Сталин. Операция «Ринг» - Николай Лузан

На следующий день советский пароход «Шилка» покинул порт Роттердама без своего бортрадиста. Для команды он стал предателем-невозвращенцем. В то время когда голландская полиция допрашивала Барановского, на которого пали первоначальные подозрения, Павел по чешскому паспорту пересек границу, на такси добрался до Брюсселя, сел на поезд, следовавший в Париж, и вечером был в столице Франции. В ней он не задержался, после встречи с сотрудником разведки Иваном Агаянцем, работавшим под «крышей» третьего секретаря посольства, скрылся в пригородах и в течение двух дней отсиживался на явочной квартире. Она стала для Павла спасательным кругом от идущих по следу гончих псов из боевки ОУН.

В положении Ударова-Миклашевского именно явочная квартира в Смоленске должна была послужить не просто спасательным кругом, но и точкой опоры в многоходовой операции «Ринг». От нее он должен был оттолкнуться, чтобы дальше двигаться к цели. Судоплатов снова повторил свой вопрос:

– Итак, товарищи, будем выводить Ударова на ЯК Осадчего или нет?

– Не только выводить, Павел Анатольевич, но и создавать резервную ЯК, чтобы не получилось, как с Перловым, – настаивал Маклярский.

– Согласен, резервная ЯК необходима, но вывод Ударова на Осадчего преждевременен. Но я не вижу смысла раньше времени расшифровывать его перед Осадчим, – стоял на своем Зеленский.

– Ты не прав, Виктор Григорьевич! Представь себя в Смоленске? Обстановки в городе не знаешь, содержателя ЯК в глаза не видел. На квартире неизвестно кто – наш человек или засада фашистов?

– Михаил Борисович, эта проблема всегда возникает в таких ситуациях. Тут все зависит от человека. И как поведет себя Ударов, лучше вас никто не знает.

– Поведет как надо. Он способен на подвиг!

– Стоп, стоп, товарищи! Какой еще подвиг? – не дал разгореться спору Судоплатов.

– В том смысле, Павел Анатольевич, что Ударов не человек, а кремень!

– В том, что надежный, у меня тоже нет сомнений, – согласился Судоплатов и подчеркнул: – А вот подвигов нам не надо! Подвиг – это результат плохо продуманной и плохо организованной операции.

– Павел Анатольевич, я имел в виду прежде всего волевые качества Ударова и его способность действовать решительно в сложных ситуациях.

– Михаил Борисович, время покажет, на что он способен. Наша задача максимально обеспечить Ударову условия для выполнения задания. Ясно?

– Так точно! – подтвердили Маклярский и Зеленский.

– В таком случае, Михаил Борисович, от моего имени подготовь указание Лаубэ. Он должен заняться поиском резервной ЯК и обеспечить вывод Ударова на Осадчего.

– Есть! – принял к исполнению Маклярский.

Выполнение указания Судоплатова затянулось на два с лишним месяца. Его опасения, что активная повстанческо-диверсионная деятельность РДР «Сокол» привлечет внимание фашистов, подтвердились. На поиск и уничтожение группы Лаубэ были брошены не только моторизованный эскадрон OD (Ordnungsdienst), батальон общественной безопасности Космовича, но и армейские части. Чтобы уйти из-под удара, резидентуре пришлось оставить свою базу и маневрировать по Витебской и Смоленской областям. К середине марта ей удалось оторваться от преследования и скрыться в глубине лесов под Рославлем. После того как была оборудована база и установлена связь с местным подпольем, Дырман, Немкович и Миклашевский отправились в Смоленск, восстановили контакт с содержателем явочной квартиры Осадчим и занялись поиском его дублера. Завершать эту работу пришлось уже Дырману и Немковичу. Затяжка в операции «Ринг» вызвала недовольство у Берии, и Судоплатов вынужден был форсировать события.

В начале апреля 1943 года Миклашевского самолетом вывезли на «большую землю», и с того дня началась операция по его выводу на сторону фашистов. Ее подготовку Судоплатов поручил будущему знаменитому советскому разведчику старшему лейтенанту Фишеру (Абелю). К тому времени за плечами Вильяма было уже 16 лет службы в разведке. Этот его выбор предопределила сама судьба. Родился он далеко от России, погрузившейся в пучину революций, – в благопристойной Великобритании, в провинциальном городке Ньюкасл-апон-Тайн, в семье марксистов-политэмигрантов, высланных из России в 1901 году за подрывную деятельность. Бесспорные таланты Вильяма открывали ему многие дороги в захватывающе интересный мир науки, искусства и… разведки. Он с детства проявил способности к рисованию и музыке, позже – к радиотехнике, овладел в совершенстве четырьмя языками: русским, немецким, английским и французским. Впереди его, возможно, ждала жизнь респектабельного буржуа, но произошла очередная – Октябрьская – революция в России, и она в одночасье перевернула размеренную жизнь семьи Фишеров.

Давняя мечта отца и матери о новом социалистическом государстве – справедливом, гуманном государстве равных для всех возможностей и дерзновенных замыслов – передалась Вильяму и позвала в дорогу. В 1920 году Фишеры возвратились в Москву и активно включились в строительство новой жизни. Первое время Вильям работал переводчиком в Коминтерне. В 1925 году был призван в армию в 1-й радиотелеграфный полк Московского военного округа и вскоре стал одним из лучших радистов. После увольнения в качестве радиотехника занимался разработками новых систем связи в научно-исследовательском институте военно-воздушных сил Красной армии.

В 1927 году на Вильяма обратили внимание сотрудники советской разведки и пригласили на службу. Ее он начал 2 мая в качестве переводчика, а затем радиста. После прохождения курса специальной подготовки в 1930 году был направлен по линии нелегальной разведки за границу и исполнял обязанности радиста резидентур в Норвегии и Великобритании. И здесь проявилась еще одна способность Фишера-Абеля – теперь уже как вербовщика. Первый крупный его успех был связан со склонением к возвращению в СССР выдающегося физика Петра Капицы.

Перед Фишером-Абелем, казалось бы, открылся путь к вершинам искусства разведки, но все рухнуло в одночасье. После бегства в 1938 году на запад советского резидента Александра Орлова (Фельдбина) Фрэнка в числе других разведчиков-нелегалов отозвали в СССР. На родине его ждали далеко не награды. В НКВД грянула очередная чистка. Его главу Ежова, оказавшегося не таким уж железным и не таким уж верным сталинским наркомом, «освободили» от должности и сплавили в наркомат водного транспорта СССР. Там он не проплавал и года, как пошел ко дну и потянул за собой тысячи сотрудников органов безопасности. В их числе оказался и Фишер. Вильяму «повезло» чуть больше, чем Ежову и сотням бывших коллег, его не расстреляли и не отправили в лагерь, а, припомнив лишь буржуазное происхождение, выбросили за ворота Лубянки с волчьим билетом.

Вернули Фишера в боевой строй война и испытанные товарищи, уцелевшие во время репрессий, – Судоплатов и Эйтингон. Под их руководством он сначала занимался подготовкой радистов РДР и переброской разведчиков в тыл противника, а позже участвовал в проведении радиоигр «Монастырь», «Курьеры» и «Березино» с гитлеровскими спецслужбами. После окончания войны Фишер получил новое задание – ему поручили проникнуть под завесу глубочайшей тайны, окутывавшей американский атомный проект «Манхэттен».

В ноябре 1948 года по паспорту на имя гражданина США литовского происхождения Эндрю Кайотиса Фишер прибыл в Нью-Йорк, и там произошло его второе перевоплощение. В Бруклине в доме номер 252 на Фултон-стрит открылась студия, владельцем которой стал фотохудожник Эмиль Гольдфус. Она же служила идеальным прикрытием для нелегального резидента советской разведки Марка и его агентов. В далекой Америке для них наступил звездный час – важнейшие секреты атомного проекта «Манхэттен» стали достоянием советской ученых и во многом ускорили создание ядерного щита СССР.

На вершине этого успеха радист Рейно Хейханен (Вик) нанес по Фишеру подлый удар. Предатель-перебежчик выдал ФБР резидента Марка. 25 июня 1957 года ранним утром агенты ФБР вломились в номер нью-йоркской гостиницы «Латам», который занимал Фишер. Он успел уничтожить шифры, но остались другие предметы, указывающие на разведывательную деятельность. Несмотря на все старания, агентам ФБР удалось узнать лишь его имя и фамилию – Рудольф Абель. Но это был еще один тонкий ход разведчика. Имя и фамилия его друга и коллеги, уже ушедшего из жизни, должны были дать понять руководителям советской разведки, что резидент Марк жив и не сдался.

После ареста Фишер-Абель отверг обвинения ФБР в шпионаже, от дачи показаний на суде отказался, был осужден к 32 годам и помещен в одиночную камеру. В течение всего срока заключения американские контрразведчики пытались склонить его к сотрудничеству: предлагали высокие должности в американской спецслужбе и большие деньги, а когда посулы не сработали, стали угрожать казнью на электрическом стуле. Это не сломило Фишера-Абеля. Он, как и его родители, относился к числу романтиков-идеалистов, которые по зову сердца и души встали под знамена революции, освященные такими притягательными словами, как «свобода», «равенство» и «братство». Они служили не партийным вождям, а высоким идеалам и ради них жертвовали не только свободой, но и жизнью. Находясь в камере, Фишер-Абель нарисовал целую галерею портретов, в том числе президента Кеннеди; позже картина заняла место в Овальном кабинете Белого дома.