За Родину! За Сталина! - Владимир Бушин

Конечно, в том и другом случае можно при желании извинить дважды доктора, ибо XIX век и литература не его специальность, но кошмарное бедствие в том, что такими «кульмами» и «буниными» кишмя кишат все его сочинения и об Отечественной войне, где он претендует на знание даже таких фактов: «22 июня Сталин выпил лишь один стакан чая».

Коснувшись этого дня в другой раз, Волкогонов уверяет, что именно тогда, 22 июня, Черчилль прислал Сталину телеграмму с выражением готовности к совместной борьбе против фашизма. Надо иметь весьма смутное представление об этих людях, чтобы утверждать подобные вещи. Оба они были слишком многоопытными политиками, слишком хорошо знали друг друга, чтобы сразу кидаться в объятия. На самом деле Черчилль обратился к Сталину только 8 июля, потом 10-го, а Сталин ответил лишь 18 июля.

Но есть вещи поважнее телеграмм даже руководителей великих держав. Историк не имеет ясного представления и о важнейших сражениях войны, приводит путаные, неверные сведения об их датах, о количестве противоборствующих сил и т. д. Например, знаменитая Ельнинская операция, осуществленная под командованием Г. К. Жукова, – это наше первое успешное наступление такого масштаба, в ней родилась советская гвардия. Она была проведена с 30 августа по 8 сентября 1941 года. А Волкогонов заставляет своего Сталина хвалить ее как удачную уже 4 августа – за месяц до того, как она началась.

О Московской битве историк пишет, что мы добились в ней успеха при «некотором превосходстве» противника в силе. На самом деле перевес у немцев был весьма существенный. Так, в начале битвы наступающие войска противника имели почти полуторное превосходство в живой силе и почти двукратное в технике. Его превосходство сохранилось почти во всем и к началу нашего контрнаступления. Нечто подобное пишет Волкогонов и о Сталинградской битве.

А чего стоят домыслы о том, что Сталин «в любой (!) операции всегда (!) сокращал сроки на ее подготовку, всегда (!) торопил, всегда (!) полагал, что темпы могут быть бóльшими. «Никаких фактов, подтверждающих это, у него нет. Но вот живой документ. Верховный телеграфирует Жукову в Сталинград перед наступлением наших войск: «Если Новиков думает, что наша авиация не в состоянии выполнить эти задачи, то лучше отложить операцию…» И таких документов можно привести немало.

Или: «Сталин никогда (!) не жалел людей. Никогда!.. Ни в одном (!) документе Ставки не нашла отражения озабоченность Сталина большими людскими потерями». Но вот же опять подлинный документ – телеграмма Хрущеву и Тимошенко в мае 1942 года, где есть такие слова: «Не пора ли нам научиться воевать малой кровью?» Нужны еще документы?

Скучно это, чуть не на каждой странице ловить дважды доктора и трижды генерала за руку и сечь, как бурсака. Оставляем читателям возможность самостоятельно решить, позволительно ли верить такому человеку и в столь важном вопросе, как потери на войне. А мы перейдем к другим последователям Солженицына.

Вот Владимир Солоухин. Порой он предпринимал такие шаги, что мог бы остаться в примечаниях к истории русской литературы и общественной мысли, но, видимо, не останется, ибо всегда шел следом за другими, храбро повторяя то, что они уже сказали. Например, заявил, что М. Шолохов – литературный карманник, укравший у кого-то «Тихий Дон». Очень смело! Если забыть, что об этом уже не раз долдонил круг известных лиц от того же Солженицына до Роя Медведева, которые, между прочим, делали это еще при жизни великого писателя, а не после его смерти, как Солоухин. Так что именно они попадут мелким шрифтом в примечания к академическому собранию сочинений Шолохова, а не мой однокашник.

Вообще же надо заметить, что вокруг произведений, явившихся в той или иной мере событием, сенсацией, нередко возникают разного рода легенды, слухи, версии. Взять хотя бы «Архипелаг ГУЛАГ». Некоторые утверждают, что его написал вовсе не Солженицын. Дело в том, что первое, вышедшее в Париже, не отредактированное издание книги буквально нашпиговано нелепостями, искажениями, ошибками самого различного характера вплоть до элементарных грамматических ошибок в написании имен, географических названий и других слов. Например: КишЕнев, ТарусСа, Троице-СергиевСКАЯ лавра, ВячИслав, КЕрилл, на мелководьИ, в платьИ, в ПоволжьИ, нивелЛировать, карРикатура, анНальное отверстие… Даже анальное отверстие представил в ложном свете! Вместо Фемиды у него Немезида, вместо атамана Платова какой-то Платонов, вместо «навзничь» – «ничком»… Выдумал в России какую-то Михневскую область. Реку Эльбу перепутал с городом Эльбинг. Есть выражение: «ехать на лошади (верхом) охлябь или охлюпкой», то есть без седла. У Шолохова, например, встречаем: «Ты поедешь охлюпкой, тут недалеко». Солженицын, обвиняющий Шолохова в литературном воровстве, видимо, у него и попытался стащить колоритное словцо, но, будучи литературным глухарем, боже! как при этом изуродовал: «Сели на лошадей охляблью». В иных словах он ухитряется сделать по три-четыре ошибки, например: «Мао-дзе-Дун». И конца этому нет. Знаменитая книга написана, пожалуй, еще более малограмотно, чем сочинения Волкогонова.

Вот некоторые антипатриоты и сомневаются резонно, действительно ли «Архипелаг» написан Солженицыным, человеком, окончившим Ростовский университет, где был сталинским стипендиатом, да еще два курса столичного Института истории, философии и литературы; человеком, который с юных лет все писал да писал; наконец, именно тем человеком, который изобрел презрительный ярлык «образованщина» и не устает клеймить время: «Безграмотная эпоха!» Да одно только заявление, что «из-за лесов и болот Наполеон не нашел Москвы», заставляет сомневаться, что книгу написал русский человек, – тут ведь и университеты ни при чем.

При издании книги в нашей стране все это, разумеется, было исправлено, ибо у нас в редакциях есть корректоры, бюро проверки, на которых издатели Запада не раскошеливаются. За одно это Александру Исаевичу надо бы молиться на социализм, а не хаять его, ибо только благодаря ему слывет он у нас вполне грамотным литератором. Впрочем, мы не удивимся, если всю вину Солженицын свалит на свою бывшую жену А. Решетовскую. Это, мол, она, перепечатывая рукопись, насыщала ее по заданию КГБ лютой дичью: Чан-Кай-ШИ, Ким-ир-Сен, ФилЛипс, ХакасСия, БауманОВский район, гутТаперчивые куклы, зэпадозрЕть, балЛюстрада, агГломерат, восСпоминания и т. д.

Но вернемся к Солоухину. В «Литературной России» он назвал советскую власть «поганой», а в «Литгазете» – «бандитской». Опять был шанс войти в историю, если бы не тот же Солженицын, который когда еще тявкнул то же самое. А до него – Геббельс. Когда Солоухину говорят: «Как же тебе не стыдно, старый хрыч! Если не советская власть, стал бы ты, сын колхозника, известным писателем?» – он уверен, что стал бы, и указывает на Есенина – тоже, мол, из крестьян. Верно, но тут есть два непустячных обстоятельства. Во-первых, Есенин – гений, ставший национальным поэтом, чего Солоухину добиться не удалось. Больше того, не так давно был случай, когда в Колонном зале на вечере «Роман-газеты» публика просто не дала ему говорить и согнала с трибуны. Представьте себе на этой трибуне Есенина, читающего «Письмо к матери» или «Мы теперь уходим понемногу», что перевешивают все сочинения Волкогонова, Солженицына и Солоухина, вместе взятые.

Второе. Да, Есенин стал поэтом незадолго до революции, но при советской власти не имел он ни четырехкомнатной квартиры, ни роскошной дачи от Союза писателей вдобавок к родительскому дому в деревне, ни машины, ни орденов-премий, ни бесконечных путешествий по всему свету за казенный счет, – все это и кое-что сверх того имеет Солоухин, который к тому же благодаря своей безмятежно-сладостной жизни вот уже почти в два с половиной раза старше Есенина.

А знает ли Солоухин, что царская охранка следила за молодым поэтом, что на квартире у него несколько раз производился обыск? Ведь в жизни нашего современника ничего подобного не было. Действительно, чего ж следить за таким грандиозным патриотом, слагающим оды о Ленине, партии и социализме. Подумал бы он об этом. Да еще вот о чем: если власть поганая, бандитская, а ты при ней так ошеломительно преуспел, то кто же тогда по природе своей сам? Ведь поганая власть поощряет, естественно, прежде всего поганцев, бандитская – бандитов…

Солоухин любил читать с эстрады трагическое стихотворение, в котором рефреном повторяется строка: «Сегодня очередь моя». Дескать, на защиту русского народа, за честь родины поднимались до сих пор люди разных времен, судеб, сословий, но вот встаю теперь я и иду на подвиг, и не надо, дорогая супруга, меня жалеть. Понять чувство поэта можно. Он действительно изрядно замешкался. Его очередь подошла еще во время войны – в сорок втором году, но он служил в охране Кремля и на фронт не прошел по конкурсу. Да, среди охранников действительно устраивали конкурс по военной подготовке, и вот в решающем соревновании по стрельбе Солоухин показал неважный результат и не прошел. Так до конца войны и прослужил в Кремле, сторожил, чтобы не уволокли Царь-колокол, прочищал Царь-пушку, сгонял ворон с Успенского собора. Но тем не менее побалакать о войне, о ее ужасах и потерях любит не меньше, чем Солженицын. Что именно он балакает, мы рассматривать не станем, это скучно, ибо ничего нового у него нет, а опять лишь перепевы таких знатоков войны, как известный нам беспушечный артиллерист.