Оберег на любовь. Том 1 - Ирина Лукницкая

Ура, нам разрешили купаться! Сонька помчалась в дом, чтобы переодеться и захватить полотенца. Я, в принципе, была готова к долгожданному походу на речку. Осталось только сбросить надоевшую робу, как лягушачью шкурку, и вот она – царевна во всей красе. Утром, спросонья, я плохо соображала, но все же натянула на себя видавший виды красный купальник, предчувствуя, что сегодня мы не должны ограничиться трудовым десантом и дело, наконец-то, дойдет до моих любимых водных процедур.

Тетя Люся как-то незаметно упорхнула в огород и испарилась где-то там на грядках. На некоторое время мы остались наедине с Генриеттой. Она напряженно смотрела на меня, чуть прищурив глаза и наморщив лоб, будто пыталась вспомнить, где же раньше видела эту пигалицу. Чтобы хоть как-то заполнить неловкую паузу, я задала вопрос, который, по моим расчетам, должен был хотя бы на время отвлечь внимание собеседницы от моей скромной персоны.

– А из виктории вы тоже варенье варите?

И указала на вазочку с остатками цветочного нектара, надеясь, что старуха сейчас же начнет подробно делиться со мною рецептами варенья. Ну, не клубничного, так розового. А там, глядишь, и Сонька подоспеет.

Но вышло совсем не по-моему.

– Знаешь, Полюшка, «виктория» – это всего лишь сорт ягоды. Все-таки общее название культуры – земляника садовая, – ласково поучала она меня и откровенно признавалась: – Честно сказать, мне не очень нравится возиться с заготовками впрок. Если и делаю на зиму запасы, то самый минимум. Предпочитаю овощи-фрукты употреблять в свежем виде. Это гораздо полезнее.

– Аа-а… – глупо протянула я, не найдя, что ответить.

И вдруг она, обволакивая меня нереально фиолетовым и добрым светом своих глаз, заговорила:

– Ты послушай. Я тебе сейчас важную вещь скажу, девочка.

Я почему-то сильно заволновалась, даже руки вспотели, как перед контрольной работой.

– Тебя ждет интересная и сложная судьба. Ты обязательно встретишь свое счастье. Это произойдет довольно скоро. У тебя всегда будут самые достойные поклонники, но любить ты будешь только одного, Богом данного человека всю жизнь! – предсказывала мою судьбу фея и вдохновенно убеждала: – Поверь мне, дорогая, я это вижу, как никто другой.

Она вещала в присущей ей театральной манере, при этом глаза оставались серьезными. И я пропиталась ее магическим взглядом, завораживающим голосом, странными фразами, предрекающими будущность, и вдруг поверила! На языке крутился резонный вопрос: «Откуда вы знаете?». Но произнести вслух я ничего не смогла из-за спутанных мыслей и противоречивых чувств, вмиг заблокировавших мои речевые способности.

…Сколько же раз потом я вытаскивала на свет ее слова, пытаясь связать их с действительностью, и так и не смогла до конца понять – права была тогда Генриетта или нет. Вроде, и сказала она совсем немного – а слова ее накрепко врезались мне в память и остались там на всю жизнь. Со временем я поняла: случайных встреч не бывает. Видно, фея была знаком, посланным самой судьбой еще в юности. Ее фразы порою всплывали, проявляясь теми или иными событиями, и заставляли помнить о ней, чудаковатой, но удивительно сердечной и прозорливой старухе…

– Ну что, пошли? – решительно окликнула меня Соня, объявившаяся на крыльце с набитой котомкой и облаченная в новый сногсшибательный бирюзовый купальник.

Мне тут же привиделось волнующееся море и рыжекудрая дива с Сониным лицом, выходящая из пены морской. Этакая Афродита в теле!

– Я готова, – дрожащим голосом пропищала я.

Сейчас у меня было одно желание – окунуться с головой в ледяную воду, лишь бы поскорей остудить свои горящие щеки и уши и унять внутреннее жаркое волнение.

– Ты чего это такая румяная?

Ай да Сонька! Все-то она замечает, все примечает.

Я неопределенно махнула рукой:

– Да так. Просто солнце сильно печет.

Чутье подсказывало мне, что все, о чем мне сейчас поведала фея – это пока моя и только моя тайна.

– Еще бы не печет! Сидишь на солнцепеке. Надеюсь, ты не собираешься сопровождать меня на пляж в таком странном виде? – подтрунивала надо мной подруга, делая надменное лицо и окидывая мои жалкие лохмотья уничижительным взглядом.

Вдобавок эта франтиха на манер Аллы Пугачевой кокетливыми жестами взбивала на затылке свои роскошные локоны.

– Где уж мне с такой цацей тягаться. Мы сейчас с тобой смотримся, как принц и нищий из одноименной книжки.

– Раздевайся давай. А то не поймут. У нас на речке принято появляться в пляжном прикиде.

Делом одной минуты было сбросить с себя майку, штаны и сунуть грязные вещи в пакет. Постираю и верну тете Люсе. Ну их, хозяйские обноски, у меня своих тряпок полон чемодан. Хвост, в отличие от Сони, я решила пока не распускать. С подобранными волосами купаться, по-моему, гораздо разумнее. Во-первых, удобно – при плаванье в глаза ничего не лезет, а во-вторых, не хочется, чтобы намокшие волосы потом повисли жалкими сосульками. Смерив меня оценивающим и одновременно задиристым взглядом, Соня выпалила:

– Ну вот. Теперь хоть на человека стала похожа, а то я прямо боялась, что ты своим рубищем всех собак в округе распугаешь.

– Как мы вам, Генриетта Мирославовна? – спросила она и, красуясь, продефилировала перед ее носом.

Соня совсем не стеснялась пытливого взгляда пожилой особы. Я же стояла в сторонке и чувствовала, что лицо мое все еще горит огнем. Наверное, оно сейчас как раз было под цвет моего красного купальника.

– Хороши. Как юные девы с полотен Левицкого. Только и отличие, что на вас нет помпезных бархатных нарядов.

Видно, фигуры двух молодых малоодетых дев на лоне природы навеяли ей какие-то конкретные образы великого русского портретиста. Мадам вдруг воспылала таким восторгом, что перешла на стих и с упоением начала цитировать не очень складные строки неизвестного нам автора:

Не нимфы ли богинь пред нами здесь предстали?Иль сами ангелы с небес сошли…

Вдруг Соня, не дожидаясь окончания дифирамба, проорала: «Мам, мы ушли!» – своим неожиданным криком заглушая высокую поэзию и поступая, на мой взгляд, совершенно по-варварски.

Мы помахали гостье из прошлого века, оставив ее в некотором замешательстве, и поскакали на речку.

– На голову не забудьте, – донесся нам вслед голос Людмилы Ивановны.

Но мы уже были далеко за калиткой.

Глава 5. Все прелести пляжного отдыха

Мы вышли из нашего проулка. Ярко-желтые огни одуванчиков, густо понатыканные в траве по левой, более солнечной стороне дороги, слепили глаза. Правая же поросла неоднородными растениями: сочной крапивой, бурно цветущим лопухом, иначе говоря – репейником, цепляющимся за все подряд своими сиреневыми колючками, да полутораметровыми стеблями хрена. Хрен с твердолобым упрямством стремился на обочину и выбивался наружу из всех заборных щелей – однако, вырвавшись на свободу, автоматически превращался из культурного растения в «некультурное», а, окончательно одичав, становился банальным сорняком. Изредка во дворах, за оградами, побрехивали собаки, но абсолютно беззлобно, так, для порядка, – видно, только чтобы отметиться на службе. Над скоплением одуванчиков кружились хлопотливые пчелы; парочка даже совершила разведывательный облет над нами – но, не найдя ничего цветочного, убралась восвояси…

– Нехорошо как-то получилось. Тебе не кажется? Генриетта была явно обескуражена, что мы с тобой так резко слиняли. Не удосужились даже дослушать старуху до конца.

– А, ерунда! – беспечно махнула рукой девчонка, отмахиваясь то ли от ос, то ли от меня. – Не переживай. Она никогда не обижается. Если бы мы вовремя не ушли, нам пришлось бы еще д-о-о-о-лго ее оды слушать, – старательно растянула слово Соня, сделав трубочкой губы.

– Можно иногда и потерпеть ради приличия, – настаивала я.

У меня все еще перед глазами стояло сморщенное лицо с частыми пигментными пятнышками и взгляд, светящиеся неземной добротой.

– Понимаешь, нельзя просто делать вид, что тебе интересно. У нашей Генриетты этот фокус не пройдет. Она ведь не терпит фальши. Вот послушай: раньше, когда я качала ей воду из колонки, фея всегда читала мне одно и то же пушкинское четверостишье. Может, ты знаешь?

Урну с водой уронив, об утес ее дева разбила.Дева печально сидит, праздный держа черепок.Чудо! Не сякнет вода, изливаясь из урны разбитой;Дева, над вечной струей, вечно печально сидит.

Я просто задохнулась от восторга, до того мне понравилось плавное и нежное, будто самая лиричная мелодия, короткое стихотворение. Мне тут же захотелось запомнить столь прекрасные строки.

– До чего красиво! Словно вода в ручье журчит. Как там, Сонь? И урну с водой уронив, об утес ее дева разбила…

– Вот и ты уже почти выучила. Я тоже после второго прослушивания стих наизусть знала. А она каждый раз по-новой. Уж не знаю, лейка ей, что ли, эту журчащую тему навевала? Но суть не в этом. Когда Генриетта, наверное, раз в двадцать пятый начала свою декламацию, я возьми да и прерви ее. «Знаю, знаю», – нечаянно закричала я тогда. Ну, ты тоже меня должна понять, я была уже в полном нетерпении. Признаюсь, я, конечно, немножко нервно себя вела…