Архангелы и шакалы - Казимир Дзевановский

– Я охотно взял бы тебя, и поверь мне, что мне неприятно отказывать тебе, но у меня нет места. И мне некогда с тобой разговаривать, так как я очень спешу.

– Возьми же меня, мне необходимо ехать.

– Я охотно взял бы тебя, конечно, но ведь видишь сам, что нет места.

– Ради Аллаха, возьми меня!

– О Аллах! Никак не могу!

– Но я должен ехать. Иначе что же я скажу Али?

– Брат! У меня нет места, и я очень тороплюсь.

– Ради Аллаха, возьми меня.

– О Аллах, не могу!

– Что же мне сказать тогда Али?

– Прекрасно понимаю тебя, но видишь сам, что никак не могу...

– О Аллах, сделай, чтобы этот человек перестал мне противиться!

– О Аллах, сделай, чтобы этот человек перестал ко мне приставать!

– Так ты не хочешь меня взять?

– О Аллах, не могу!

– Да будет обмаран тогда твой дом!..

Автобус трогается, а проехав с километр, вновь останавливается, потому что уже кто-то другой так же машет рукой. Спор повторяется.

А мы, привыкшие к тому, что подобные споры разрешаются значительно быстрее, вынуждены признать, что в Африке, как и на Востоке, время не принимается в расчет, хотя о нем и говорят порой.

Об этом надо всегда помнить. Особенно потому, что у археологов, работающих в Нубии, которая вскоре уйдет под воду, каждый день на счету.

А сегодня как раз нам помешали работать. Очередь облаченных во все черное женщин терпеливо дожидается медицинской помощи. Отказать им нельзя, поэтому приходится отложить все другие дела.

Четыре из них явились в лагерь, страдая от кашля. Обыкновенная простуда. Хлопот с ними мало: полопирин, акрон – это все, что им нужно. Одна принесла ребенка с сыпью. Здесь достаточно будет талька и какой-нибудь смягчающей мази. За этой женщиной сидит на корточках другая – молодая и красивая. Нубийки могут сидеть на корточках целыми часами, а поэтому никого не удивила ее поза, тем более что ее смуглое, красивое лицо не выдавало никаких чувств, и, уж во всяком случае, на нем не видно боли. Но когда подошла ее очередь, то оказалось, что у женщины острые боли в области живота. Беременность? Ее муж, феллах из Фараса, отрицает это. Ну, конечно, вряд ли кто-нибудь из нубийцев станет морочить голову белому человеку из-за беременности своей жены. Дети в Нубии рождаются веками, и никогда для этого не требовалось помощи белых. В чем же тогда дело? Неизвестно. Боли у женщины начались вчера. Она не в состоянии выпрямиться. Феллах заикается, путает. Он явно смущен, стесняется рассказывать о страданиях жены. Разве мужчине подобает так переживать из-за этого? Но он волнуется, смотрит на нас умоляюще, на глаза навертываются слезы, хотя он их и стыдится.

Расстилаем надувной матрац и предлагаем женщине лечь. Странно выглядит эта импровизированная амбулатория в садике под пальмами. Женщина ложится на матрац лишь тогда, когда муж кивком головы разрешает ей это. Сразу возникают затруднения. Ведь ее необходимо осмотреть. Больная обвита несколькими слоями черной ткани, под которой ничего нельзя прощупать. Рогальский и Якобельский, исполняющие в нашей экспедиции обязанности врачей, разъясняют мужу, что он должен разрешить обнажить живот жены. В отчаянии он оглядывается кругом, словно ища помощи. Остальные женщины делают вид, что ничего не поняли. Мужчина сам должен принять это неслыханное решение. Но позволить чужим людям обнажить живот жены и, больше того, щупать его! Может ли нормальный мужчина допустить подобное? Нет, это невозможно – и феллах отказывает. Но он боится, что потеряет жену. В его душе идет борьба. Если он не разрешит, жена может умереть. А если разрешит, то остальные женщины, несомненно, разгласят это по всему селению и он будет навсегда обесчещен. Что делать? Парень приходит в исступление, перестает владеть собой, по его щекам текут крупные слезы, которые столь не к лицу мужчине. В конце концов любовь к жене берет верх над мужским самолюбием. Он кивает головой. Да, он согласен.

Наши лекари приоткрывают смуглый живот женщины. В ногах у нее уселась теперь какая-то старуха, вероятно родственница, и придерживает одежду, чтобы, избави бог, не обнажилось что-нибудь лишнее.

Диагноз затруднителен. Ничего определенного установить нельзя. Мнения лекарей расходятся. Один утверждает, что это печень или какое-то женское недомогание, другой предполагает аппендицит. Кто-то вспоминает, что во время приступа аппендицита нужно предложить пациенту поджимать и выпрямлять ноги, так как это вернейший способ проверки. Только не можем вспомнить, не в состоянии больной поджать или, наоборот, выпрямить ноги. Во всяком случае, он не может проделать одно из этих действий. У нашей пациентки ноги все время поджаты. Нужно предложить ей поэтому попытаться выпрямить их.

Она не понимает нас. Потрясенный муж также не может понять. Нужно показать. Газы, мужчина солидной комплекции, в шортах и майке ложится неподалеку на песок и ритмично поджимает и выпрямляет ноги, показывая мощные, мускулистые бедра. Больная поворачивается к нему лицом и внезапно начинает хохотать. Она хохочет по-детски, до слез, несмотря на боль. Мы следуем ее примеру, а вслед за нами начинают хохотать все. И так мы стоим под пальмой над лежащим на песке Газы, который упрямо продолжает свои гимнастические упражнения. Наконец женщина поняла, в чем дело, но выпрямить ноги не может.

Осмотр больной окончен. Нубиец одевает жену и помогает ей встать. Она встает, согнувшись в три погибели. В консилиуме участвуют все поляки. Вывод единогласен. Если это печень, то у нас есть средства, могущие принести облегчение. Но если это не печень, а аппендицит, то каждый час промедления чреват смертельной опасностью. Нельзя поэтому рисковать. Женщину нужно немедленно отвезти в больницу в Вади-Хальфе. К счастью, есть автомобиль, который через несколько минут должен тронуться в обратный путь. Нужно отправить ее именно на этой машине.

Когда объявили решение, муж больной заревел белугой. Тщетно объясняем ему, что вряд ли следует пугаться, что через неделю жена будет уже ходить и самое большее через десять дней вернется домой. О нет, он понимает, что не миновать несчастья. Отдать жену в больницу, в руки чужих людей, далеко от дома – все это может означать лишь одно: он больше ее уже не увидит. Он всхлипывает и причитает:

– Такая молодая, такая хорошая жена... какое несчастье...

Никакие утешения здесь не помогут. Антек Остраш, казначей экспедиции, выдает феллаху два фунта в счет его заработка на холме. Злосчастная пара садится на вездеход и отправляется в путь. Можно снова приняться за работу.

Археологи идут на холм, а я, чьи обязанности здесь сводятся главным образом к наблюдениям, отправляюсь побродить по селению и по берегу Нила. Селение невелико, оно состоит из десятка-другого домов, которые, как близнецы, похожи на дом, занимаемый нашей экспедицией. Дома строят на песке, чтобы не пропадал ни один участок годной к возделыванию земли. У них нет окон, а над деревянными воротами блестят вделанные в глиняную стену фарфоровые тарелки с розовыми и голубыми цветочными узорами. Каждый дом в Нубии украшен такими вот тарелками – это стародавний обычай, сохранившийся с незапамятных времен. Что с того, что тарелки, украшающие нубийские дома, изготавливаются в Германии; зато над некоторыми дверьми висят украшения уже бесспорно местного происхождения: огромные, длиной в целый метр ящерицы-вараны. Высушенные на солнце, они скалят зубы, отпугивая змей и злых духов.

Внутренность домов в Фарасе поражает своей простотой. Никакой мебели, кроме широких кроватей, в которых вместо сеток натянуты ленты из пальмового волокна. Кое-где в таких домах попадаются кухонные столы, но шкафы здесь – величайшая редкость. Стены совершенно голы, хотя иногда на них висят вырезанные из газет фотоснимки. В одном из таких домов я увидел большой цветной портрет Софи Лорен в платье со смелым декольте, а рядом – снимок сидящих в парикмахерской женщин с сушилками в виде шлемов на головах. Мне так и не удалось узнать, почему этот снимок был признан столь интересным, что его сочли нужным повесить на стену. Не знаю также, какое значение придавал ему хозяин дома.

Направляюсь затем к реке. Ее берег густо зарос зелеными кустами, есть здесь и пальмы. Когда зимой уровень воды в Ниле падает, из ила выступают корни пальм, а когда вода прибывает, то кажется, что пальмы бродят по воде, словно цапли. На берегу пахнет водорослями и гниющим тростником. Веет освежающий ветер, здесь прохладнее. Прыгают в реку лягушки, ползают ящерицы, а порой попадаются и змеи. Можно усесться здесь и часами смотреть, как течет река. Дальше к югу, в двух тысячах километрах отсюда, над рекой поднимаются болотистые испарения, а по ее поверхности плывут тысячи островков. Это густые клубки водяных гиацинтов – подлинное бедствие в верховьях Нила. Они затрудняют навигацию, загромождают речной фарватер, обволакивают плотины. Сюда они не попадают, путь им преграждает плотина в центральной части Судана и пять нильских порогов. Поэтому фарватер реки здесь чист, хотя вода стала бурой от ила. Ее поверхность переливается на солнце. По воде снуют арабские фелюги с огромными, достигающими подчас пяти этажей в высоту, неописуемо красивыми парусами. Паруса парят бесшумно и очень медленно, будто взвешивая каждое свое движение. Над рекой пролетают крупные птицы: цапли, фламинго, сипы и ястребы. Порой в воздухе промелькнет характерный силуэт священного для египтян ибиса – белой птицы с крыльями, посаженными далеко сзади, длинной шеей и изогнутым клювом. Священная птица несколько напоминает реактивные самолеты типа «каравеллы».