Под управлением любви - Булат Окуджава

В карете прошлого

В карету прошлого сажусь. Друзья в восторге.Окрестный люд весь двор заполонил.Тюльпаны в гривах вороной четверки,и розу кучер к шляпе прицепил.С улыбкою я слышу из-за шторкиликующий шумок скороговорки…Не понимаю: чем я угодил?Как будто хлынул свет во все каморки,которыми кишат еще задворки,как прошлого неповторимый жест…Не понимаю сути сих торжеств.

Я что хочу? В минувший век пробраться.Быть может, там – секреты бытия,что так бездарно в канувшем таятсяи без которых нынче жалок я.Вот и рискую. А куда деваться?И обойдусь, такое может статься,без ваших правд и вашего вранья.Как просто все! Чего же тут бояться?И визы ведь не нужно добиватьсяи всяких циркуляров и словес,пожалованных будто бы с небес.

Мы трогаемся. Тут же ироничный,глумливый хор арбатский слышен вслед.Как понимать? На мне костюм приличный,не под судом, долгов как будто нет.Я здесь рожден, я – баловень столичный,к мытарствам и к хуле давно привычный…Не понимаю: чем я застю свет?Кому мешает мой поступок личный?Чей шепоток несется фанатичный,что мне, мол, не уехать далеко?..Не понимаю: едется легко.

Откинувшись, я еду по бульварам,Пречистенке, Никитской и Сенной.Вот дворник с запотевшим самоваром,а вот субботний митинг у пивной,где некто норовит надраться даром.Его городовой порочит с жаром,а барышня обходит стороной.Попахивает анекдотцем старымс папашей-недотепой и гусаром…И в этот водевильный ералашвъезжает мой стерильный экипаж.

Стоит июль безветренный и знойный,на козлах кучер головой поник,Мясницкою плетется скот убойный(народ не только баснями велик).Виновного в тюрьму ведет конвойный,и оба лучшей участи достойны,но каждый к э т о й участи привык.Прошла война, грядут другие войны,их воспевает бардов хор нестройный,героев прославляя именавсё те же, что и в наши времена.

Минувшее мне мнится водевильным,крикливым, как пасхальное яйцо.Под ярмарочным гримом, под обильным,лубочное блестит его лицо.Потряхивая бутафорским, пыльнымотрепьем то военным, то цивильным,комедиант взбегает на крыльцои голосом глухим и замогильнымс каким-то придыханием бессильнымвещает вздор, сивухою томим…Минувшее мне видится таким.

И все-таки я навзничь пораженнымне падаю. Не проявляю прыть.На всем пути, в былое протяженном,Америки, я вижу, не открыть.И не каким-то городским пижоном,а путником, в раздумья погруженным,я продолжаю потихоньку плыть;все тем же завсегдатаем прожженным,картинками из быта окруженным…Кого-то, знать, их правда потрясла,но не меня. Я не из их числа.

И вижу: ба, знакомые всё лицаи речи, и грехи из года в год!В одежке, может, малая крупицанас различает – прочее не в счет.Так стоило ли в даль сию тащиться,чтоб выведать, в чем разница таится?Уж эта ловля блох из рода в род!..Куда течешь, ленивая столица?Успел уже и кучер притомиться:Он в этом разбирается весьма,хоть не учил ни счета, ни письма.

Отбив бока и с привкусом отравыво рту, я поздно начал понимать:для поисков мифической державывояжи ни к чему предпринимать,итоги их, как водится, лукавы,а за пределы выходить заставы —ну разве что суставы поразмять.Дворовые пророчества, вы правы:я жертвой стал совсем пустой забавы,с которой с детства кем-то связан был…Движение я переоценил!

«Дай Бог», – я говорил и клялся Богом,«Бог с ним», – врага прощая, говорилтак, буднично и невысоким слогом,так, между дел, без неба и без крыл.Я был воспитан в атеизме строгом.Перед церковным не вздыхал порогом,но то, что я в вояже том открыл,скитаясь по минувшего дорогам,заставило подумать вдруг о многом.Не лишним был раздумий тех итог:пусть Бога нет, но что же значит Бог?

Гармония материи и духа?Слияние мечты и бытия?Пока во мне все это зреет глухо,я глух и нем, и неразумен я.Лишь шум толпы влетает в оба уха.И как тут быть? Несовершенство слуха?А прозорливость гордая моя?Как шепоток, когда в гортани сухо,как в просторечье говорят, «непруха»…А Бог, на все взирающий в тиши, —гармония пространства и души.

Скорей назад, покуда вечер позднийдвиженья моего не перекрыл!И там и здесь – одни и те же козни,добро и зло, и пагубность чернил,кровавой сечи шум и запах розни,хотя неумолимей и серьезней,но тот же, тот же, что и прежде был…И всякий день, то знойный, то морозный,нам предстает судьбою нашей грозной.История нам кажется дурной.А сами мы?.. А кто тому виной?..

И в наши дни, да и в минувшем веке,как это парадоксом ни зови,всё те же страсти бьются в человеке:в его мозгу и в жестах, и в крови.Всех нас ведет путеводитель некий,он сам приподымает наши веки,и нас сжигает то огонь любви,а то страданье о родимом бреге,то слепота от сытости и неги…А то вдруг распояшется толпа,откинув чубчик праздничный со лба.

…Чем тягостней кареты продвиженье,тем кажется напраснее езда.Печально распалять воображенье,но расслаблять не стоит повода.Крушение надежд – не пораженье,и наших лиц святое выраженье,авось, не исказится от стыда.Стакан вина снимает напряженье…Как сладостно к пенатам возвращенье!Да не покинем дома своего,чтоб с нами не случилось бы чего.

Романс («Не предвкушай счастливых дней…»)

Не предвкушай счастливых дней,преподнесенных небесами.Омыты горькими слезами,они взойдут в душе твоей.

И времечко не то, и свечка оплыла.Из всяких громких слов рубахи не сошьешь.Я должен, должен жить, затем чтоб ты жила,ведь я и сам живу, покуда ты живешь.

Не жди безоблачной любви,и громогласной и безгрешной:она ведь не простор безбрежный,а тайный сговор меж людьми.

Любовь то вознесет, раскинувши крыла,то сгубит ни за грош, а что с нее возьмешь?Я должен, должен жить, затем чтоб ты жила,да я и сам живу, покуда ты живешь.

К потомкам

Вы размашетесь крылами – все как надо, что ни взмах,разноцветные ворота к храмам раскрывая.Мы ж исчезнем так банально со слезами на глазах.Будет вам над чем смеяться, недоумевая.

И не то чтобы случайно: мол, ошиблись в тесноте,а намеренно, надменно, как приговорили:мол, не стоит оправданий, мол, другие вы, не те…Мы не те? Да вы-то те ли? Те ли? Да и вы ли?

А на рубище елейном, а на праведных шелках —кровь и ложь, все наше с вами – то плаха, то пашня…Нам бы с песней в чисто поле – да оружие в руках!Нам обняться бы навеки – да в обнимку страшно!

«Я люблю! Да, люблю! Без любви я совсем одинок…»

Я люблю! Да, люблю!Без любви я совсем одинок.Я отверженных вдоволь встречал,я встречал победителей.Но люблю не столицу,а Пе́ски, Таганку, Щипок,и люблю не народ,а отдельных его представителей.

«Держава! Родина! Страна! Отечество и государство!..»

Держава! Родина! Страна! Отечество и государство!Не это в душах мы лелеем и в гроб с собою унесем,а нежный взгляд, а поцелуй – любови сладкоековарство,Кривоарбатский переулок и тихий треп о том, о сем.

«Уроки пальбы бесполезны…»

Уроки пальбы бесполезны —они словно поздний недуг.И вы свой характер железныйпоглубже упрячьте, мой друг.

Он был и воспет и освистанпо возрасту и по судьбе.А нынче уже не до истин,а только презренье к себе.

«Что было, то было. Минувшее не оживает…»

Что было, то было. Минувшее не оживает.Ничто ничего никуда никого не зовет.И немец, застреленный Ленькой, в раю проживает,и Ленька, застреленный немцем, в соседях живет.

Что было, то было. Не нужно ни славы, ни денег.По кущам и рощам гуляют они налегке.То перышки белые чистят, то яблочко делят,то сладкие речи на райском ведут языке.

Что было, то было. И я по окопам полазили всласть пострелял по живым – все одно к одному.Убил ли кого? Или вдруг поспешил и промазал?..…А справиться негде. И поздно решать самому.

«Роза сентябрьская из Подмосковья…»