за угол, вышли на парковочную площадку, и, нате вам, Хабиб и Митчелл тут как тут, поджидают меня в «Додже» десятилетней давности с ковровыми чехлами желтого цвета. Неоновая реклама на крыше машины гласила: «Ковры ручной работы». По сравнению с этой машиной «Роллсваген» казался образцом хорошего вкуса.
– Мама родная, – сказала я. – Это что такое?
– Ничего другого под рукой не оказалось, – объяснил Митчелл. – И я бы на твоем месте не слишком изгалялся, потому что тема очень чувствительная. Не то чтобы я хотел сменить ее или еще что, но мы начинаем проявлять нетерпение. Пугать тебя не хотелось бы, но нам придется сделать что-нибудь нехорошее, если ты не предоставишь нам своего дружка в ближайшее время.
– Это что, угроза?
– А то как же, – сказал Митчелл. – Самая настоящая угроза.
Хабиб сидел за рулем, в жестком воротнике из пенопласта вокруг шеи. Он чуть заметно кивнул, соглашаясь с предыдущим оратором.
– Мы – профессионалы, – заявил Митчелл. – Ты нас своей вежливостью не надуешь.
– Вот именно, – подтвердил Хабиб.
– Вы что, собираетесь сегодня за мной таскаться? – спросила я.
– Собираемся, – сказал Митчелл. – Я надеюсь, что ты будешь делать что-нибудь интересное. Мне бы не хотелось провести день в магазине, рассматривая дамские туфли. Как я уже сказал, наш босс выражает нетерпение.
– Зачем вашему боссу Рейнджер?
– У Рейнджера есть кое-что, принадлежащее нашему боссу, и он хотел бы обсудить этот вопрос. Можешь так и передать.
У меня возникло подозрение, что обсуждение вопроса может включать несчастный случай со смертельным исходом.
– Передам, если он объявится.
– Скажи ему, пусть отдаст то, что у него есть, и все будут счастливы. Прошлое будет забыто. Никаких обид.
– Ладно, мне пора. Увидимся позже.
– Я был бы очень признателен, – сказал Хабиб, – если вы выносить мне таблетку аспирина, когда снова спуститься. Шея очень болеть от этого воротничка.
– Не знаю, как ты, – обратилась я к Бобу, когда мы сели в лифт, – но я слегка напугалась.
Когда мы с Бобом вошли, бабушка рассматривала комиксы. Боб сел рядом, чтобы принять участие в развлечении, а я унесла телефон в гостиную и позвонила Брайану Саймону.
Посте третьего звонка он снял трубку.
– Да.
– Быстренько ты съездил, – сказала я.
– Кто это?
– Стефани.
– Откуда у тебя мой номер? Его же нет в справочнике.
– Он значится на ошейнике твоей собаки.
– А.
– Ну, раз ты дома, приезжай и забирай Боба.
– Я сегодня вроде как занят...
– Без проблем. Я его привезу. Где ты живешь?
Минутное молчание.
– Ладно, тут такое дело, – сказал Саймон. – Я совсем не хочу, чтобы ты его возвращала.
– Это же твоя собака!
– Уже нет. У тебя есть еда. У тебя есть приспособление. У тебя собака. Слушай, он славный пес, но у меня нет на него времени. Мне кажется, у меня на него аллергия.
– А мне кажется, что ты негодяй.
Саймон вздохнул:
– Ты не первая женщина, кто мне это говорит.
– Я не могу его здесь держать. Он воет, когда я ухожу.
– Будто я не знаю. И еще, если его оставить одного, он ест мебель.
– Как? Что ты хочешь сказать – «ест мебель»?
– Забудь. Я не собирался этого говорить. Он на самом деле не ест, только жует, это ведь не значит ест. Да и не жует, а... А, черт, – сказал Саймон. – Удачи. – И повесил трубку. Я набрала номер еще раз, но он не снял трубку.
Я отнесла телефон на кухню и насыпала Бобу в миску сухого корма. Налила себе чашку кофе и съела кусок пирога. Остался всего один кусок, и я отдала его Бобу.