Стихотворения и поэмы - Ованес Туманян

Поэмы

МАРО

© Перевод М. Гальперин

Там, высоко, над скалой,В глуби гор, покрытых мглой.Скал украсило челоНаше старое село.И утес, как великан,Призадумался угрюмо:Только ведает туман,Что таит утеса дума…Не постигнуть, что за мыслиНад селением нависли…      Там молящийся народ      Свято все посты блюдет.      И ходили в церковь чинно,—      Всё же горе беспричинно      И нежданная беда      Постигали нас всегда…      Вот… сейчас… одно преданье,      Быль одну вам расскажу…      Утешенья, оправданья      Я ему не нахожу…      И живет в душе моей      Память, скорбь далеких дней…

Близ села до этих порИва грустная растет…Пощадил ее топор,Близок леса темный свод…Жгли, бывало, зноем скалы,И не раз батрак усталыйВ трудовой и жаркий деньНаходил под ивой тень…Тут же вился с гор поток,Сладкогласый ручеек,Неустанный и звенящий,Он журчал в зеленой чаще,И гурьбою детской, голой,Шли долиной мы веселойВ жаркий полдень искупаться,Порезвиться, посмеяться…Так беспечной детворойЖили летней мы порой,Над цветным спеша пескомЗа лучистым мотыльком…      И когда мы уставали,      Мы, утихнув, отдыхали,      Вдруг задумавшись глубоко,      Там, под ивой одинокой,      Зло забыв, забыв добро,      Над могилою Маро…      О, Маро, дитя, подруга,      Радость детского досуга,      Как беспечны все мы были.      Как резвились и любили!

Был в Маро лучистый свет…Девять минуло ей лет…В это время золотоеВ дом к отцу явились двое…Мать Маро в хозяйской ролиПонесла им хлеба-соли.А они благодарили,Добрый дом благословили…«Будьте вы хранимы небом…За землей мы, не за хлебом![24]Слова вашего мы ждем:Отчий дом — невестин дом!..»      И отец, бокал наполнив,      По завету всё исполнив,      Отвечал покорно, строго:      «Да свершится воля бога!»      И сосватали Маро      Пастуху из гор, Каро…

А Каро, с высоких гор,Устрашал прохожих взор…Был огромного он роста.Всё в нем было кротко, просто,Но дрожали, как перо,Видя страшного Каро…Теща зятя полюбилаИ приветом одарила,Даже милая МароГоворила, что Каро —Добр и ласков и несетСласти в каждый к ней приход.

Вот пришел он за женоюС барабаном и зурною, —И Маро принарядилиИ фатой ее накрыли,Положили хну на руки,Не спросив про сердца муки,И ребенка на венчаньеПовели, как на закланье…Поп с крестом спросил Каро…Тот сказал «беру», довольный,И молчала подневольноНеподвижная Маро…Вот отец благословеньеЗятю дал: «Пусть умноженьеБлаг твоих цветет полнее,Стань на свете всех сильнее,Пусть тебя, без тяжких зол,Ждет у мельницы помол!»К мужу горною тропоюУвели Маро толпою….Мужем маленькой МароСтал большой пастух Каро.

Не пойму, пошло с чего бы…Ворожбой иль черной злобойНад малюткой начудили,Сердце страхом отравили…Может, злобная вещунья.Чародейка и колдуньяОтравила тайно платье,Нашептала ей проклятье…Сколь над горем толковалиИ в беде причин искали…      Не нашла приюта-места      В новой хижине невеста,      Убежала вновь к отцу…      Слезы лились по лицу…      «Пожалейте, пощадите!      Я люблю вас… не гоните!..      Страшно… сжальтесь надо мной!      Не могу я быть женой!»А отец стал злобы полон,И в побоях гнев отвел он…«Вон из дома, прочь, срамница!Здесь тебе уж не укрыться…Позабудь житье свое!Имя ты чернишь мое!»И, стыдясь и горько плача,От соседей горе пряча,Отчий бросила порогБезутешная Маро…

Так, отца и мать покинув.Отчий дом из сердца вынув,Под прикрытьем гор и неба,Чуть жива, без корки хлеба,От страданий цепенея,В дом чужой войти не смея.Там, в горах, где взрослым жутко,Там брела Маро-малютка,Мукой темною объята,Одинока… виновата…

Дни и месяцы текли..Весть однажды принесли;Наш соседний, с гор, пастухНам принес зловещий слух,Весть о случае ужасном,О ребенке в платье красном…«Девочка — вон в тот провал —Сбросилась сейчас со скал!»      Тут все в страхе прибежали,      В жутком горе и печали      Все, понурившись, смотрели      На безмолвное ущелье.      И отец, забыв свой гнев,      Весь от горя побелев,      Плакал, мукою терзаясь…      Мать рыдала, убиваясь…      Много плакал и Каро…      Умерла — ушла Маро…

Близ села до этих порИва грустная растет.Пощадил ее топор.Близок леса темный свод…Там под ивой одинокойЯму вырыли глубоко,Без молитв Маро зарыли…И землей ее закрыли…Не по божеским обрядамИ не с дедушкою рядом…Обтесали камень черный,И вблизи дороги горной.Под склонившимся стволомСпит Маро глубоким сном.

      У села, там, под горою.      Часто тихою порою      В черном женщина приходит      И с могилы глаз не сводит.      Над могилой слезы льет      И Маро к себе зовет…«Дорогая Маро! Маро-джан![25]Пожалей и скажи… слышит горный туман…Кто обидел тебя, Маро-джан?Возвратись же, любя, Маро-джан!Все мы плакать должны, Маро-джан…Я не вижу вины, Маро-джан!О, вернись же домой, Маро-джан!Но ты спишь под землей, Маро-джан!»      Так, склонясь над камнем скорбным,      Молчаливым, спящим, черным,      Кос печальных серебро      Сыплет, плача, мать Маро…      Тщетно слышатся моленья,      И возносятся куренья…      В полумгле ночи́ глубокой      Пламя свечки одинокой      Там, над камнем, чуть заметно,      Отвечает безответно      О далеких, грустных днях      И… теряется в горах…

САКО ЛОРИЙСКИЙ

© Перевод А. Гатов

Вот Лорийское[26] ущелье — неподвижны, там и сямСкалы древние, седые, равнодушны к пропастям,Скалы смотрят друг на друга, ничего не говорят.Немигающий, упорный, неподвижный черный взгляд.А внизу, у ног беснуясь, извивается Дэв-Бед[27].Он выплевывает пену, дикой гонкой разогрет,Бьет о берег каменистый, будто он крушит врагов.Ищет он былых, цветущих, озаренных береговИ ревет, не умолкая, ненавидя сонь и тишь:«Ваш-виш-ш-ш! Ваш-виш-ш-ш!»

Из пещер глубоких, темных там на множество ладовСлышен отклик беспокойных и дразнящих голосов.То на вопль-стенанье Дэва все каджи, рассвирепев,Откликаются, и слышно, как бушует гневный Дэв.Завывают злые духи, и повсюду слышно лишь:«Ваш-виш-ш-ш! Ваш-виш-ш-ш!»

По ночам, когда ущелье оживает от луныИ пугливыми лучами берега озарены,Волны резвые играют с чистым лунным серебром.Это, к жизни приобщаясь, скрыто в сумраке густом,Пробуждается ущелье — дышит ужас под луной,И ущелье обретает древний свой язык живой.Монастырь на плоскогорье молится, как на тахте;На краю утеса крепость, точно сторож, в темноте.С темной башни на вершине, вознесенной к облакам,Раздается безутешный крик совы по временам.И, подобен человеку, молчалив и одинок,Древний крест в ущелье смотрит, где Дэв-Бед рычит у ног.

Есть в ущелье этом домик над рекою высоко.Грустно в домике сегодня одинокому Сако.Он — пастух, и постоянно с ним живет пастух другой.Но, как демон, этой ночью тот исчез — ушел домой.Чабану в горах не сладко — до деревни далеко.Тысяча одно несчастье происходит оттого:Может, вышел корм собакам — от муки мешки пусты,Или соли не хватило для овечьей баранты?То ль яичницу у тещи съесть решил в той стороне?То ли очень истомился — стосковался по жене,—Бросил стадо и в деревню убежал он во весь дух.Поутру собрал и вывел баранту один пастух.Только выглянуло солнце на луга окрестных гор.Возвратясь, Сако снял лапти и ступни себе растер.Поразвесил для просушки он носки.Лег у печки и раскиснул от тоски.

Ты один, но кто с тобою равен силой, богатырь?Если он на землю ляжет, — великана рост и ширь!Точно дуб! А если встанет он с дубинкою своей,С набалдашником, который словно слиток из гвоздей,И свирепых псов покличет, — дик, могуч и страшен он.Зверь и вор обходят робко этот домик и загон.Каждый божий вечер, только загорается звезда,К пастуху приходят гости, наполняется ода[28]́.В печку — хворост, и свирелей начинается игра.Песни, шутки-прибаутки, пляска юная быстра.

У Сако сегодня скучно. Темнота и тишина.В доме глухо-одиноко без второго чабана.Он разлегся поудобней — от камина шло тепло.И так много разных мыслей неожиданно пришло.Он ущелие увидел — вековую глушь и тьму,Тут — то бабушкины сказки сразу вспомнились ему,Сразу вспомнились, и, темной этой древности под статьОн о духах злых невольно начал думать-размышлять:Как они толпой веселой на своих ногах кривых,Принимая ночью образ тюркских женщин молодых,К людям грустным, одиноким, не просясь, приходят в дом.Вспомнил он каджи, которым есть что делать здесь кругом.Лишь увидят из пещеры человека на скалеИли путника, устало проходящего во мгле, —Родственным или знакомым подражая голосам,Зазывают на пирушку, поднимают шум и гам.Бьют наотмашь в барабаны и играют на зурне…Сказки бабушки покойной зазвучали в тишине,Будто в детство золотое возвратился снова он,Сказок древние напевы — точно призрак, точно сон;Они зовут:

           «Сако, приди,           Сыграем свадьбу мы на диво!           Мы буйно пляшем, погляди!           Невесты-девушки красивы.

           Возьми лепешку у меня!           Смотри, яичница какая!           Я — твоя тетя, я — родня,           Я — твоя нани[29], я — родная.

           С тобой я буду так нежна!           Тебе любовь платочком машет.           Красавица поет и пляшет,           Трани-на-на! Трани-на-на!»

И нелепые картины безобразной чередой,Возникая в беспорядке, взор смущают молодойИ к Сако идут навстречу грузной поступью своей.Но, мгновенно превращаясь в пляску медленных теней,Удаляются неспешно, разлетаются они,Тени злобные уходят в их пещеры-западни.

Может быть, то лань метнулась? Или это серый волкМимо домика промчался? Иль качнулся древний ствол?Или прыгнула козуля к пропасти на самый крайИ свалила ножкой камень сверху в бездну невзначай?Или ветер кружит листья и бросает на скалу?Или мечется мышонок, заблудившийся в углу?Или блеянье ночное пробудившихся овец?Он прислушивался долго, и решил он наконец:Кто-то влез в его загон.                                   Кто?                                              Прислушивается он…

Кто в трубу бросает сверху то золу, то горсть песка?Кто в ертык[30] сию минуту посмотрел исподтишка?Кто легко прошел по крыше, тихо-тихо, точно мышь?Кто ты там, эгей! Откликнись! Притаился и молчишь?Нет ответа. Только слышен Дзорагета хриплый стон.Ах, я знаю, кто там бродит! То — Гево. Никто как он.Кто отважится? Все знают пса свирепого… «Гево!»Не боюсь…                 «Гево!»…                               В ответ он не услышал ничего.

И еще страшней молчанье, да ревущий Дзорагет.Дзорагет о берег бьется. Ни людей, ни ветра нет.Мир уснул. Спит ветер. Только духи темные не спятИ шныряют по ущелью взад-вперед, вперед-назад,Свой бесовский пир справляют на скалистой высотеИ танцуют, словно тени, веселятся в темноте.Одинокого им нужно человека… Нет ли тут?И в загон они проникнут… С визгом-хохотом вбегут.Тяжело пастух вздыхает. Вот на тлеющий огоньОн уставился глазами и прижал ко лбу ладонь.Лихорадит великана, и лежит он не дыша.Переполнена смятеньем горца дикая душа.           Не волчья тень, не ветра крик, —           Нет, звезды сыплются в ертык,           В пастушьей хижине сверкают.           Он хочет вверх взглянуть, но страх           Сжимает сердце и в ушах           Шушуканье, шипенье, шорох.           И в дверь удары, от которых           Он в ужасе. — Да, это он!           Ха-ха! Ха-ха! Он нам смешо́н!           Ха-ха! Взгляни-ка, погляди-ка!           Оцепенев, он смотрит дико…

Шевельнулся он, свой ужас, наважденье превозмог.Только пуще задрожал он, поглядев через порог.Шыррк! Раскрылась дверь, качаясь, и ворвался хоровод,Перед ним кружится быстро, песни звонкие поет.Черноглазых, смуглых женщин — он их видит — полон дом.Рев и писк их безобразный, смех и хохот их кругом.

Это страшное ущелье. Только краешек луныИз-за туч украдкой взглянет. Звезды в тучах не видны.В этот час, когда ужасен пропастей скалистых вид,По Лорийскому ущелью великан Сако бежит.Демонские за собою он услышал голоса,Злые духи вслед пустились, по ветру — их волоса.Настигают и хватают за руку его… Потом,Замахнувшись, бьют змеиным отвратительным хвостом,А каджи[31] в своей пещере барабанят и дудят;Голосов знакомых звуки к пастуху Сако летят.

           «Сако, на свадьбу к нам приди!           Повеселимся мы на диво!           Мы буйно пляшем, погляди!           И много нас, невест красивых.

           Возьми лепешку у меня!           Смотри, яичница какая,           Я — твоя тетя, я — родня,           Я — твоя нани, я — родная.

           С тобой я буду так нежна!           Моя любовь платочком машет.           Красавица поет и пляшет,           Трани-на-на! Трани-на-на!»

А Дэв-Бед летит, грохочет и ревет, бурлив и зол:«Убежал Сако, держите! Он с ума сошел».

СТЕНАНИЯ