Оберег на любовь. Том 1 - Ирина Лукницкая

Нет, не напрасно мы познавали, анализировали, спорили… В головах кое-что оседало. Во всяком случае, отличать высокое от пошлого мы точно научились. Значит, не совсем уж мы дети, какими предпочитают нас видеть взрослые. Кажется, и громкая фраза феи о любви понималась нами правильно. Зря тетя Люся за нас волновалась…

Тем не менее, насчет кукол она была абсолютно права. Было. И не далее, как вчера.

Вечером, когда мы укладывались спать на мансарде, Соня загадочным шепотом, будто это была страшная тайна, спросила меня:

– Хочешь, что-то тебе покажу?

И повела меня в темный угол.

Там, на полу за печной трубой, стояла большая коробка, накрытая старенькой пуховой шалью. Соня откинула дырчатую шерстяную накидку, и я увидела уютно разложенных, словно на постельке, кукол, мишек, заек и прочий игрушечный народ. Меня поразило, что старые игрушки не были свалены в одну никчемную кучу и забыты навсегда. Напротив, каждый персонаж был обласкан и обихожен моей сердечной подругой. Судя по тому, что пыли в кукольном приюте не наблюдалось, Сонечка довольно часто заглядывала в заветную коробку и, надо думать, втихаря играла в куклы. Я не стала высказываться вслух о своей догадке, чтобы не задеть святые девичьи чувства. Да и сама гордая девочка ни за что бы не призналась в своей детской слабости. Она стала вытаскивать по одному и представлять мне своих любимцев:

– Это мой любимый белый Мишка. Его мне подарила мама на мое пятилетие.

Мишка – какой-то нестандартный, не плюшевый, а сшитый из куска поролона, местами аккуратно подштопанный по швам – вальяжно расселся в углу коробки, как хозяин. Он был уже далеко не белым, так как поролон сильно со временем пожелтел. Но это нисколько не портило симпатичного друга. Глаза – две разноцветные блестящие бусинки – смотрели на мир приветливо и озорно, а вышитый алыми нитками рот имел форму перевернутой радуги. Это был улыбающийся мишка.

Потом Соня подала мне серого облезлого зайца, почему-то с завязанными под подбородком ушами. Я хотела развязать узел, но подруга ревниво забрала у меня животное и сказала:

– Не надо. Ему так теплее. Они же совсем одни живут на даче… с осени и до самой весны.

Моя Соня… Я-то думала, что достаточно хорошо знаю ее. Оказывается, она в тысячу раз сентиментальнее меня. Ее маленькое сердечко способно пожалеть и приголубить кого угодно.

Дальше шла еще целая череда мягких зверушек: Тигрулька, безымянная лисичка, жирафчик с забавной кличкой – Зилибоба и кот Монстрик, до того страшный, что лучшего имени ему и не придумаешь.

Закончив презентацию, Сонечка бережно вернула своих питомцев обратно в кроватку и заботливо укутала платком. При этом она тихонько бормотала и приговаривала себе под нос, обращаясь к бессловесным милым существам: «Тут вам будет тепло, и вместе не так одиноко». А мне подумалось: «Сонька никогда не предаст, как не предала своих давних игрушечных друзей»…

– Это же прекрасно, Люсенька. Есть верная примета: если девочка долго играет в куклы, значит, будет замечательной женой и матерью, – вернул меня в действительность сладкозвучный голос феи.

Она еще что-то говорила красиво и плавно про наше счастливое будущее. В затуманенную голову волнами вкатывались сладкие видения. Две девочки-замарашки с нечистыми пятками и оцарапанными коленками волшебным образом эволюционируют и превращаются в писаных красавиц. На них пышные, как бисквитные пирожные, платья и изящные атласные туфельки. Тыквы, разлегшиеся штабелями на грядках, преобразуются в золоченые кареты. Тут из-за горизонта на белых конях возникают, как два солнца ясных, долгожданные принцы. В порыве страсти они разрывают свои грудные клетки, вынимают и протягивают нам на ладонях горячие пульсирующие сердца.

Людмила Ивановна незаметно улыбалась. Теперь она была спокойна: к опасной теме любовников, слава Богу, больше не возвращались. И все же, речь говорливой соседки казалось ей не ко времени и не к месту. Она была абсолютно не готова к тому, чтобы представить свою девочку в роли мамаши с выводком ребятишек, поэтому обсуждать тему женихов и перспектив дочкиного замужества не собиралась. Смеющиеся глаза ее выдали хитрый ход, который предприняла сообразительная родительница, чтобы завершить неугодную ей дискуссию. Она предложила:

– Девчонки, а не сходить ли вам на речку искупаться? А нам с Генриеттой Мирославовной уже пора заниматься клубникой.

Соседка нисколько не обиделась. Напротив, она, как человек очень отзывчивый, искренне поддержала эту идею:

– Как я рада за девушек, а то им, молодым, с нами неинтересно. Красавицы мои, скорее на волю! На реку, в лес, за новыми знакомствами, за свежими впечатлениями…

Любопытной оказалась реакция тети Люси. Она, не сдержавшись, прыснула в кулак, как будто чихнула, на что Генриетта вежливо пожелала ей здоровья. Но мы сразу поняли, что Сонина матушка смеется. Что ее так раззадорило? Я сначала подумала: «Просто она в уме продолжила логический ряд, начатый старухой: «…за свежими впечатлениями, за свежими кавалерами…». И тут до меня дошло. Ведь старушка автоматически внесла задушевную подругу Люсеньку в свою возрастную группу. А тете Люсе на этот момент не было еще и сорока.

…Благодаря Сонькиной открытости, я была изрядно информирована о жизни Людмилы Ивановны. Соня очень гордилась матерью и часто делилась со мной новостями об ее успехах на работе и в быту. К своему бальзаковскому возрасту женщина достигла многого. Соньку родила и подняла, можно сказать, одна – это раз. Окончила МАИ, и к своим тридцати восьми выросла до ведущего конструктора на авиационном заводе – это два. Ей повезло, она трудилась в мужском коллективе, где все без исключения высоко ценили ее за светлую голову, уважали за редкую порядочность и работоспособность и, конечно, носили на руках, потому что она была душой и любимицей всего КБ. Работники бюро знали, что без Людмилы Ивановны коллектива бы как такового просто не было. Мужики ходили плакаться в жилетку к единственной сослуживице. Она как никто умела выслушать, пожалеть и успокоить – это три. В этом Соня была копия своей родимой матушки. Обеих хлебом не корми, дай только о ком-нибудь позаботиться.

И вдруг я догадалась: так вот почему тетя Люся не одобряла перспективы скорого появления женихов у своей дочери! Просто-напросто она сама была еще очень молода! Как раз сейчас она в полной мере осознала прелесть своего возраста. Находясь в самом соку и на пике признания заслуг, женщина могла просто не заметить, что дочь уже выросла.

Я никак не могла привыкнуть к ее новому образу простушки. Утром, когда мы заплетались перед зеркалом, сооружая себе конские хвосты на затылке, да обряжались в рабочие одежды, основательно готовясь к трудовому подвигу, я не удержалась и спросила Соню:

– Зачем твоя мама повязывает платок?

– Думаешь, мне самой сильно нравится? Она на даче всегда такая. В городе сроду не выйдет на улицу – даже мусор вынести! – с ненакрашенными губами или непричесанная, а здесь ходит, как колхозница…

– Вот же новая панама на гвоздике висит, – указала я на симпатичную шляпку из плотного накрахмаленного полотна приятного салатного цвета, – красиво и практично. Лицо от солнца, опять же, закрыто. Или эта шляпа на выход?

– Ты меня умиляешь! Ну какой выход? Разве что – к соседям. Если, конечно, повезет, и чета Перетятько пригласит нас в свою баню попариться.

– Чета кого?

– Говорю же, Перетятько.

– Яка смешна фамилия, – захихикала я.

– Зато люди хорошие. У них там в семье: старики, дети, внуки – все Перетятьки. Слушай, не перебивай!

Соня вошла в раж и продолжала выражать недовольство по поводу внешнего вида матери.

– Хоть бы разок шляпку на речку одела. Не хочет. Вбила себе в голову, что при удлиненной форме носа не рекомендуется носить шляпы и панамы, только береты годятся. Вот и забраковала. Мнительная она у меня.

В голосе Сони чувствовалась искренняя забота о матери и любовь.

– Разве у тети Люси длинный нос? – удивилась я. – Что-то не замечала.

– Она находит, что очень. Вообще-то, у нас нею одинаковые. Будь они неладны, носы эти.

Да, они были похожи – мать и дочь. Если бы не россыпь ярких веснушек на Сониной мордахе, то вообще, можно сказать, одно лицо. Только в Соньке как-то больше рыжести, что ли, чем в Людмиле Ивановне. У моей подруги вся жизнь – борьба с «конопушками», как она называет солнечные отметинки на бархатистой коже. Когда никакие маски и крема не помогают, в ход идет маскировочный карандаш. Носы, может, у них и не идеальны, с чуть выраженной горбинкой, но большие глаза, четко очерченные выпуклые губы, а также высокие гладкие лбы – просто идеально правильной формы у обеих. Соня вечно прибедняется и говорит, что у них с матерью лица – хоть циркуль ставь. А мне нравится. Две луноликие красавицы. Я читала, что круглый контур лица ассоциируется с мягкостью, добротой и миролюбием. По-моему, верно.